Как я ни силился из окна своего дома на Невском разглядеть внизу, среди листвы, скромный памятник великому немецкому поэту — так и не смог. Увидел я его случайно, прогуливаясь перед костелом Св. Петра, пытаясь представить, как будет выглядеть снизу величественный ангел с крестом — тот самый ангел, с которым я каждое утро по-братски здоровался из своего окна на шестом этаже.
Вечер на Стрелке Васильевского острова.
Прямо под бюстом Гете, на скамейке, когда краткая ночь около 5 утра отступила, мирно потягивали водку два колоритных петербуржца. Один из них протянул мне руку и о чем-то заговорил. Видя, что я поглощен неожиданным обнаружением великого поэта в таком укромном месте, он — ударив себя в грудь выдал грустную шараду на чистейшем английском языке с просьбой о помощи. Причем для особой вежливости используя глагол couldn`t вместо стандартного can`t.
С противоположной стороны моего дома, прямо у парадного подъезда, слегка отвернувшись в сторону и представ в полупрофиль зрителям, стоял другой великий литератор — Николай Васильевич Гоголь.
Лютеранская кирха свв. апп. Петра и Павла.
О том, к чьей национальной литературе должна отнести его история, выскажусь одним своим наблюдением. Лет пять назад заглянул я в Киеве в книжный магазин. В разделе "украинская литература" на полке стояла одна-единственная книга, на которой было написано: "Микола Гоголь. Вечора на хуторі поблизу Диканьки. Переклад з російської..."
Поэтому, много еще можно вспоминать, например, Тараса Шевченко, но если бы не академик Брюллов и художник Венецианов — столпы Петербургской академии художеств, — как знать, поступился ли бы помещик Энгельгардт, или поэта постигла бы участь Василия Тропинина, отозванного барином в Кукавку под Винницу проживать свои лучшие годы?
Великий город... Ты едва вписываешься в поворот с Крюкова канала на Мойку у Никольского собора — лодочник и не думает сбавить ход — он прошел в тридцати сантиметрах от стены и ты едва успеваешь пригнуться — из-за высокой воды — мост проходит прямо у тебя над головой. А над рубкой приклеено скромное объявление: "В Петербурге более 500 мостов, а голова у вас одна. Берегите ее!"
Невский проспект.
"Очередь в Эрмитаж часа на три с половиной," — прищурившись и окинув толпу наметанным взглядом, прикинул милиционер. Ну что ж — придется воспользоваться статусом — времени катастрофически не хватает. Через десять минут растворился в Рембрандте, Ван Дейке, Ренуаре...
Между "Данаей" и "Возвращением блудного сына" проходят несколько залов, апофеоз которых — невероятное по внутреннему напряжению и фотографической точности "Снятие с Креста", где освещение героев происходит лишь от слабого источника — факела в руке одного из присутствующих — факела, находящегося где-то в глубине картины, освещая ее изнутри.
Рембрандт идет дальше. В портрете художника Деккера, глаза находятся в глубокой тени — это новое слово в создании психологического портрета. Портрета созданного с фотографической точностью.
Петропавловская крепость.
"Живопись – это сделанная рукой цветная фотография всех возможных, сверхизысканных, необычных, сверх‑эстетических образцов конкретной иррациональности." (Сальвадор Дали)
Что можно поставить на другую чашу весов мировой культуры?! Разве что некоторые картины Казимира Малевича. Одна преклонного возраста дама, проходя по залам Русского музея, у меня на глазах, случайно подняла голову, и взгляд ее упал на "Черный квадрат". С возгласом: "Боже, как это все вульгарно!" — она поспешила удалиться. А я про себя отметил — "теперь уже не важно, что он хотел этим сказать — результат налицо — скоро будет сто лет, как о нем говорят. Что это? Смекалка или гений супрематизма?"
Облака над Исаакием.
"Начинающего художника понимают лишь несколько человек. Знаменитого — еще меньше." (Пабло Пикассо)
Город Пушкина, город Петра...
От тебя без ума заграница.
Ты открыт всем на свете ветрам,
Стрелкой гордо подставил им грудь...
(А.Розенбаум)
Исаакиевский собор.
Повернув за стрелкой Васильевского острова, теплоход уходит в открытую Балтику. Мимо проносятся Метеоры в Петергоф — они подлетят прямо к главной аллее Петродворца. Когда-то, до постройки Самсона, корабли могли подплывать даже к парадному подъезду, а Петр, стоя на балконе второго этажа старого дворца любовался прорубленным им окном в Европу. Город гордится своим царем-плотником.
И то ли отсюда, то ли от Меньшиковского дворца — наистарейшего в городе — к его парадному подъезду также когда-то подплывали лодки — и произошло выражение: "С корабля на бал."
Замки вечных уз.
По этому случаю вспомнил о встрече с Эммануилом Виторганом перед самой поездкой. Человек-эпоха, несмотря на свои 72, "держал" зал крепко и непринужденно. После встречи — сразу на поезд. Супруга Ирина сидела рядом с нами в первом ряду. Каждую его фразу на сцене она вполголоса проговаривала вместе с ним — не часто встретишь такое живое участие — она буквально "проживала" вместе с мужем эти минуты и часы его пребывания на сцене. Иногда он открыто обращался к ней за советом. Встреча прошла "на ура."
В самый разгар апплодисментов к Ирине подошла маленькая еврейская бабушка и вручила пакет: "Вы не успеете покушать, а тут — все горячее и все разложено по коробочкам, — это вам в дорогу."
У входа в Русский музей.
По дороге к Большому дворцу Петергофа неожиданно слух уловил легкое колокольное звучание. Только колокольчики эти играли "Маленькую ночную серенаду" Моцарта. Оказалось — трио вибрафонистов — на нехарактерных по фактуре инструментах они играли сложнейшие классические произведения, наделяя ударные по происхождению инструменты звучанием певучей кантилены. Я купил у них диск, и музыканты нехотя, отмахиваясь, что "все равно это никому не надо" только после уговоров дали свои автографы на обложке.
Я был поражен репертуаром: все популярные "Аве Марии": включая Шуберта, Баха-Гуно, Каччини и Альбинони, Ре-мажорная Ария Баха, — и многое другое, — практически невозможно представить, что все это исполнено на ударных инструментах, — ощущение такое, буд-то звучат, колеблясь, сами облака от хрустальных вибраций металлических трубок.
Набережные переполнены. Ночь напролет у Невы некуда приткнуть камеру к парапету, чтоб отснять поднимающиеся мосты. Сотни маленьких лодочек с туристами пытаються юркнуть впереди сухогрузов, замерев на спокойной воде, чтобы дать возможность своим пассажирам насладиться зрелищем.
Три вибрафонистов в Петродворце.
Байкеры, рокеры — на Стрелке. Чуть поотдаль, у Адмиралтейства — факиры развлекают молодежь огненными шоу. У входа в Русский музей зрелые люди под зонтиками, слегка повторяя лишь движением головы свингованные ритмы, вторят роялю и саксофону на импровизированной сцене.
В этом городе — каждому есть место. Самый большой северный город мира с населением более четырех миллионов человек одинаково радушен всем: от древних египетских сфинксов у входа в Академию художеств до героев нашего времени в разных сферах.
И даже знаменитая коллекция Кунсткамеры, купленная Петром у голландского анатома Рюйша, состоящая из препарированных и заспиртованных младенцев — уродцев, не воспринимается, как вызов небу, — но как живое свидетельство безграничности жизни и ответственности, которую каждый из нас несет самостоятельно.
P.S. По материалам, связанным с Санкт-Петербургом, автором подготовлено два фотофильма.
Первый — "Ночной Петербург" содержит авторское музыкальное сопровождение (Ре-мажорная Ария И.С. Баха) и авторские размышления на полях фотографий. Он находится здесь: youtube.com/watch?v=x_U6gCC3l…
Второй фотофильм — с одноименным названием со статьей "Между Гете и Гоголем" состоит из расширенного числа представленных в данной заметке фотографий. Он находится здесь: youtube.com/watch?v=ud8udPNcM…
