Начало:
Эй, ямщик, гони-ка к "Яру"
Пьер Карден и другие гости гостиницы "Советская"

В фойе перед рестораном "Яръ" размещены 21 фотография самых известных посетителей ресторана "Яръ".

Про некоторых из них мы уже рассказывали.

Самая первая фотография на этой своеобразной "Доске почёта" — Пиша (Олимпиада Николаевна Федорова), о ней я уже рассказывал, самая последняя — Федор Иванович Шаляпин(1873-1938).

Егор Алексеевич Поляков в своих воспоминаниях называл его "буйный Фёдор Шаляпин". Его слова перекликаются с легендой, что Шаляпин использовал ресторан "Яръ" как площадку для повышения интереса к своей персоне. После его выступления с балкона и последующей потасовки с посетителями — в Большой театре наблюдался аншлаг на его выступлениях. Прошло более ста лет, а нравы у современных эстрадных звёзд остались те же самые, но для скандалов уже используются современные средства коммуникаций в виде телевидения и "Интернета".

Согласно очередной легенде именно в ресторане "Яр" состоялась встреча Шаляпина с Фредом Гайсбергом (1873–1951).

Гайсберг был лично знаком с создателем граммофона и граммофонной пластинки Эмилем Берлинером (1851-1929). Долгое время качество записи оставляло желать лучшего. Считается, что первые удачные грампластинки вышли в 1902 году, когда именно Фред Гайсберг записал десять арий в исполнении Энрико Карузо (1873-1921). В России Гайсберг появился впервые в 1901 году как представитель "Gramophone Company". В результате переговоров с Шаляпиным и Собиновым им был заключен контракт на несколько десятков пластинок. Кстати, потом им были записаны цыганские песни еще одной звезды "Яра" — Вари Паниной.

В 1909 году по рекомендации Фреда Гайсберга в Россию приезжает менеджер "Gramophone Company" Фред Тайлер (1873–1966). В своей книге "Records in the making, in Recording Pioneers" он вспоминал: " До сих пор самым ярким эпизодом моей жизни остается встреча в Москве с Федором Шаляпиным, в то время находящимся на пике артистической карьеры... его запись песни о Волге с мужским хором открыла моду на народную музыку во всем мире. Его очень изменчивый темперамент вызывал немало трудностей на оперной сцене, и он не всегда был легок в студиях звукозаписи. Он хотел, чтобы каждая запись была шедевром, и лично руководил каждой деталью, дирижировал оркестром и хором, пока не добивался того, чтобы было сделано по его вкусу. Однажды вечером, когда Шаляпин закончил запись в нашей студии в Москве и получил 500 рублей (около £50) гонорара, он пригласил трех или четверых из тех, кто вел звукозапись, и повез к цыганам прогуливать заработанные деньги…"

Сам Шаляпин в свое книге "Страницы из моей жизни" так вспоминал об "Яре" : "Вне артистического мира — у меня было много знакомств среди купечества, в кругу богатых людей, которые вечно едят семгу, балык, икру, пьют шампанское и видят радость жизни главным образом в этом занятии. Вот, например, встреча Нового года в ресторане "Яр", среди африканского великолепия. Горы фруктов, все сорта балыка, семги, икры, все марки шампанского и все человекоподобные — во фраках. Некоторые уже пьяны, хотя двенадцати часов еще нет. Но после двенадцати пьяны все поголовно. Обнимаются и говорят друг другу с чисто русским добродушием:
— Люблю я тебя, хотя ты немножко мошенник!
— Тебе самому, милый, давно пора в тюрьме гнить!
— П-поцелуемся!
Целуются троекратно. Это очень трогательно, но — немножко противно. Замечательно, что хотя все очень пьяны, но почти никто не упускает случая сказать приятелю какую-нибудь пакость очень едкого свойства. Добродушие при этом не исчезает."

Тайлера и Гайсберга нет среди 21 знаменитых посетителей. Хочется упомянуть певицу, чья слава началась с подмостков в ресторане "Яр", и которой также нет на этой "Доске почёта".

Надежда Васильевна Плевицкая (1884-1940) была приглашена в ресторан "Яр" Судаковым. С точки зрения владельца — купеческий "Яр" имел свои традиции и обычаи, которые нарушать никому не полагалось. Он предупредил молодую певицу о том, чтобы декольте было приличных размеров: "К "Яру" московские купцы возят своих жен, и боже сохрани допустить какое-либо неприличие". Певицу ждал успех, москвичи были в восторге. Осенью 1909 года Плевицкая отправилась в свободное плавание, выступая на различных площадках, в том числе перед императорской семьей. Император Николай Второй называл её "курским соловьём" и подарил ей драгоценный перстень со своей руки, по другой версии одарила певицу императрица бриллиантовой брошью в виде жука.

Уже когда Плавицкая выступала в эмиграции во Франции, то Александр Иванович Куприн в своей рецензии на её выступление от 7 января 1925 года писал: "Чудилось, что какие-то магнетические лучи протянулись и вибрировали в такт от певицы к публике и от каждого зрителя к певице и что только на этой невидимой и невесомой основе Плевицкая ткала прелестные, такие родные, такие нестерпимо близкие узоры русской курской песни. И я видел, как глубокого дна сердца, были потрясены в этот вечер многие молчаливые, суровые слушатели. И как любят Плевицкую! Она своя, она родственница, она домашняя, она — вся русская... Единственно, кого рядом можно поставить с Н. В. Плевицкой, — это Шаляпина. Оба самородки, и на обоих милость Божия."

Примечательно, что в артистической Федора Шаляпина висела ее фотография: осыпанный жемчугами кокошник, подпирающая рука, спелые губы, слепящие зубы и неуклюжие каракули поперек: „Тебе, Федюша“.

Почему фотографии Плевицкой здесь нет, становится ясно, когда прочитаешь отрывок из книги Владимира Руги и Андрея Кокорева "Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века": "Надежда Плевицкая с успехом отработала сезон 1908/09 года, и журнал «Подмостки» написал о ней: «...сразу как-то выдвинулась и стала пользоваться широкой популярностью в шантанном мире. Последние два года считается одним из боевых номеров – крупное жалование, масса поклонников... Нашла свое истинное призвание в русской бытовой песне». Правда, на следующий год Судакову пришлось судиться со «звездой»: в нарушение подписанного контракта Плевицкая отказалась продолжить выступления в «Яре», а перешла в театр «Буфф». Для оправдания в ход было пущено заключение врача, что «негигиенические условия загородных ресторанов могли вредно отразиться на здоровье артистки». Однако свидетели показали, что в тот же период Плевицкая гастролировала по разным городам и пела в таких же «негигиенических» условиях. Пришлось ей заплатить Судакову 500 рублей."

Вторая фотография на стенде принадлежит единственному представителю российских промышленников и купцов Савве Тимофеевичу Морозову (1862 -1905). На сайте ресторана "Яръ" размешена следующая история про Савву Морозова: "Одним из завсегдатаев «Яра» был Савва Морозов.Как-то зимой подъезжает он к любимому ресторану (это было еще до его перестройки), а его и не пускают. Какой-то купчик гуляет — ресторан снял «на откуп» (банкетное обслуживание, то есть). Морозов тогда набрал какой-то голытьбы, привел к ресторану и велел ломать стену — «плачу за все». Стену ломают, Савва Тимофеевич в тройке сидит, ждет, значит, чтобы на вороных и заехать. На уговоры не поддается. Полицию вызывать тоже не хочется — постоянный клиент, столько денег уж оставил в ресторане. Кое-как его уговорила цыганка из хора не рушить ресторацию".

Остальных представителей купечества на "Доске почёта" нет, а ведь ресторан "Яр" был очень популярен среди купцов, чего только ими не вытворялось. Для завоевывания сердца цыганской красавицы соперники могли для куража заказывать из Парижа по телеграфу всевозможные деликатесы, из Италии — вагон цветов.

В 1911 году ресторан "Яр" посетил американский журналист и автор криминальных и фантастических романов Рой Нортон (1869–1942), который побывал во многих странах, но даже его поразило произошедшее в "Яре". Некий кутила решил сыграть прямо в обеденном зале в футбол, только вместо мяча использовались тепличные ананасы. В ту зиму они стоили порядка 44 рублей (22 доллара) за штуку. На современные цены — около 1000 долларов за штуку. Перелистнем еще несколько страниц книги "Черный русский: История одной судьбы": "Он заказал их целый воз и принялся пинать в разные стороны, разбивая фарфоровую посуду, опрокидывая столы и проливая импортное шампанское. Счет, который ему с улыбкой вручил хозяин заведения, якобы составил 30 000 рублей, или около 750000 сегодняшних долларов. Фредерик сообщил Нортону, что «каждый месяц бывает где-то по пятьдесят оплаченных за один вечер счетов средним размером в семь тысяч пятьсот рублей каждый".

Стандартными были развлечения с использованием концертного рояля. То из него делали "аквариум" — наливали туда воды и пускали рыбок, то организовывали "Амурские волны" — наливали в рояль шампанское и выпускали из жестяной баночки в плавание сардин в масле.

Бывший старший метрдотель Алексей Федорович Натрускин в своих мемуарах в журнале "Ресторанная жизнь" много рассказал о нравах купцов в ресторане "Яр". При этом старался использовать только инициалы посетителей: "Ездил еще к «Яру» некто М. Он проживал большие деньги и всегда бывал один. Он занимал кабинет, требовал хоры, оркестры. Наслушавшись вволю, приказывал всем удалиться. Затем закажет кушаний, порций сорок, а сам из веревок делает шатер, то есть привязывает их к люстре, и к каждой веревке привязывает кушанье: филей, цыпленка, утку, вальдшнепа и т. д. И вот, привязавши все кушанья, садится в шатер. С них на него капает масло, а он сидит и только посмеивается..."

"А в карты, какую, бывало, здесь же во время ужина вели игру?! До ста тысяч бывало в банке… А как запретили игру в карты, один из компании, Н. Н. Дм-в, предложил другую игру: стрельбу в цель из воздушных пистолетов. Компания согласилась, и вот стали заниматься стрельбой в цель: по тысяче рублей за лучший выстрел. Таким-то манером этот самый Дм-в, бывши отличным стрелком, выиграл у К. целое состояние"...

"В 1894 — 1896 годах бывал с компанией в «Яре» Карл Александрович П... Всегда начиналось с фриштека, продолжением был обед, ужин и ночная попойка. На каждый день вырабатывалась особая программа. Сегодня поет русский хор, завтра — цыганский хор и оркестр знаменитого Спевако, венгерский хор, затем ужин с певицами до тех пор, пока опять наступит утро. И все-таки все ему надоедает наконец. Любимым занятием его было приказать позвать постового городового, полотеров, дворников и швейцаров. Каждому даст, бывало, в руки по палке вместо ружья, а сам лично начинает командовать. Все делают ружейные приемы, маршируют. Каждого в отдельности проверит в знании ружейных приемов. Если кто выполнит хорошо, тому давал в награду от одного до десяти рублей. Уже в семь часов утра от ямщика Любутина присылали тройки. Мое дело было взять с собой закуску, вино и фрукты, чтобы всего хватило, да еще оркестр Спевако, певиц и все, и вся. Вместе с надлежащим запасом отправлялись в село Архангельское, в имение Юсуповых. Только что приближаемся к селу, как мужички уж знают, кто едет, и звали они его благодетелем. Выбираем уютное место в роще и располагаемся на траве. Тут-то опять начинается настоящая попойка под музыку оркестра, вообще пение и пляски. Затем вся компания отправляется купаться, а мужички тем временем приготовляют постель из свежего сена. Выкупавшись, ложатся спать. Наступает опять ночь, и из Архангельского все едем в «Яр». Мне приходилось иногда быть в ресторане по три дня, не снимая фрака".

У богатеев были свои причуды. Миллионер -текстильный фабрикант Михаил Алексеевич Хлудов (1843–1885) приходил в «Яръ» в сопровождении ручной тигрицы. С одной стороны он был человеком большой храбрости, граничащей с авантюризмом. Первым из русских купцов приехал в Бухару в 1863—1865 годах, не скрывая своего происхождения, затем был одним из первых в Коканде и Афганистане. Видимо оттуда вывез любовь к ручным тиграм, которые свободно разгуливали по его особняку. С другой стороны был сумасбродом, было у Хлудова прозвище — "Страшилище Первопрестольной".

Он стал прообразом нескольких литературных героев. Хлынов в комедии "Горячее сердце" Александра Николаевича Островского, Хмуров в романе "На далёких окраинах" Николая Николаевича Каразина (1842-1909).

В рассказе "Чертогон" Николая Семёновича Лескова, изданном в 1879 году, главный герой Илья Федосеевич списан с отца Михаила Алексеевича Хлудова — Алексея Ивановича Хлудова (1818-1882). Сам рассказ большей частью посвящен нравам толстосумов в ресторане "Яр":

"А дядя вдруг словно повершил что-то в уме и начинает отдавать кучеру одно за другим приказания: " Направо, налево. У «Яра» – стой! "Вижу, из ресторана много прислуги высыпало к нам, и все перед дядею чуть не в три погибели гнутся, а он из коляски не шевелится и велел позвать хозяина. Побежали. Является француз – тоже с большим почтением... Слуг целая толпа высыпала навстречу и берут дядю под руки, а сам француз на крыльце салфеткою пыль у него с панталон обил... Ярко освещенный ресторан работал: музыка гремела, а цыгане расхаживали и закусывали у буфета... Опять хохот, опять шум, и так до потери моего сознания... Было сражение и рубка лесов: слышался треск, гром, колыхались деревья, девственные, экзотические деревья, за ними кучею жались в углу какие-то смуглые лица, а здесь, у корней, сверкали страшные топоры и рубил мой дядя, рубил старец Иван Степанович… Просто средневековая картина. Это «брали в плен» спрятавшихся в гроте за деревьями цыганок, цыгане их не защищали и предоставили собственной энергии. Шутку и серьез тут не разобрать: в воздухе летели тарелки, стулья, камни из грота, а те всё врубались в лес, и всех отважнее действовали Иван Степаныч и дядя.Наконец твердыня была взята: цыганки схвачены, обняты, расцелованы, каждый – каждой сунул по сторублевой за «корсаж», и дело кончено… Публика не разъезжалась, не прощалась, а просто исчезла; ни оркестра, ни цыган уже не было. Ресторан представлял полнейшее разорение: ни одной драпировки, ни одного целого зеркала, даже потолочная люстра – и та лежала на полу вся в кусках, и хрустальные призмы ее ломались под ногами еле бродившей, утомленной прислуги."

Хотя Лескова нет среди почётных посетителей, но думается такое описание мог дать только бывавший в ресторане.

Не только Лесков вспоминал ресторан "Яр" в своих произведениях, но в отличие от "Чертогона" в них упоминался ресторан на старом месте. С другой стороны считается, что ресторан в Петровском парке является прямым продолжателем традиций изначального "Яра" и портрет Александра Сергеевича Пушкина( шестой в верхнем ряду) среди почётных гостей лишний раз подчёркивает это. А любимое блюдо поэта холодный сладкий суп из ревеня и малины теперь входит в меню ресторана «Яръ» под названием "десерт Пушкина".

Седьмой портрет в верхнем ряду принадлежит писателю Владимиру Алексеевичу Гиляровскому (1855- 1935). Именно он в своей книге "Москва и Москвичи" в главе "Трактиры" написал крылатую фразу: "Купцы обыкновенно в трактир идут, в амбар едут, а к "Яру" и вообще "за заставу" — попадают!"

"Дядя Гиляй" вспоминал о жалобах купцов , загулявших на неделю, а затем с похмелья жалующихся: "Ох, трудна жизнь купецкая: день с приятелем, два с покупателем, три дня так, а в воскресенье разрешение вина и елея и — к "Яру" велели..." Сложилась традиция: "Если уж какая — нибудь компания и увлечется лишней чаркой водки благодаря "хренку с уксусом" и горячей ветчине, то вовремя перебирается в кабинеты к Бубнову или в "Славянский базар", а то и прямо к "Яру".

Первая фотография во втором ряду принадлежит Ивану Сергеевичу Тургеневу (1818-1883). В своём рассказе "Несчастная", опубликованном в 1868 году, он упоминает ресторан "Яр": "У Яра нас провели в особую комнату, подали ужин, принесли шампанского. Виктор рассказал нам со всеми подробностями, как он в одном приятном доме встретил этого офицера-гвардейца, очень милого малого и хорошей фамилии, только без царя в голове; как они познакомились, как он, офицер то есть, вздумал для шутки предложить ему, Виктору, играть в дурачки старыми картами, почти что на орехи и с тем условием, чтоб офицеру играть на счастие Вильгельмины, а Виктору на свое собственное счастие; как потом пошло дело на пари."

Лев Николаевич Толстой (1828-1910) в своей повести "Юность" вспоминал об "Яре": Обедать мы решили у Яра в пятом часу... Дубков и Володя знали у Яра всех людей по имени, и от швейцара до хозяина все оказывали им большое уважение. Нам тотчас отвели особенную комнату и подали какой-то удивительный обед, выбранный Дубковым по французской карте. Бутылка замороженного шампанского, на которую я старался смотреть как можно равнодушнее, уже была приготовлена."

Интересно, что ресторан "Яр" стал единственным местом в Москве, если верить очередной городской легенде, где Льва Толстого пускали безо всяких обиняков, в отличие от других мест, где требовалось соблюдение определённого дресс-кода.

Александр Иванович Герцен (1812 — 1870) вспоминает в "Былом и думах" как он и Николай Платонович Огарёв (1813-1877) "отправились обедать к "Яру". У меня был золотой, и у Огарева около того же. Мы тогда еще были совершенные новички и потому, долго обдумывая, заказали ouka au champagne 137, бутылку рейнвейна и какой-то крошечной дичи, в силу чего мы встали из-за обеда, ужасно дорогого, совершенно голодные..."

Еще на старом месте 27 января 1831 года Александр Сергеевич Пушкин, Евгений Абрамович Баратынский, Петр Андреевич Вяземский и Николай Михайлович Языков поминали скончавшегося 14 января своего общего друга поэта Антона Дельвига. Но в отличие от Пушкина их портретов нет.

Третья фотография во втором ряду принадлежит Александру Александровичу Блоку (1880-1921). В дни душевных смятений Блок в одиночестве совершал длительные прогулки, которые часто завершались посещением ресторанов или пивных. Возможно, что стихотворение "В ресторане", написанное в апреле 1910 года, создано под впечатлением от цыган ресторана "Яр":

Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи...

Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка...
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка...

Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: "Лови!.."
А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви.

Антон Павлович Чехов (1860-1904) — шестой во втором ряду, прямо под Пушкиным. Он любил бывать в "Яре" и "Стрельне" В письме Алексею Сергеевичу Суворину от 5 марта 1889 года он писал: "Вчера ночью ездил за город и слушал цыганок. Хорошо поют эти дикие бестии. Их пение похоже на крушение поезда с высокой насыпи во время сильной метели: много вихря, визга и стука…"

Лев Николаевич Толстой с удовольствием слушал игру и пение Егора Алексеевича Полякова, который в очерке "Истёртый гриф" писал о знаменитостях, бывавших в "Яре": " Жизнь у "Яра" ... связалась с несколькими сотнями московских цыган и многими известными именами "гостей" — "цвета российской интеллигенции", писатели — Станюкович и Боборыкин, "всероссийский златоуст" Плевако, художник Коровин (мы не раз ездили с ним на Синявское озеро рыбу удить) ... и другие. Как в тумане, стоят в моих воспоминаниях толпы бражничавших в кабинетах знаменитостей, как проклятие, рисуются "ночи безумные, ночи бессонные", и лихачи, и встреча солнца на Воробьевых горах, и завтраки в "Праге".

Писатели Константин Михайлович Станюкович(1843-1903) и Пётр Дмитриевич Боборыкин (1836- 1921), художники Константин Алексеевич Коровин (1861-1939), Михаил Александрович Врубель (1856-1910), Илья Ефимович Репин (1844-1930), братья Виктор Михайлович Васнецов (1848 -1926) и Аполлинарий Михайлович Васнецов(1856-1933), а также известные путешественник Николай Михайлович Пржевальский (1839-1888) и театральный режиссёр Константин Сергеевич Станиславский(1863-1938) были знаменитыми посетителями ресторана "Яр", но на "Доске почёта" их фотографий нет.

Зато есть писатели Максим Горький(1868 — 1936), Сергей Александрович Есенин (1895 — 1925), кстати у него есть повесть "Яр", только она совсем не про ресторан, Леонид Николаевич Андреев (1871 -1919), Валерий Яковлевич Брюсов (1873-1924), Константин Дмитриевич Бальмо́нт (1867-1942) и Александр Иванович Куприн (1870 -1938), а также художник Исаак Ильич Левитан (1860 -1900).

Третья фотография в вернем ряду принадлежит Григорию Ефимовичу Распутину (1869- 1916). С его именем связан грандиозный пьяный дебош, устроенный 26 марта (8 апреля) 1915 года в ресторане «Яр» в Москве. Существует официальный полицейский отчёт, который правда появился спустя 10 недель после посещения Распутиным Москвы, в котором говорится: " 26 марта сего года, около 11 час. вечера, в ресторан «Яр» прибыл известный Григорий Распутин вместе с вдовой потомственного почетного гражданина Анисьей Ивановной Решетниковой, сотрудником московских и петроградских газет Николаем Никитичем Соедовым и неустановленной молодой женщиной. Вся компания была уже навеселе. Заняв кабинет, приехавшие вызвали к себе по телефону редактора-издателя московской газеты «Новости сезона», потомственного почетного гражданина Семена Лазаревича Кугульского и пригласили женский хор, который исполнил несколько песен и протанцевал «матчиш» и «кэк-уок». По-видимому, компания имела возможность и здесь пить вино, так как опьяневший еще больше Распутин плясал впоследствии «русскую», а затем начал откровенничать с певичками в таком роде: «Этот кафтан подарила мне „старуха“, она его и сшила», а после «русской»: «Эх, что бы „сама“ сказала, если бы меня сейчас здесь увидела». Далее поведение Распутина приняло совершенно безобразный характер какой-то половой психопатии: он будто бы обнажил свои половые органы и в таком виде продолжал вести разговоры с певичками, раздавая некоторым из них собственноручные записки с надписями вроде «люби бескорыстно», прочие наставления в памяти получивших их не сохранилось. На замечания заведующей хором о непристойности такого поведения в присутствии женщин Распутин возразил, что он всегда так держит себя пред женщинами, и продолжал сидеть в том же виде. Некоторым из певичек Распутин дал по 10—15 руб., беря деньги у своей молодой спутницы, которая затем оплатила и все прочие расходы по «Яру». Около 2 часов ночи компания разъехалась".

Ряд исследователей считает, что дебош устроил двойник Распутина. Но в ресторане "Яр" Вам покажут ложу, где пьянствовал Распутин и зеркало, разбитое им, и после восстановления состоящее из трёх частей.

Если бы не имя Распутина, то дело обошлось бы уплатой определённой суммы и на этом бы всё закончилось.

Кстати, седьмая фотография во втором ряду принадлежит убийце Распутина — Феликсу Феликсовичу Юсупову, графу Сумарокову-Эльстон (1887-1967). Любил убивец цыганское пение и ради него наезжал время от времени в Москву.

В "Яре" бывали персоны гораздо чуднее Распутина. Про купцов мы уже читали, еще раз обратимся к Натрускину: "В 1881 году ездила к «Яру» скандальная компания под названием «Черные валеты» — Брюханов, знаменитый Шпеер, Троян Калустов. В одно прекрасное время вечером несут гроб, впереди — певчие. Остановились около «Яра» на Петербургском шоссе. Певчие пропели литию, и затем гроб поднесли к подъезду «Яра», а из гроба встал Брюханов. Он и его провожатые отправились в ресторан, а процессию отпустили по домам. Началась попойка, хоры и оркестр. Для посторонней публики приходилось закрывать двери."

Знаменитый адвокат, "московский златоуст" Федор Никифорович Плевако (1842 -1908) — на четвертой позиции в нижнем ряду фотографий. Значит не держат в ресторане на него обиду, что когда-то Плевако наградил "Яръ" прозвищем "прокурорский сад". Мол зреют в этом саду уголовные фрукты. Приходит срок, приходит в сад прокурор, снимает созревшие и кладет в корзину.

Напоследок еще раз заглянем на один из этажей гостиницы "Советская", где находится огромное яйцо Фаберже. Видимо не случайно Театр-шоу Ирины Князевой «Яръ», выступающий в ресторане "Яр", назвал одну из своих программ "Фаберже", а известнейшие всему миру легендарные ювелирные произведения послужили вдохновением для её создания.