Музей — квартиру Маяковского на Большой Пресне я посетила, узнав, что это проект "Дочка", посвященный американской дочери поэта – Патриции Дж. Томпсон (Елене Владимировне Маяковской), которая завещала свои архивы музею.

Музей находится на Красной Пресне, в бывшем доходном доме купца Моисея Кочубея, постройки начала 20 века в стиле французского модерна. Здесь Маяковский прожил с матерью и сёстрами в 1913-1915 гг. На тот момент ему было 20 лет, и он учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Его комната была самой маленькой, в ней помещались письменный стол с художественными принадлежностями, венские стулья, тахта, этажерка с книгами и одежная вешалка. Две комнаты занимали мать Маяковского Александра Алексеевна и сестры Людмила и Ольга. Четвертую комнату семья сдавала знакомым или небогатым студентам.

Домашнее хозяйство вела мать Маяковского, Александра Алексеевна, ей помогала Ольга. Другая сестра — Людмила, была занята на службе. Она окончила Строгановское художественно-промышленное училище и поначалу работала корректором в газете, затем реставратором в часовне Донского монастыря и в итоге получила место заведующей аэрографической мастерской на фабрике "Трехгорная мануфактура".

Фото из интернета
Это время было началом его творческой деятельности как художника и как поэта. Он принимает активное участие в художественной жизни Москвы, знакомится с Давидом Бурлюком, Василием Каменским, Велимиром Хлебниковым и входит в группу футуристов "Гилея".
В этой квартире им была написана поэма "Облако в штанах", а в стихотворении "Наполеон и я" поэт говорит:
"Я живу на Большой Пресне,
36, 24.
Место спокойненькое.
Тихонькое".
И хотя семья прожила здесь какое-то время, никаких личных вещей Маяковского и его семьи в музее нет.

Экспозиция музея разделена на две части: первая посвящена поездке Владимира Маяковского в Нью-Йорк в 1925 году и знакомстве с Элли Джонс – матерью Патриции.
Вторая рассказывает малоизвестные подробности жизни Элли и ее дочери, знакомит зрителя с историей Зибертов (семьей Элли, урожденной Еленой Петровной Зиберт).

Весной 1925 года Маяковский объявил своим друзьям и знакомым, что едет в Штаты в творческую командировку. В США его пригласил художник и поэт Давид Бурлюк, который находился здесь в эмиграции, но ему оказалось не под силу преодолеть межгосударственные преграды. В получении визы для въезда в Америку ему помог Исайя Хургин, в то время он
возглавлял в Америке, еще не имевшей дипломатических отношений с Советским Союзом, торговое представительство (зарегистрированное в июне 1924 года как Амторг), приносившее многомиллионные доходы и сыгравшее свою роль в налаживании связей между двумя государствами. Хургин высоко ценил поэзию Маяковского, его талант художника, по приезду он поселил его в своём шикарном доме. Через несколько дней Хургин погибает при загадочных обстоятельствах на рыбалке, за этим считали, виделась "рука Кремля".

Фото из интернета
Мечта посетить США у Маяковского осуществилась, но не только юношеские мечты влекли его сюда. С 1919 года он жил в странной, имевшей скандальную репутацию "семье", которую составляли он, а также Лиля и Осип Брик. На долгие годы Лиля стала возлюбленной и музой поэта, при этом заводила новые романы и новых любовников.
К 1925 году Маяковский окончательно устал от постоянных измен "любимой Лилечки", устал от ревности. Громкое выяснение отношений со слезами и криками становилось нормой их общения. За океаном поэт надеялся отдохнуть от чар и похождений Лили Брик.

Напрямую в США попасть было невозможно, он ехал через Францию, Кубу и Мексику, почти месяц ждал разрешения на въезд.
После приезда он выступал с лекциями о Советской России, новом революционном искусстве, читал стихи в Нью-Йорке, Кливленде, Детройте, Чикаго, Филадельфии, Питтсбурге.

Он был урбанистом, любил большие города и считал, что за ними будущее. Свои впечатления от увиденного Маяковский выражал в своих впечатлениях и очерках, за несколько месяцев он написал больше, чем за это же время в России.

От Нью-Йорка у Маяковского остается двойственное впечатление. Он отмечает расовую дискриминацию, которой не было в России, пишет о существовании взаимно исключающих вещей — существовании сухого закона и возможностью выпить в любом баре, взлётом технического прогресса и мещанским взглядом людей.

"Маяковский много пишет о том, как Нью-Йорк блестит после дождя: и асфальт, и дома. Не забывает и про 10-ю — "Авеню смерти", — которую так назвали из-за множества прохожих, погибших под колесами транспорта. Поразили его и женщины за рулем".

В очерке "Моё открытие Америки" он пишет: "Я люблю Нью-Йорк в осенние деловые дни, в будни. 6 утра. Гроза и дождь. Темно и будет темно до полудня.
Одеваешься при электричестве, на улицах — электричество, дома в электричестве, ровно прорезанные окнами, как рекламный плакатный трафарет. Непомерная длина домов и цветные мигающие регуляторы, движения двоятся, троятся и десятерятся асфальтом, до зеркала вылизанным дождем. В узких ущельях домов в трубе гудит какой-то авантюристичный ветер, срывает, громыхает вывесками, пытается свалить с ног и убегает безнаказанный, никем не задержанный, сквозь версты десятка авеню, прорезывающих Манхэттен вдоль — от океана к Гудзону. С боков подвывают грозе бесчисленные голосенки узеньких стритов, так же по-линеечному ровно режущих Манхэттен поперек от воды к воде. Под навесами — а в бездождный день просто на тротуарах — валяются кипы свежих газет, развезенные грузовиками заранее и раскиданные здесь газетчиками".

На стенде в музее есть титульный лист сборника, который был назван "Солнце", но книгу иллюстрировал Бурлюк, который изменил название на "Солнце в гостях у Маяковского". Поэт был рассержен, но сделать уже ничего было нельзя.
Есть портрет, написанный Бурлюком для газеты. На нём он в своей знаменитой полосатой кофте, а в руках у него манифест "Вперед, в будущее".

Экспозиция напротив посвящена Элли Джонс. С ней Маяковский познакомился на одном из поэтических вечеров, организованных друзьями. Буквально за секунды между поэтом и Элли возникла взаимная симпатия.
Ей был всего 21 год, она была великолепно образованна, знала четыре языка — русский, немецкий, английский и французский. " Это была шатенка с тяжёлым узлом вьющихся волос, высокая, худая, длинноногая, с высоким лбом и тёмными бровями, очень большими голубыми глазами, прямым носом и волевым подбородком. Знавшие её отмечали красиво очерченный выразительный рот, мгновенно выдававший малейшие перемены в настроении".

Маяковский увидел в ней не просто красивую женщину, но женщину достойную и сильную, которая любила Россию. Она действительно была из России.

Елизавета Петровна Зиберт, в будущем Джонс, родилась 13 октября 1904 года в Давлеканове. Ее родители происходили из потомков колонии немецких меннонитов — пацифистской протестантской секты, которую Екатерина II пригласила в Башкирию, чтобы заниматься сельским хозяйством и ремеслами. Семья была зажиточной, после революции семья эмигрировала в Канаду, а Лиза осталась ещё на какое-то время.
Во время голода в Поволжье она устроилась переводчиком в Американскую администрацию помощи, она же ARA, — организацию, которая помогала поволжским голодающим в 1921–1923 годах. Сначала она работала в Башкирии, а в 1923 году перешла в московское отделение ARA. Здесь она познакомилась с сотрудником американской миссии Джорджем Джонсом и вскоре вышла за него замуж, чтобы вместе уехать в Лондон.

Уезжая из Уфимской губернии в 1923 году, Элли взяла с собой сапожки с национальным башкирским узором. Их сохранила ее дочь Патрисия.

В Лондоне им не понравилось, и они перебрались в Америку. Вскоре бывшая россиянка получила американское гражданство и сменила имя.Так Елизавета Зиберт стала Элли Джонс. Однако семейная жизнь не заладилась, они вскоре расстались и каждый жил сам по себе. Какое-то время она работала манекенщицей, демонстрировала драгоценности.

Но вернёмся к их встрече, отношения развевались стремительно. Маяковский понял, что можно не только любить, но и быть любимым. Элли стала для него глотком свежего воздуха. Она не сводила с Владимира восторженных глаз, а в следующие три месяца стала его тенью. Элли сопровождала поэта в университеты, где он сразу же становился центром внимания, и на заводы, где гость из далёкой России общался с рабочими. А ещё они гуляли в парках, сидели в небольших кафе и вели себя довольно безрассудно

Элли воспряла духом после разрыва с мужем, а Владимир вдохнул воздух свободы от удушающей привязанности к Лиле. Они были неразлучны. Близкие отношения их ни для кого не были секретом: Элли не боялась ни слухов, ни сплетен. Лишь однажды выразила она свое недовольство по этому поводу. Случилось это в кемпе "Нит Гедайге": "…Ее возмутило, когда их привели в предназначенную для них палатку с двумя койками, где им было приготовлено жилье… Хотя ее отношения с Маяковским были очевидны… в душе ее боролись любовь, влечение и принципы строгой морали сектантов-меннонитов с их представлениями о грехе и приличии, пусть и внешнем. Элли высказала Маяковскому свое неудовольствие, и они уехали из кемпинга, где предполагали провести несколько дней. Это была их первая серьезная размолвка. Вернувшись в Нью-Йорк, Элли возобновила свою работу в выставочных залах, а Маяковский захандрил. Через три дня позвонил хозяин квартиры и сказал, что мистер Маяковский серьезно заболел, после чего она бросилась к нему, нашла его лежащим на кровати лицом к стенке и, как сказал хозяин, не принимавшим воды и пищи. Произошло примирение. Элли простила ему все вольные и невольные бестактности… Они были счастливы весь октябрь, проведенный вместе.

На стенде есть рисунок Маяковского, который напоминает об этой ссоре и называется "Первая ссора влюбленных".

Есь ещё портреты Элли. Они с Маяковским навещали семью Давида Бурлюка. После обеда она, Маяковский и Бурлюк поднялись на крышу дома, где оба нарисовали ее портрет. К ним присоединился еще один джентльмен — фотограф из газеты.
"Маяковский робел, не хотел показывать Элли свой рисунок — и не показал. Она не понимала, почему. Бурлюк забрал портреты и отдал их поэту, а один — свой — подарил Элли. Рисунок, сделанный Маяковским, она нашла почти через пятьдесят лет (в 1975 или 1977 году) в книге, на которую наткнулась в венском магазине. Мама купила тогда два тома биографии Маяковского, а потом узнала, что существует еще и третий. Заказала его и, когда книгу прислали, наконец ,увидела портрет, смотрящий прямо в душу."
П. Томпсон

Их роман длился три месяца. Всё это время они прожили как бы вне времени и вне пространства. Маяковский сказал: "Только Ты и Я. Больше никого, и мы никому ничего не расскажем".

Подходило время его возвращения в Россию. Денег катастрофически не хватало, всё, что он мог сделать, это оплатить квартиру для Элли на месяц вперёд и купить ей платье и дешёвое пальто на надвигающиеся холода. Но, что интересно, уже потом была обнаружена его переписка с Л.Брик, в котором она просит денег и он частями выслал ей тысячу долларов, при этом ещё и извинялся, что не смог сделать этого раньше. А Элли, до этого, случайно, увидела на его столе телеграмму от Лили "Куда ты пропал? Напиши как живёшь. С кем ты живёшь, неважно. Я хочу поехать в Италию. Достань мне денег".

В день отъезда Маяковский заехал за Элли и они поехали в порт. Она была в толпе провожающих, он едва успел поцеловать ей руку и был оттиснут. Самым большим её желанием было уехать домой и броситься на кровать, но, вернувшись, она увидела, что вся её постель была усыпана незабудками. Когда он это успел сделать и где нашёл цветы в это время года, и на какие деньги? Сам он уезжал в каюте четвёртого класса.
О том, что у них будет ребёнок, они ещё не знали.

В зале экспозиции, посвящённому Элли, висит её портрет с роскошными, распущенными волосами, а под ним экспонат с отрезанной ею косой, после расставания с Маяковским.

Почему она это сделала? Возможно так сильно тосковала по поэту, либо последовала моде?

15 июня 1926 года Эллис родила девочку, которую назвала Патрицией. Маяковский сумел передать со знакомым дипломатом письмо для неё, в котором поздравлял её с рождением дочери и горячо благодарил за подаренное счастье.

В ответном послании Элли сообщала: "Я так обрадовалась Вашему письму, мой друг! Почему не писали раньше? Я ещё очень слаба. Роды были тяжёлые. Писать много не могу. Не хочу расстраиваться, вспоминая кошмарную для меня весну. Слава богу — я жива. Скоро буду здоровой и займусь дочкой. Берегите себя, Владимир. Желаю Вам творческих взлётов и удачи во всех делах! Ваша Элли".

В 1928 году, в Ницце состоялась единственная встреча Маяковского с дочерью, куда она приехала с матерью. Три дня они провели вместе, потом он написал трогательное письмо "Двум Элли" — "Милые, родные мои. Я по вас весь изсоскучился. Мечтаю приехать к вам ещё хотя б на неделю. Примете? Обласкаете? Целую вам все восемь лап. Ваш Вол". Оно было единственным, которое Элли хранила, потому что все остальные она рвала и жгла: боялась и Лили Брик, и НКВД.

Поэт, так и не раскрыл свою тайну – об Элли и дочери знали лишь самые близкие друзья. И только в записной книжке № 67 на чистой странице Владимир Маяковский написал карандашом: "Дочка". Это слово обескураживало и озадачивало биографов в течение десятилетий. Следы американской дочери так бы и затерялись во времени, если бы спустя 60 лет после гибели поэта она не решилась рассказать историю своих родителей и заявить о себе.

Как же она похожа на отца!

При рождении Патриция получила фамилию от бывшего мужа Элли, так возлюбленная Маяковского постаралась сохранить в тайне от всей советской власти наследницу Владимира.
С 9 лет ей было известно, что она дочь Маяковского, но она не рассказывала об этом. Мать, а затем отчим — второй муж Элли, Генри Питерс, — опасались сплетен и возможных опасностей. Только после их смерти она смогла публично заявить, что является дочерью советского поэта, — в 1991 году.

Патриция получила отличное образование, стала дипломированным социологом, работала редактором в издательстве "Макмиллан" и преподавала в Лемановском колледже Городского университета Нью-Йорка.

.
Фото из интернета
В последние годы жизни целиком сосредоточилась на увековечении памяти своего отца и популяризации его творчества. Все воспоминания, рассказанные о Маяковском матерью, сохранились у Елены Владимировны в качестве аудиозаписей. Основываясь на этом материале, она написала книгу "Маяковский на Манхэттене".

Семейная жизнь Елены Владимировны сложилась удачно. Ее сын – успешный адвокат Роджер Томпсон, во многом он похож на своего знаменитого деда.
В 1991 году Патриция вместе с сыном — Роджером Шерманом — впервые приехала в Россию. В Москве они познакомились с родственниками Маяковского, посетили музей поэта на Лубянской площади и его могилу на Новодевичьем кладбище. Впоследствии Патриция много раз приезжала в Россию. Скончалась 1 апреля 2016 года, немного не дожив до девяноста лет.
После смерти она завещала развеять свой прах на Новодевичьем кладбище над могилой отца. Подобным образом она поступила в свой приезд в Россию, тогда она привезла часть праха собственной матери, чтобы похоронить его рядом с могилой русского поэта.

В музее воссозданы кабинет и гостиная американской квартиры Елены Владимировны Маяковской. Посетители смогут ознакомиться с ее архивами – материалами об отце, которые она собирала долгие годы, а также ее научными исследованиями

Я же обратила внимание на коллекцию фигурок и изображения сов, так как сама одно время коллекционировала всё, что связано с этими птицами. Ее часто спрашивали, почему именно совы, — думали, она их собирала как символ мудрости, ведь Патрисия была профессором. Но по натуре ее скорее стоит назвать художником, и ей было интересно, как другие художники воплощали образ этой наполненной символизмом птицы.

Кресло, стул, стол — все это приехало из американской квартиры Елены Владимировны. И телевизор тоже: она работала, а параллельно у нее вещал Russia Today. Она считала себя русской, хотя по-русски и не знала ничего. На полках у нее стояли книжки по марксизму, коммунизму и русской истории.

Фото из интернета
Вот такую историю я узнала в музее. А о другой женщине Владимира Маяковского написано здесь
"Ты не женщина - ты исключение." В.Маяковский и Т.Яковлева