В мае 1504 года на своде Сикстинской капеллы появилась трещина, капеллу пришлось закрыть на шесть месяцев для реконструкции, в ходе которой укрепили южную стену, а треснувший потолок заделали кирпичами и известковым раствором. Папа Юлий II пожелал, чтобы поврежденный свод капеллы, декорированный под небо с золотыми звездами на синем фоне, был расписан заново. Договор на выполнение этой грандиозной работы был заключен с Микеланджело Буонарроти 8 мая 1508 года и первые месяцы он был занят разработкой исходных рисунков и картонов, строительством лесов собственной конструкции и подготовкой поверхностей под роспись.

Юлий II хотел видеть изображение Христа над парадным входом в Сикстинскую капеллу, апостолов по краям потолка в двенадцати треугольниках и заполненную геометрическим орнаментом центральную часть свода. Но Микеланджело добился от папы разрешения изменять иконографию по собственному желанию, заявив, что «фрески с апостолами — бедная вещь, так как апостолы были сами бедны». Художник решил увязать роспись потолка с созданными ранее настенными фресками на сюжеты из Нового и Ветхого Заветов, имеющие отношение к Христу и Моисею. Программа росписи Микеланджело основывалась на главном труде Августина Блаженного «О граде Божьем», в котором богослов трактует историю человечества как планы и намерения Бога. Исходя из библейской истории еврейского народа, Августин говорит о «первом возрасте истории мира», состоящем из двух эпох: от Адама до Великого потопа и от Ноя до Авраама.

В центральной части потолка Сикстинской капеллы Микеланджело написал 9 фресок по эпизодам из Книги Бытия от истории о сотворении мира до опьянения Ноя. Основоположник современного искусствознания Джорджо Вазари в монументальном труде «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» пишет: «Буонарроти скорее композицию подчинял фигурам, чем фигуры — композиции, довольствуясь тем, чтобы выполнить фигуры, обнаженные и одетые, с таким совершенством рисунка, что никогда не создавалось и создать невозможно произведения столь превосходного, да и подражать ему очень трудно. Оно было и теперь является светочем нашего искусства, столько пользы и света принесло оно живописи, что хватило его, чтобы осветить весь мир, пребывавший во мраке сотни лет. Живописцу не к чему больше искать новизны или изобретательности, новых поз или драпировок, новой выразительности или разнообразия, ибо все совершенства мастерства уже явил Микеланджело. Но и для человека есть тут чему изумляться при виде красоты фигур, совершенства ракурсов, изумительнейшей округлости очертаний, исполненных стройности и изящества, чудесной пропорциональности, особенно заметной в прекрасных нагих фигурах; каждой из них он, обнаруживая крайнюю степень и совершенство мастерства, придал свой возраст, свое выражение, свою форму лица, равно как и различие линий: кому больше стройности, кому более полноты в теле, при великом разнообразии прекраснейших поз».

Фрески свода Сикстинской капеллы Ватикана

Тема первой группы из трех центрально потолочных фресок — создание Богом Небес и Земли, которая состоит из трех изображений: «Отделение света от тьмы», «Сотворение светил и планет», «Отделение суши от вод». Читаем в «Жизнеописаниях» Вазари: «Обнаруживая совершенство искусства и величие Божие, Микеланджело изобразил на первой из картин отделение света от тьмы, причем здесь показана мощь Бога, ибо он держится без опоры на распростертых руках, являя любовь и разум. На второй — с необыкновенной уверенностью и изобретательностью написал он Бога, творящего солнце и луну, причем опорою ему служат младенцы-ангелы; он очень выразителен благодаря ракурсу ног и рук. На той же картине, благословляя землю и творя животных, он улетает, на этот раз в ракурсе дана вся его фигура, и пока идешь по капелле, непрестанно он движется и поворачивается в разных направлениях. Так же и на той картине, где Бог отделяет воды от земли, прекрасны фигуры, остроумно изобретенные, достойные только божественных рук Микеланджело». При изображении одеяний Бога традиционно использовался синий цвет, но папа Юлий II выделил недостаточную сумму для приобретения дорогого ультрамарина, и Микеланджело вышел из положения, избрав для одежд Творца лиловый цвет.

Потолочные фрески Сикстинской капеллы Ватикана «Отделение света от тьмы», «Сотворение светил и планет», «Отделение суши от вод»

Тема второй группы из трех центрально потолочных фресок — история Адама и Евы, которая состоит из трех изображений: «Сотворение Адама», «Сотворение Евы», «Грехопадение и изгнание из Рая». В «Жизнеописаниях» Вазари пишет: «Далее следует сотворение Адама, где он изобразил Бога, несомого группою ангелов, нагих и юных, которые поддерживают на себе как будто не только его, но всю тяжесть мира; поклонения достойна его величавость, движением одной руки он как будто опирается на ангелов, а другую протягивает Адаму, красота которого, поза, очертания и достоинства таковы, точно он заново сотворен высшим и первым своим создателем, а не кистью и рисунком человеческими. Вслед за ней идет картина, где из ребра Адамова является на свет мать наша Ева, оба они нагие, он — полумертвый, ибо объят сном, она — живая и бодрствующая по соизволению Божию. Кисть искуснейшего мастера всецело показала, как сон отличен от бодрствования и сколь отчетливо и явственно величие Божие в его человеческом обнаружении. Потом следует Адам, соблазняемый полуженщиной-полузмеей, вкушающий в яблоке нашу и свою гибель, и на той же картине — изгнание его и Евы из рая, где в фигуре ангела величественно и благородно олицетворена покорность приказу Господа, в позе Адама — раскаяние в грехе и страх смерти, у женщины — стыд, унижение и просьба о помиловании; но по тому, как обхватила она себя ручками, скорчив пальцы и подбородком прижавшись к груди, как она повернула голову к ангелу, больше становится заметным страх перед наказанием, чем надежда на милость Божию».

Читаем в «Истории живописи» русского художника и историка искусств А.Н. Бенуа: «В росписи Сикстинской капеллы Микеланджело точно нарочно, точно издеваясь над прошлым, дал колоссальнейшее в мире живописное целое и при этом совершенно пренебрег пейзажем. В нескольких плафонах он принужден был означить для пояснения сюжета место действия, но в этом он ограничился до крайности скудными (всегда вполне отвечающими назначению) намеками. В сцене «Грехопадения» Микеланджело должен был, по самому требованию сюжета, изобразить хотя бы одно из всех дерев рая — Древо Познания, а рядом с другой стороны пустыню, по которой плетутся изгнанники. Но представив то и другое в предельном упрощении, он уже не счел нужным прибавить ни единой украшающей черты. В «Сотворении Евы» райская растительность сводится к одному обрубленному стволу, а в последних сценах вся пейзажная часть исчезает вовсе, если не считать кусочка земной поверхности, с которой приподымается к жизни исполин Адам. Где цветы и произрастания, рыбы, звери и птицы Дней Творения? Один лишь дух Божий витает в пустом пространстве и точно только затевает сооружение всей сложности мира».

Потолочные фрески Сикстинской капеллы Ватикана «Сотворение Адама», «Сотворение Евы», «Грехопадение и изгнание из Рая»

Изображение с фрески «Сотворение Адама» часто используется в современной рекламе компаниями всего мира: немецкий производитель спортивной одежды и обуви Adidas, итальянский производитель продуктов питания Barilla, американская компания Coca-Cola, датская корпораций LEGO, американский спортивный канал FOX Sports и даже правительство Москвы.

Авторский коллаж использования фрески «Сотворение Адама» в современной рекламе

Тема третьей группы из трех центрально потолочных фресок — история Ноя, которая состоит из трех изображений: «Жертвоприношение Ноя», «Всемирный потоп», «Опьянение Ноя». В «Жизнеописаниях» Вазари пишет: «Не менее прекрасна сцена жертвоприношения, где один несет дрова, другой, склонившись, раздувает огонь, третьи режут жертву; сделана эта сцена не менее внимательно и тщательно, чем другие. Таково же искусство и талант в картине потопа, где показана разного рода смерть людей, которые вне себя от ужаса тех дней, разными путями, напрягая последние силы, ищут, как спасти свою жизнь. И на лицах их написана борьба жизни и смерти не менее чем страх, ужас и готовность на все. Видна здесь и сострадательность многих, один другому помогает выбраться на скалу в поисках спасения; среди них есть один, который, взяв в руки полумертвого, старается изо всех сил спасти его; сама природа не могла бы дать лучшей картины. Нельзя рассказать, как хорошо передана история Ноя, как, опьянев, лежит он, раскрывшись, и перед ним сыновья, один смеется, двое других его прикрывают; сюжет и мастерство несравненные, которые никем не могут быть превзойдены, разве только самим Микеланджело».

Потолочные фрески Сикстинской капеллы Ватикана «Жертвоприношение Ноя», «Всемирный потоп», «Опьянение Ноя»

На парусах сводов с обеих сторон и в торцах капеллы Микеланджело поместил самые большие фигуры: двенадцать персонажей, олицетворяющих предвидение будущего Спасения: семь пророков Израиля и пять сивилл Древнего Мира, их имена значатся на табличках под постаментами. Читаем в «Жизнеописаниях» Вазари: «Как будто еще более вдохновляясь от сделанного им, воспрянул он и явил себя еще большим художником в пяти сивиллах и семи пророках, каждый из которых высотою в пять локтей с лишком; позы одна на другую не похожи, складки тканей красивы, одежды их разнообразны; словом, все сделано с изобразительностью и искусством чудесным, и если кто вдумается в их чувства, они покажутся божественными. Можно здесь видеть Иеремию, он скрестил ноги, одной рукой схватился за бороду, опершись локтем о колено, уронил другую руку и склонил голову так, что явственно заметны его меланхолия, задумчивость, размышление и горькие мысли о своем народе. Так же хорошо сделаны детские фигуры сзади него, равным образом и сивилла, от него первая к двери, в ней Микеланджело хотел передать старость и помимо того, что закутал ее в ткани, показал охлаждение крови ее от времени еще тем, как она читает и, имея уже слабое зрение, подносит книгу к самым глазам. Рядом с нею Иезекииль, пророк-старик, он исполнен движения и красоты, его окутывают одежды, в одной руке держит он свиток с пророчествами, другую приподнял и повернул голову, как будто собираясь говорить о вещах высоких и великих, позади него два младенца протягивают ему книги. За ними следует сивилла, составляющая противоположность упомянутой нами выше сивилле Эритрейской, ибо, держа в отдалении книгу, она собирается перелистать страницу и, положив ногу на ногу, замкнувшись в себе, величественно размышляет, что ей написать, пока находящийся позади нее и раздувающий огонь младенец зажжет ей светильник. Эта фигура — красоты необычайной по выражению лица, по постановке головы и складкам платья, у нее обнаженные руки, также прекрасные. Вслед за этой сивиллой он сделал пророка Иоиля, который сосредоточенно взял свиток и читает его со вниманием и интересом, по виду его заметно, как ему нравится написанное здесь, он кажется живым человеком, напряженно сосредоточившим свои мысли на каком-то предмете. Над дверью он поместил старца Захария, он чего-то ищет в книге и не может найти; одну ногу выдвинул вперед, поджав другую от нетерпеливого желания найти это место, он так и остановился и забыл, как неудобна эта поза. Эта фигура превосходно передает старость, по форме несколько грубовата, на ткани складок немного, но они очень хороши; дальше еще сивилла, повернувшаяся к алтарю противоположной стены и показывающая какую-то рукопись, она и младенцы около нее не менее достойны похвалы, чем все остальное. Но кто взглянет на помещенного вслед за нею пророка Исайю, который, углубившись в мысли, скрестил ноги, пальцами правой руки заложив книгу в том месте, где он читал, левым локтем поддерживает книгу сверху, опершись щекой о ладонь, причем его зовет один из младенцев, находящихся сзади него, а он только повернул голову, нисколько, впрочем, не обеспокоившись, — тот увидит черты, поистине схваченные с натуры, подлинной родительницы искусства, увидит фигуру, так искусно изученную, что она может обучить всем приемам истинного живописца. За этим пророком изображена прекрасная старая сивилла, которая сидит и изучает книгу; исключительно красива ее поза, а также и окружающих ее детей. Невозможно представить себе, что можно добавить к совершенству фигуры Даниила, который пишет в большой книге, выискивая что-то в рукописях и копируя с невероятным рвением; для опоры этой тяжести Микеланджело сделал между его ног ребенка, который поддерживает книгу, пока тот пишет, — ничья кисть не сможет никогда сделать ничего подобного; также очень хороша фигура сивиллы Ливийской, которая, окончив писать в огромной книге, состоящей из многих листов, уже готова женственным движением подняться на ноги, сразу хочет она и встать и закрыть книгу — тема чрезвычайно трудная, если не сказать недоступная, для кого бы то ни было, кроме ее творца».

Сивилла Ливийская (слева) и пророк Даниил (справа) в Сикстинской капелле Ватикана

В люнетах Микеланджело создал 14 фресок с изображением предков Иисуса: согласно Евангелию от Матфея в генеалогии Христа насчитывается сорок поколений. С особым вниманием художник отнесся к предкам женского рода, которых поместил на первый план в противовес портретам первых 28 пап на настенных фресках, представляющих, по мнению Микеланджело, галерею царских портретов.

Над окном Сикстинской капеллы Ватикана фреска с предками Христа. Иосия, Иехония и Салафииль. Под ними — портреты пап

Вазари пишет: «Но слишком долго пришлось бы объяснять все красоты различных сцен, где, желая передать всю генеалогию Иисуса Христа, Микеланджело изобразил всех его предков, начиная с сыновей Ноя. Нельзя рассказать, как разнообразны здесь ткани, выражение лиц, как нескончаемы выдумки, необыкновенные, новые, прекрасно выполненные; нет такого приема, который не был бы разумно здесь применен; у всех фигур перспективные сокращения очень хороши и искусны; словом, все здесь достойно высочайшей похвалы и божественно».

Фреска Сикстинской капеллы Ватикана с предками Христа. Иаков и Иосиф

В каждом из четырех углов Сикстинской капеллы на изогнутых распалубках свода Микеланджело изобразил четыре библейские истории, связанные со спасением народа Израиля: «Медный змий», «Наказание Амана», «Давид и Голиаф», «Юдифь и Олоферн». Продолжаем читать «Жизнеописания» Вазари: «Скажем про четыре сцены на углах свода: в первой из них Давид, не по-юношески сильно сдавив великану горло, одержал над ним верх, изумляя солдат, оказавшихся около поля поединка, другие подивятся превосходным позам в истории Юдифи на другом углу, где изображено туловище Олоферна, только что лишившееся головы, и Юдифь, кладущая мертвую голову в корзину, которую держит у себя на голове старая служанка такого высокого роста, что ей пришлось наклониться, чтобы Юдифь могла до нее достать; Юдифь протянула руку, стараясь прикрыть ее ношу, и повернула голову к туловищу, так и оставшемуся с поднятой ногой и рукой, а в это время в палатке поднялся шум; она боится и лагеря, страшится и мертвеца; картина поистине значительнейшая. На той картине, где Агасфер, сидя на ложе, читает анналы, есть фигуры прекрасные; среди них бросаются в глаза трое сидящих за обеденным столом; они приняли решение освободить еврейский народ, повесив Амана, который изображен здесь в необычайнейшем ракурсе; столб, к которому приковано тело Амана, и руки, выброшенные им вперед, кажутся не написанными, а живыми, они выступают рельефно, также и нога, выдвинутая вперед, и части тела, остающиеся в глубине; конечно, эта фигура прекраснейшая и труднейшая среди всех прекрасных и трудных. Но божественнее и прекраснее ее и всех других сцена со змеями Моисеевыми, в левом углу над алтарем; здесь можно увидать, какое смертоносное бедствие причиняют множество жалящих и кусающих змей, и как Моисей подвешивает к шесту бронзового змея; на этой картине живо представлены различные виды смерти, причиняемые змеями, и люди, лишившиеся всяких надежд от их жала; спазмы и страх смерти нескончаемые возникают от жесточайшего яда, змеи обвивают им руки, ноги, и они, оставшись в прежней позе, не могут двинуться с места; нечего и говорить, как прекрасны лица людей, кричащих и в отчаянии закинувших голову. Не менее хороши лица тех, кто обратил свой взор на бронзового змея и, чувствуя, как от взгляда на него легчает боль и возвращается жизнь, взирает на него с тем большей любовью; среди них обращает на себя внимание женщина, поддерживаемая мужчиной; видно, какую помощь оказывает он ей и как она, ужаленная и испуганная, нуждается в ней».

Фреска «Медный змий» в Сикстинской капелле Ватикана

Микеланджело работал над фресками свода Сикстинской капеллы, за раз укладывая слой штукатурки такой площадью, какую мог расписать за один день. Штукатурка, не покрытая росписью, удалялась, края срезались наискось, зачищались, новая поверхность приштукатуривалась к уже готовым фрагментам. Микеланджело переносил на штукатурку рисунок, выполненный на картоне в натуральную величину — на многих фресках сохранились небольшие проколы по контуру фигур. Иногда он использовал метод переноса рисунка припорошиванием углем через проколы в картоне. Микеланджело рисовал по влажной штукатурке, используя технику нанесения цвета на широкие области, затем, после высыхания поверхности, он повторно проходил эти области, добавляя оттенки и прорисовывая детали.

Вазари вспоминает: «Микеланджело прекрасно завершил роспись в двадцать месяцев совсем один, имея помощником лишь того, кто растирал ему краски. Встречаясь часто с Микеланджело, папа ему говаривал: пусть бы он сделал капеллу побогаче красками и золотом, бедновата она, Микеланджело отвечал ему, нимало не стесняясь: «Святой отец, в те времена люди золота на себе не носили, а те, кого я здесь изобразил, и вовсе были не богатыми; были они святые люди и богатство презирали». Порою Микеланджело жаловался, что папа его торопит и не дает ему возможности довести до конца роспись, как ему того хотелось бы, ибо папа настойчиво спрашивал, когда же он окончит. В один из многих таких дней он ответил папе: «Будет закончена, когда я буду доволен с точки зрения искусства». «А мы желаем, — ответил папа, — чтобы вы удовлетворили нашему желанию видеть ее оконченной как можно скорее». В заключение он добавил, что если тот скорее ее не кончит, то он велит сбросить его с подмостков. Тогда Микеланджело, боявшийся, и не без основания, папского неистовства, сразу окончил работу, не имея времени доделать недоделанное и, сняв остальную часть подмостков, открыл плафон в День Всех Святых. Папа отслужил мессу в капелле к радости всего города: со всех сторон сходились люди посмотреть на нее и пребывали немыми от восхищения, таким образом и папа был возвеличен и побуждаем к еще большим начинаниям. Деньгами и богатыми подарками вознаградил он Микеланджело, который часто рассказывал о больших милостях, полученных им от папы, о том, как тот ценил его талант, а если порой и обижал по тяжести своего характера, то врачевал затем дарами и милостями».

Фрески свода Сикстинской капеллы Ватикана