Рим в октябре был переменчив, как настроение подростка, каждое утро он представал перед нами разным. То по-летнему жарким и приветливым под изумительно красивым синим небом с облаками-барашками. То прохладным и свежим, отчего в сероватом отсвете дня очертания и краски города были особенно выразительны.
И только с Ватиканом нам конкретно не повезло, потому что в тот день, когда мы собрались посетить сие государство, разверзлись хляби небесные. Старинное и подзабытое выражение, но лучше не скажешь. Лило не на шутку.
Надо отдать должное Тибру, в пасмурную погоду он смотрелся намного лучше, чем в обычные солнечные дни.
В завесе дождя мосты, терракотовые стены зданий и слегка прихваченная осенним увяданием листва деревьев на берегу прорисовывались, как на картине импрессиониста. Успокаивали задумчивой и немного строгой красотой.
Из головы исчезли мысли о "пыльных, истертых временем камнях Вечного города". Тёмная и мокрая, посверкивающая под ногами мостовая напоминала, скорее, мрамор парадных дворцовых залов.
И силуэты ангелов на фоне серых небес выглядели преувеличенно печально и изящно. При ярком солнце совсем другой эффект.
Всё бы ничего, но каково стоять более часа под ливнем в унылой очереди, по периметру опоясавшей площадь Святого Петра... Желающих попасть в главный собор католического мира из-за плохой погоды меньше не стало.
Выбора, однако, не было, назавтра мы отбывали в другой регион Италии, и на посещение базилики Св.Петра оставался единственный день. По очереди прячась в полукруглых колоннадах, обрамляющих площадь, мы героически отстояли (или выстояли) своё право на вход.
Отношение к Собору Св. Петра у меня, как человека не выцерковленного и умеренно верующего, неоднозначное. С одной стороны, я понимаю, что это великая святыня, но с другой, вижу в ней прежде всего важнейший исторический памятник. Или самый большой музей христианского величия, символ господства католической веры.
Итак, примем понятие "священный музей"? Несколько поколений гениальных мастеров, таких как Рафаэль и Микеланжело, Браманте и Бернини трудились над созданием и оформлением сего архитектурного шедевра.
Чтобы разобраться и понять всё, что предстоит увидеть внутри собора, нужен километровый путеводитель или подробный аудиогид. Но мало кто ходит с наушниками или уткнувшись в страницы справочника, всего ведь не выучишь, как на уроке.
Да, это и не нужно, мне кажется. Не лучше ли просто наслаждаться изяществом статуй и алтарей, богатством и великолепием надгробий, поражаться громадности интерьера и гармонии его пропорций.
Масштабы собора столь грандиозны, что когда попадаешь внутрь, тебя буквально накрывает серое с золотом, сияющее, уходящее вдаль пространство, в котором совершенно теряются люди. То, что еще у входа было толпой, оборачивается россыпью еле заметных точек и размытых в полумраке фигурок.
Чтобы исследовать все доступные уголки собора нужно несколько часов, а уж изучить... Даже текст Википедии, посвящённый Собору Св.Петра впечатляет объёмом и количеством сведений. Я не буду заниматься его копированием или переработкой, в конце концов, каждый решает сам, что он хочет увидеть и чего ждёт от посещения этого грандиозного места. Я ждала Пьетý.
Не все знают, что значит слово "пьета", или, скажем так, не каждый признается, что был не в курсе ;-) Пьетá или Пиета — это изображение Девы Марии в момент, когда она прощается с мёртвым Христом. Сцена, многократно повторяемая в иконографии, скульптуре и живописи.
Термин происходит от итальянского pietà — жалость. В русском языке чаще употребляют слово "оплакивание", но в каноническом плане, для "Оплакивания" предусмотрены иные изображения — тело Иисуса, снятого с креста, лежит на земле, окружённое группой из семи человек.
Пьета — другое, здесь только Мать и Сын, без движения и без попытки повествования — просто смотри и чувствуй, печалься, молись... К этой сцене, изображающей Христа на коленях у скорбящей матери обращались Ван Гог, Тициан, Рогир ван дер Вейден, и Микеланжело Буонарроти.
Пьета Микеланжело находится в первой капелле правого нефа. Она безупречна! Трудно поверить, что мастер создал это изваяние в возрасте 24 лет. Или нетрудно...он ведь был гением. Само решение, идущее вразрез с общепринятыми канонами, необычно и гениально.
Ведь в Евангелии нет таких строк, в которых говорилось бы о минутах, когда Мария оставалась одна с мертвым Иисусом. Микеланджело же считал, что только таким образом, без второстепенных персонажей, можно показать всю тяжесть горя матери, всю силу испепеляющего одиночества.
То же касается и внешности Марии. Богоматерь во время Оплакивания принято изображать измученной, увядшей, обезображенной страданием. Микеланжело сделал её молодой, во всей прелести неувядаемой юности. Красота Марии представлена как бы вне времени и при этом неотделимой от страданий и глубочайшей скорби, какую только может испытать материнская душа.
И третье чудо, совершенное мастером: неподвижную, застывшую сцену последнего прощания он сумел сделать динамичной. Живыми кажутся черты лица Богоматери, еле уловимый жест её руки и изломанные складки плаща, которые оттеняют наготу безжизненного тела Христа.
Копии ватиканской пьеты находятся во многих католических храмах, на самых разных континентах. А подлинник скульптуры — здесь, в Ватикане, правда, после печального акта вандализма в 1972 году, коснуться её невозможно. Пьета защищена пуленепробиваемым стеклом.
