Первым из посещенных нами национальных парков было щелочное озеро Маньяра. Расположенное неподалеку от Аруши, оно является излюбленным пристанищем множества цапель и фламинго. Не редкость там и лев, вальяжно растянувшийся на ветвях акации. Миновав дюжего полицейского с Калашниковым, охраняющего вход в парк, мы сразу же увидели большую стаю бабуинов. Она очень напоминала цыганский табор - здесь были и многочисленные матери с маленькими детьми, и подростки, и, конечно же, сам глава семейства. Лежа на травке, он благосклонно позволял одной из жен делать себе массаж. Вокруг стоял веселый гомон. Кто-то прыгал, кто-то глазел на людей. Несмотря на запреты, многие посетители парков пытаются кормить обезьян. В результате здесь несложно встретить толпы бабуинов, уныло просящих милостыню у дороги. Что ж, каждый делает бизнес по-своему. Один в поте лица собирает тропические фрукты, другой предпочитает брать на жалость сердобольных богатеев, а третий исподтишка наблюдает за ними обоими, готовый при первой же возможности сожрать их со всеми потрохами.

Вокруг озера Маньяра проложено большое количество грунтовых дорог, по которым колесят джипы, из-под поднятых крыш которых выглядывают многочисленные туристы. Сворачивать с дороги и выходить в неположенных местах категорически воспрещается. И в этом есть свой резон - мясо заграничного гостя может вызвать изжогу у местных зверушек, что крайне возмутительно с точки зрения любого защитника животных. Если же человек находится в джипе, хищники относятся к нему совершенно равнодушно. Примерно как сытый посетитель дорогого ресторана - к закрытой консервной банке с китайской тушенкой. Вдоволь поплутав в окрестностях озера, мы смогли полюбоваться на жирафов, скачущих вдоль дороги грациозной иноходью, а также на небольшое стадо слонов. Три огромных ушастых самца, словно три богатыря, грозно стояли у берега, а прямо над ними сияла яркая африканская радуга.

Но вот ближе к вечеру начался тропический ливень, и мы отправились на ночлег. Местная лоджия, в которой нам предстояло провести ночь, оказалась похожа на одноэтажную студенческую общагу где-нибудь в Тамбове. Единственным существенным отличием были длинные москитные сетки, нависающие над кроватями. Наташа не замедлила нас заботливо предупредить о том, что если мы отважимся ночью встать с постели, прежде чем поставить ноги на пол, надо непременно посветить вниз фонариком, чтобы по неосторожности не раздавить маленькую жужелицу, сколопендру или, что совсем печально, скорпиона, довольно редкого в здешних местах. Всю ночь я путался в своей сетке, словно муха в паутине, с ностальгией вспоминая покинутую палатку. Едва под утро мне все-таки удалось заснуть, я был немилосердно разбужен страшным грохотом. Казалось, что толпа рабочих сбрасывает на нас сверху десятки тяжелых бочек. Выбежав в одних трусах наружу, я увидел, что это всего лишь зеленые мартышки решили устроить на рассвете небольшой забег по нашей крыше, которая, благодаря умелым мастерам, по качеству передачи и усиления звука могла соперничать с московской консерваторией. Позавтракав, мы погрузились в джип и направились в самый дальний и большой из национальных парков Танзании - Серенгети.
Дорога, вокруг которой высились огромные баобабы, неспешно петляла над озером Маньяра, пока не вывела нас к смотровой площадке у кратера Нгоро-Нгоро. Должно быть, изобилие сдвоенных слов является одним из основных следствий великой философии неспешности, столь характерной для Африки. Нгоро-Нгоро, поле-поле, дик-дик (так зовут самую маленькую местную антилопу)… Каждое слово - будто любимая книга, которую перечитываешь дважды. Не потому ли русские писатели так любили отдыхать в городе с загадочным названием Баден-Баден?
У самого кратера рядом с дорогой находится мемориальная табличка. На ней выгравированы имена ученых, погибших при исследовании танзанийских парков. Двое последних были убиты местными браконьерами.
Не успели мы обогнуть кратер, как Наташа наметанным взглядом заметила слона, скромно стоявшего в кустах возле дороги. Старый мудрый слон терпеливо выжидал, когда же проезжая часть освободится от машин и он сможет перейти на другую сторону. Увидев, что мы его пропускаем, он неторопливо вышел на дорогу. Его маленькие глазки с явным неодобрением смотрели на нелепое металлическое чудовище, в полупрозрачном брюхе которого скорчилось несколько человечков. Один из них при этом страшно суетился - Вадим трясущимися от нетерпения руками укреплял на объективе фотоаппарата светло-красный светофильтр. Впоследствии он пояснил, что всю жизнь мечтал сфотографировать розового слона. Его можно понять - многим из нас нередко случалось видеть розовых слоников, но лишь горстке избранных выпало счастье получить документальное свидетельство существования этого юркого и неуловимого животного.
Попрощавшись со слоном, мы двинулись дальше. Дорога проходила через широкие поля, на которых паслись дикие антилопы, жирафы и зебры, а также великое множество коз и горбатых коров, принадлежащих масаям. Несмотря на свою непривычность для нашего глаза, эти горбы чрезвычайно удобны в домашнем хозяйстве, что убедительно доказывали нехитрые масайские повозки, в изобилии встречавшиеся нам по пути. Всю сложную и недолговечную упряжь заменяло одно простое бревно, прикрепленное к дышлу. Стоило его положить на шеи двух рядом стоящих быков, и вот уже они были готовы послушно тянуть тележку, упираясь в бревно высокими горбами. Снимешь бревно - и быки опять могут свободно пастись. Дешево и сердито.

По дороге в Серенгети мы ненадолго заехали в Олдувайское ущелье - место, считающееся прародиной человека. По крайней мере, именно здесь обнаружены наиболее древние следы наших предков. Над высоким обрывом порхают пестрые ткачики, а внизу расстилается огромное каменистое ущелье с редкими проблесками растительности и красноватыми остовами скал, обточенных ветрами. Что ж, я всегда подозревал, что обезьяна стала человеком не от хорошей жизни. Какой смысл брать в руки орудия труда, когда гораздо проще схватить ближайший банан и ни о чем не беспокоиться?

Постепенно вдоль дороги стад становилось все меньше, а диких животных - все больше, и вот, наконец, над нами промелькнула табличка, отмечавшая въезд в знаменитый парк Серенгети. В переводе с языка мао это слово означает "бескрайняя равнина", и парк полностью оправдывает такое название. Только антилоп гну здесь обитает около двух миллионов. В Серенгети нас ждало такое великое множество небольших картин из жизни животных, что я остановлюсь лишь на некоторых из них.

Три молодых львицы неумело охотились под руководством своей заботливой, но суровой мамаши. Наконец, после долгих усилий, им удалось схватить дикую свинью. Удостоверившись, что дети надежно держат добычу, львица-мать посчитала свою задачу выполненной и удалилась отдыхать в тень ближайшего дерева. Но молоденькая хищница, оказавшаяся у головы свиньи, так и не смогла перегрызть горло, и продолжала лишь крепко держать вырывающуюся пленницу зубами. Остальные львицы, мучимые голодом, не стали ни помогать сестре, ни ждать, пока она сама справится. Они просто начали есть еще живую свинью. Опытный хищник гуманен, он не мучает добычу и не наносит лишних ран. Но молодые львицы, сами опасающиеся клыков своей жертвы не слишком уверенные в себе, причиняли свинье в тысячу раз больше мучений. С рычанием они спорили из-за каждого куска еще живого животного. Наконец, на шум пришел их младший брат - молодой лев с едва наметившейся гривой. Не приняв участия в охоте, он попытался урвать хотя бы небольшой кусочек, но получил по морде лапой и тут же признал свое поражение, трусливо задрав кверху лапы. А львицы продолжали есть визжащую свинью. Наконец, у места пиршества начали скапливаться наблюдатели. Они суетились в своих джипах, морщились и громко рассуждали о жестокости львов, при этом не переставая фотографировать. По их блестящим глазам было видно, что это зрелище - безусловно, осуждаемое ими и чуждое их духу - пробуждает в них живой интерес и даже некое азартное веселье. Только когда крики свиньи окончательно затихли, джипы неспешно разъехались. Сидящие в них люди собрали достаточно фотоматериалов, они продолжали ругать глупых неумелых львиц, шутить и издеваться над ними, но в то же время они сожалели, что кровавое зрелище кончилось так рано и им теперь надо искать другие развлечения.
Мы стояли у пропеченного солнцем моста, наблюдая за угольно-черными черепахами и огромным пестрым табором павианов, расположившимся неподалеку. Там царила обычная суета. Детеныши пищали, самки ссорились и галдели, то и дело требуя внимания почтенного отца семейства, восседавшего в тени раскидистого дерева. Сперва терпеливо отвечая своим подругам, павиан затем не выдержал и начал огрызаться. Наивный! Разве можно переспорить такую ораву женщин? Наконец, его терпение лопнуло, он повернулся к ним голой мозолистой задницей, крикнул что-то резкое и, не спеша, направился к людям. Усевшись рядом, он повернул к нам свою морду и заглянул в глаза. Сколько печали и тоски было в этом взгляде! Взгляде усталого мужчины, который уже не ждет ничего хорошего от жизни. Взгляде отца семейства, вынужденного постоянно заботиться об огромной орде жен и детей. Из его груди вырвался тяжелый вздох. Вздохнул и я. Как мы понимали друг друга! Все-таки мужская солидарность не знает границ, в том числе и межвидовых. В конце концов, хорошо еще, что мы произошли не от страусов. У этих глупых птиц вся тяжесть забот о высиживании и воспитании птенцов лежит исключительно на папаше. Разве хоть кто-нибудь, услышав об этом, удивится, когда узнает, что в немудрящей страусиной голове почти полностью отсутствует серое вещество?

Несмотря на такое взаимопонимание, когда заходит речь о похожести обезьян на людей, я всегда вспоминаю рассказ Наташи о достойной Шекспира трагедии, произошедшей в одной обезьяньей стае. Будучи биологом и специалистом по человекообразным обезьянам, она посвящала много времени наблюдению за нашими ближайшими биологическимиродственниками. Вожак стаи - немолодой, но еще крепкий самец - правил своим семейством жестко, но справедливо. Сражаясь с соперниками в открытом бою, он всегда побеждал, но проявлял в отношении к побежденным истинное благородство, свойственное большинству диких животных и тем более яркое, что оно было естественным и неосознанным.
Он был вожаком уже много лет, когда в стаю попал молодой самец. Являясь от природы хлипким и не слишком сильным, он был с младенчества выхожен и воспитан семьей биологов. Будучи профессионалами своего дела и просто хорошими людьми, они старались вырастить детеныша возможно более приспособленным к реальной жизни. Пожалуй, им это удалось. Подобно большинству обезьян, воспитывавшихся у людей, детеныш блестяще перенял людские качества, свойственные даже не столько его приемным родителям, сколько человеческой природе как таковой. Он вырос умным, хитрым и коварным.
Попав в стаю, юнец быстро сообразил, что едва ли одолеет вожака в открытом честном поединке. Стало быть, должен существовать какой-нибудь другой способ насладиться ласками вожделенных самок из немалого гарема главы семьи. Он пытался строить интриги, заигрывая за спиной вожака с одной из самых симпатичных самочек. Но та высокомерно проигнорировала его домогательства. Он был изобличен и примерно наказан. Посчитав наказание достаточным, вожак простил юнцу его ранние гормональные приключения и посчитал инцидент исчерпанным. Но молодой самец придерживался иного мнения. Он затаился и задумал месть обоим - и вожаку, и отвергнувшей его самке.
Долгие месяцы он терпеливо ждал. Время шло. Самка забеременела и готовилась произвести на свет детеныша. И вот, наконец, молодому самцу представилась возможность осуществить свои планы. Возможность, которой он не замедлил воспользоваться.
Когда самка рожала, вожак находился неподалеку, но все же недостаточно близко. Воспользовавшись этой ситуацией, молодой самец молниеносно прыгнул и сожрал еще не вполне родившегося детеныша прямо на глазах отца, который так и не успел помешать убийце. Не в силах перенести этого, старый вожак скоропостижно умер от разрыва сердца, а молодой самец спокойно занял его место.

Уже несколько часов мы колесили по наиболее отдаленным частям парка Серенгети. По мере нашего продвижения животных вокруг становилось все меньше, а на земле стали появляться большие прямоугольники выжженной травы. Довершали эту безрадостную картину черные матерчатые квадраты, в изобилии развешанные на деревьях. Когда я поинтересовался у водителя о причинах этой таинственной перемены, он с неизменной улыбкой ответил, что мы проезжаем район обитания знаменитой мухи цеце, с которой работники заповедника ведут затяжную войну. Выжигая землю, они пытаются уничтожить находящиеся в ней яйца вредоносного насекомого, а черные квадраты на деревьях - вовсе не памятники Казимиру Малевичу, а обычные приманки для мухи. Слушая пространные рассуждения водителя, я неожиданно почувствовал, как кто-то укусил меня в правую руку. Виновником моего беспокойства оказалось странное насекомое длиной чуть более сантиметра. После того, как я его согнал, оно преспокойно уселось на ветровое стекло. Глаза водителя сразу оживились:
- Кстати говоря, вот и она сама, хозяйка здешних мест, муха цеце! - широко улыбнулся он.
Первым моим побуждением было раздавить наглую тварь, попытавшуюся напиться моей крови. Однако я был остановлен криком Вадима:
- Погоди, не дай мухе улететь! Ты ее поразвлекай немного, пока я сменю объектив, чтобы ее получше заснять!
Увы, но мушиный увеселитель из меня не получился. Через несколько секунд несостоявшаяся фотомодель вылетела в окошко и больше мне уже не довелось видеть ни одной мухи цеце. О чем я, впрочем, нимало не жалею.

Проведя несколько часов в невеселом ожидании сонной болезни, разносчиком которой является повстречавшееся нам зловредное насекомое, я старательно пытался припомнить признаки этого опасного заболевания. Наконец, мне очень захотелось спать. К лагерю мы подъехали около шести вечера, незадолго до сумерек, которые падают на саванну практически молниеносно. Наш лагерь в парке Серенгети представлял собой относительно ровную площадку посередине саванны, на которой были установлены палатки туристов. Осторожные водители и повара предпочитали проводить ночь в кухонном помещении, защищенном от незваных гостей прочной решеткой. Перед тем, как удалиться на ночлег, водитель лишний раз повторил нам инструкции: на холмы у лагеря не взбираться (съедят!), без фонарика ночью не ходить (по той же причине), кожаные ботинки из палаток наружу не выставлять (гиены обожают их в качестве легкой закуски).
Наутро я был разбужен криком: "Слоны!". Кое-как высунувшись из палатки, я увидел крупное стадо этих животных, кочевавшее в сотне метров от наших палаток. Слоны были настроены по отношению к людям вполне миролюбиво, разве что ночью какой-то слон демонстративно сделал огромную кучу недалеко от нашей палатки. То ли хотел тем самым показать свое отношение к людям, то ли просто недотерпел.

Вдоволь поколесив по Серенгети, мы покинули гостеприимный парк и направились уже знакомой дорогой к Нгоро-Нгоро. Переночевав у его границы (всю ночь возле палаток что-то шуршало и бегало, однако внутрь пролезть не пыталось), мы начали медленный спуск в национальный парк. Нгоро-Нгоро представляет собой кратер давно потухшего вулкана диаметром приблизительно двадцать километров. На этом довольно небольшом пространстве природа создала удивительно благоприятные условия для жизни. Здесь есть и роскошный лесной массив, и озера, и, разумеется, широкие поля, на которых в изобилии пасутся стада зебр и антилоп. А поскольку там все же слишком тесно, представители местной фауны вынуждены пребывать в чрезвычайно тесном общении друг с другом. Поэтому здесь мало кого может удивить вид льва, возлежащего рядом с ягненком. Разумеется, стоит льву проголодаться - и ягненок из соседа по этой огромной коммуналке мигом превратится во вкусный обед.
На нижней части спуска в кратер мы вынуждены были сбавить скорость до предела, поскольку вокруг машины толпился огромный табун зебр. Эти милые животные были, пожалуй, моим самым большим разочарованием за все время пребывания в Африке. Поглядишь - перед тобой замечательная лошадка. Правда, невысокая и толстенькая, зато с роскошной окраской и воинственно вздыбленной гривой, похожей на ирокез. Но стоит этой лошадке открыть пасть - и ты мигом понимаешь, что при всей схожести с лошадьми она является очень близкой родственницей ослов.

Одинокий лев задрал детеныша антилопы гну. Хищник уже давно покончил со своим завтраком, но антилопа-мать все еще продолжала преследовать его. Опустив рога, она бежала за львом, но метрах в десяти от хищника страх пересиливал, и она нерешительно останавливалась. Затем, собравшись с духом, она бежала дальше, и все повторялось сначала. Сытый лев тем временем неспешно шел на водопой, не обращая на свою преследовательницу ни малейшего внимания. Наконец, антилопа оставила свои бесплодные попытки.
Путь к водопою вел через дорогу, проложенную людьми. Лев, не меняя направления своего движения, уверенно шел по глине, утрамбованной шинами многих автомобилей. Вскоре его заметили назойливые туристы. Первый джип, сверкающий фотовспышками, медленно пополз за хищником, за ним пристроился второй, и вот уже можно было наблюдать удивительное зрелище - величаво идущий царь зверей и десяток джипов, составлявших его торжественную свиту.

За короткие часы, проведенные в Нгоро-Нгоро, нам удалось увидеть всех представителей африканской Большой пятерки - и величавых слонов, и львов, и неспешных носорогов, и голосистых буйволов, и ленивых бегемотов, на спине которых комфортно устроилось множество белых птиц. Но настала пора покидать гостеприимные зеленые холмы Африки. Самолет, сделав прощальный круг над Индийским океаном, несет нас назад, в холодную Европу. Но каждый из нас увозит с собой небольшой кусочек Африки - в своем взгляде на мир, ставшем более спокойным и умиротворенным, в неуловимо изменившемся образе жизни.

… На работе - очередной аврал. Все суетятся, пальцы стучат по компьютерным клавиатурам, вокруг царят спешка, грохот и суета. "Поле-поле" - мысленно говорю я. И улыбаюсь.