Город с этим забавным для русского уха названием наверное был бы обречен безропотно прозябать в нескончаемой, тоскливой очереди из прибрежной вереницы Лазурных курортов, если бы не одно очень весомое «но».
Ему повезло стать обладателем вполне респектабельного на вид, ухоженного и залюбленного по самые машикюли замка. И нет ничего страшного в том, что замок этот восстал из небытия только в XX веке, потому как реставрировали его бережно, для себя и за очень большие деньги.
В те годы, когда призрак «Великой Октябрьской» вовсю рыскал по Европе, а «детская болезнь левизны в коммунизме» отнюдь не половым путем передавалась от жены к мужу, некий Генри Клуз-младший решил обезопасить себя и свою семью от этих напастей настоящим средневековым замком. Хотя, если не пытаться искать в этой истории пресловутого русского следа, то гораздо вероятней предположить, что хоронился этот американскоподданный от своего сурового, не признающего шуток папеньки.
Младший Клуз не хотел делать из денег деньги, не хотел возвышаться незыблемым колоссом над Уолл-стрит и мечтал, чтобы его оставили в покое. В начале лихого революционного века он сбежал из сытой, благополучной Америки, махнув ей на прощанье загодя купленным шейным платком, и отправился искать приключений в вечно бунтующую Францию. По-видимому окончательно проклят папиком-магнатом он все-таки не был, потому как практически сразу принялся строить не самый скромный дом, на отнюдь не самом скромном в Европе побережье.
Шаговая доступность до моря была приоритетной целью для несостоявшегося бизнесмена, а потому развалины Шато-де-ля-Напуль показались ему не только чрезвычайно романтичными, но и удовлетворяющими всем представлениям о новой американской мечте. Действительно, сидя на террасе отреставрированного красавца-замка, Генри мог спокойно мочить пятки в лазоревых волнах Средиземного моря и представлять себя средневековым рыцарем.
Помимо всех своих прочих недостатков, этот человек оказался еще и личностью до мозга костей творческой, ищущей и, что скрывать, – нередко находящей. Генри Клуз утверждал, что его кумиром всегда был Роден, но по моему скромному разумению творчество, жизнь и придурь одного испанского Сальвадора оказали на него куда большее влияние. Судите сами. До потери аппетита восхищаясь неподражаемым «Мыслителем», на годовщину свадьбы он подарил своей жене вот это….
Конечно подарок, сделанный собственными руками, приобретает особую ценность, но его милая Мэри наверное с гораздо большим удовольствием получила бы платьишко в горошек, скидочный талон в Л'Этуале или на худой конец – цветочек аленькЫй. Еще более эпатажно по замыслу скульптора выглядела всем известная троица: Иисус, Мария и Сатана, которые были сделаны из одинаковых заготовок, и по утверждению автора отличались только не самыми характерными деталями.
Пока Генри Клуз радовал друзей и бесил святош своей экстравагантностью, его (практически полновластная княжна) Мэри занималась немалым садово-парковым хозяйством замка.
Подобно нонешним, соскучившимся по земле московиткам она в позе божественной левретки проводила свой Лазурный досуг, и плоды ее трудов гроздьями свешивались с фруктовых деревьев, кистями свисали с многочисленных кустов, краснея, желтея и зеленея на радость хозяйке. Послушные тычинки под ее строгим надзором дружили только с правильными, проверенными временем пестиками, превращая сад в настоящее произведение искусства.
Справедливости ради нужно сказать, что этот монстр не имеет к хрупкой даме никакого отношения, но уж больно хорош, зараза.
Со временем Генри и Мэри умудрились превратить скромный, вполне заурядный шато-де-ля-Напуль в место, где не гнушался собираться изысканный французский бомонд, где шампанское лилось пузырящимися реками, а убежавшее в прошлое время не торопилось возвращаться в свой безумный и жестокий XX век.
Последней выходкой жизнерадостного и веселого Генри Клуза стала фамильная усыпальница, которую он по традиции смастерил собственными руками, наделив при этом столь милой его сердцу изюминкой. В тесном подземелье невменяемой по размеру башни, он установил два саркофага, в которых не закрывалось по одной створке. После смерти Генри не собирался надолго расставаться со своей супругой, и башня должна была стать местом их встреч и последним любовным гнездышком.
Сегодня шато-де-ля Напуль превращен в милый, очень экзотичный музей, где человек со вкусом и даже без оного может найти для себя много всего интересного, а подчас и совершенно неожиданного.
Уж не знаю, для какого из типажей была организована эта смелая фотосессия, но я под переливы хохота жены, раскрыв рот и роняя слюни просмотрел ее всю от начала до конца ☺ (к участию к сожалению допущен не был). Поверьте, что здесь представлена одна из самых пуританских фотографий.
Для нас с женой этот небольшой замок неожиданным образом превратился в самое посещаемое место Лазурного Берега. Я уже писал, что не люблю пить кофе, откушивать или просто лодырничать без какого-нибудь знатного вида пред светлы очи.
А с видами в шато-де-ля Напуль все в полном и каком-то доведенном до совершенства порядке. Закатный кофе под шелест бронзовых волн, в обрамлении благородных стен и цветущих роз – это то, чего моя обмороженная Москвой душа просила и в итоге получила. Сюда мы приезжали с утра, чтобы проснуться, в обед «для поговорить», а под вечер, чтобы просто помолчать на двоих и досыта насладиться благодатной тишиной.
Однако наверное неправильно было бы ограничивать рассказ о городе одним только замком, тем паче, что есть в нем еще как минимум несколько достопримечательностей, которые так настоятельно втюхивают не определившемуся в приоритетах туристу. Если бы Роман Полански снимал свой занимательный фильм «Три цвета» о Манделье, то в нем несомненно преобладала бы желто-сине-зеленая палитра.
В желтые цвета город окрашивается в феврале, когда очумевшая после «суровых» холодов мимоза зацветает так, будто делает это в последний раз. В ее власти оказываются целые улицы, набережная и все то, что еще недавно не имело к жизни ни малейшего отношения. Голимая серь, будто по мановению волшебной палочки, вдруг оживает, превращается в цветущий сад и раскрывает свои объятья для удалого праздника под названием «Фестиваль мимозы».
Весна! — говорят в начале февраля соскучившиеся по солнцу жители Лазурного Берега, и я не нахожу вокруг ни одного повода с ними согласиться. Желтое безумие, будто первая ласточка проносится по побережью, и открывает дорогу всему тому многообразию цветов, что придет вслед за ним.
Вторым символом Манделье считается синий. Я бы наверное был полным психом, если бы взялся утверждать, что море здесь чем-то отличается от Каннского, Йерского или Монегасского, но коль скоро им в городе пропитано все, то и о нем стоит сказать несколько слов. По сравнению с Каннами, где в сезон не каждое яблоко долетит до середины пляжа, не задев распластавшегося тела, в Манделье царит …. Да кому я вру? Тоже самое творится в Манделье и в милом моему сердцу Теуле, и в любой точке Лазурного Берега.
Давайте остановимся на том, что море здесь есть, оно прекрасно, и по весне к нему можно подойти по песку, а не по душам праздно отдыхающих.
Зеленый! Этот цвет мне по-своему дорог, потому что здесь он ассоциируется с гольф-полем. Дорого, пафосно, до одури красиво и даже с русской историей, которой я посвятил уже несколько слов в заметке про Канны. На этом поле я и проводил все свободное от ничегонеделанья время, давая супруге столь необходимый для каждой женщины шанс на спокойный шопинг. Думаю, что зеленый цвет Манделье стал для нее особенно близким и чтимым, потому как в благословенные часы моей игры никто не брюзжал ей над ухом, не грозил ритуальным самосожжением прямо в магазине и не отравлял праздника тела, души и кошелька.
Словом, вполне себе милая цветовая гамма, удовлетворяющая потребностям обоих полов. Вот только с рейтингом для этого города у меня возникли определенные сомнения. Наверное, для каждого отдыхающего на Лазурном Берегу, я бы занес шато-де-ла-Напуль в категорию «must», еще и снабдив для верности благородной циферкой — 9.
А вот прогулку по самому городу прописал бы только тяжелобольным Лазурной болезнью туристам. Манделье не хуже и не лучше сотен своих обласканных солнцем собратьев и сосестр, а поскольку понты, человеческое стадо и валяние на пляжах — это решительно не мои забавы, то и поставить ему ничего кроме — 6 у меня рука не поднимается.
Можно конечно придумать себе и такое времяпровождение, но для него хороши все без исключения уголки Франции.
А еще из Манделье стартует живописнейшая дорога, которая, непостижимым образом лавирует между скалами и морем; в итоге неизбежно приведя вас во Фрежюс, если только вы не плюнете на этот не самый интересный город и не зависнете где-то посередине. Этот район Лазурного берега на удивление безлюден, покоен и романтичен. В основном на закате сюда слетаются стайки влюбленных, чтобы вдоволь нацеловаться, любуясь покрасневшими от стыда скалами и уже полусонным, ласковым солнцем. В остальное же время вы можете гордо говорить друзьям, что были на Лазурном Берегу в одиночестве, и пусть они только попробуют вам не поверить.
Вот наверное как-то так я могу описать свои ощущения от знакомства с очередной прибрежной диковиной, напоследок еще раз порекомендовав чашечку кофе на террасе замечательного замка Манделье-ла-Напуль.
Мандельё-Ля-Напуль, Mandelieu-la-Napoule — 43°31'23.7"N 6°56'26.9"E
