Много лет изучая историю Костельной улицы, автор сознательно избегал погружения в тему костела. Но дела, связанные с костелом, все равно попадались в архивах. Старательно обрабатывались и раскладывались по нужным полочкам, дожидаясь своего часа. И однажды удача улыбнулась автору. В одной из сотен описей фонда канцелярии Киевского гражданского губернатора, когда глаза уже отказывались разбирать рукописные буквы, взгляд зацепился за трудночитаемое имя, показавшееся знакомым. В памяти всплыл первый архитектор киевского костела Св. Александра. О нем не было известно ничего, кроме того, что он вообще существовал.

Но еще буквально лет 20 назад в справочниках указывалось, что автор первоначального проекта костела не известен. Предполагалось даже авторство Викентия Беретти — наиболее известного творца первой трети Х1Х века. Сегодня это не кажется нам удивительным — уж очень долгой и запутанной была строительная эпопея, которая включала непростой выбор месторасположения, разные варианты проектов, долгие перерывы в работе. Да и исторические материалы разбросаны по разным архивам, даже по разным городам и странам. Но, кстати, имя Беретти возникло пусть и ошибочно, но не случайно. Архитектор все-таки был связан с костелом, хоть и косвенным образом. После прибытия в Киев в 1836 году, он несколько лет наблюдал за его строительством, сменив своего соотечественника Людвига Станзани.

Прочно забытое имя первого автора костела — архитектора Пиллера — было впервые названо А. Шамраевой, которая еще в начале 1990-х годов, обнаружила ценнейшие архивные материалы.

Ею был найден и ранее неизвестный проект, считавшийся утерянным. Чертеж фасада говорит о том, что по первоначальному замыслу, костел мог стать более изысканным, чем ныне существующий. Особенно редкими для Киева представляются 4 монументальные скульптуры святых в нишах и лепной фриз на главном фасаде. Поскольку этот проект был долгие годы неизвестен, киевляне еще в начале ХХ века фантазировали на тему, каким был задуман костел.

Киевский архитектор Кароль Иваницкий в книге "Костелы и часовни Киева", вышедшей в 1921 году на польском языке, писал, что в первом варианте костел имел двойной купол и второй декоративный купол на уровне колон. Это описание не соответствует найденному проекту. Остается только отмахнуться от очередной фантазии, которыми, зачастую, грешили, да и грешат киевоведы. Хотя червячок сомнения уже поселился в душе.

Считается, что проекту Пиллера не суждено было осуществиться из-за дороговизны. Но возможно, существовали и иные причины. Не в последнюю очередь длительность строительства. Работы вяло велись с 1817 до 1830 года, когда стены были выведены только до уровня низа окон. Вследствие нехватки денег на строительство, а особенно из-за польского восстания, строительство приостановилось до 1835 года, когда помещик Антоний Совецкий пожертвовал крупную сумму денег по устному обету. В связи с этим киевский губернский предводитель дворянства граф Тышкевич в июле того же года обратился в Киевский строительный комитет с прошением: "(…) Как потребное исчисление во что обойдется наружное окончание сказанного костела, за несколько пред сим лет бывшим архитектором Пилером уже сделано… то и предстоит только для наблюдения за точным исполнением плана определить архитектора, а потому…покорнейше прошу, поручить г. архитектору Станзани иметь за сим бдительный надсмотр, и снабдить нужными наставлениями и распоряжениями г. помещика Совецкого…". Но тогда же выяснилось, что первоначальный проект, составленный лет за 20 перед тем, никем не утвержден, поэтому пришлось получать новое разрешение на строительство.

Именно тогда городской архитектор Л. Станзани снял две копии, одна из которых и сохранилась в Киевском городском архиве, в фонде Киевского губернского строительного комитета.[Чертеж главного фасада под названием "Копия фасада строющейся в городе Киеве на Крещатике каменной римско-католической церкви" датирован октябрем 1835 года и подписан архитектором Станзани. Подписи Пиллера на нем, к сожалению, нет. Это дало основание некоторым авторам предполагать, что автором проекта был сам Л. Станзани.

Через полгода, 14 марта 1836 года, граф Тышкевич обратился к и.о. Киевского гражданского губернатора, сообщая о трудностях в реализации пожертвования Совецкого: "…но встречается препятствие по неимению прежняго плана, который при упразднении бывшего здесь Доминиканского монастыря неизвестно где девался, и за смертию бывшего в том монастыре начальника священника Головни о причине потеряния дойтить не удобно."

Тышкевич, "желая споспешествовать благим намерениям помещика Совецкого, и дабы таковая церковь при теперешнем устройстве города не оставалась далее в настоящем виде….", просил утвердить составленный профессором университета св. Владимира Меховичем

Напомним, что доминиканский монастырь, который размещался в 2-х этажном доме рядом с костелом (улица Костельная №13), был упразднен в 1832 году. Тогда же, как раз в разгар работы Комиссии по упразднению монастырей, умер настоятель Викентий Головня.

Значит, первоначальный план был утерян еще раньше. Получается, что Ф. Мехович составил новый из-за утери предыдущего? Вероятнее всего, он просто вычертил план уже построенного до низа окон объема.

3 апреля 1836 года чертежи были направлены в Петербург. Вместе с планом в столицу был направлен и фасад здания. Очевидно, это и был тот второй вариант, который иногда ошибочно называют проектом Висконти. (Проект хранится в РГИА России в Санкт-Петербурге, опубликован А. Шамраевой.) Последний (Висконти) лишь завизировал его, как и несколько других членов петербургской Комиссии проектов и смет.

Следует отметить, что фасады были "рассмотрены и одобрены" 5 июня 1836 года, как свидетельствует надпись на чертежах. Остается не совсем понятным, почему киевскому гражданскому губернатору возвратилась негативная резолюция Главного управления путей сообщений и публичных зданий, которое признало "за нужное проект сей переделать, дабы дать церкви вид более правильный и приличный…" Возможно, два разных решения столичных властей касались разных проектов?

В варианте Франца Меховича шестиколонный портик был заменен четырехколонным, отказался архитектор и от монументальных скульптур на фасаде. Но зато появились два малых купола над круглыми в плане башенками по углам главного фасада, а высокий центральный купол стал ниже и утратил световой барабан.

А.Шамраева предположила, что последнее изменение, которое оставляло неосвещенным часть внутреннего пространства, и вызвало необходимость разработки третьего варианта проекта. Давая костелу "вид более правильный и приличный", Мехович вернул окна в барабан купола. Но сохранил и башни, объединив два варианта чертежей. Правда, вряд ли это значительно удешевило строительство. И, кроме того, вызвало негативную реакцию потомков.

Один из наиболее известных киевских авторов, Н.Сементовский, указывал, что чертежи Меховича "далеко уступали в красоте и правильности первоначальным, от чего костел и представляет собою нарушение архитектурных правил и не отличается наружною красотою". Киевские путеводители в один голос твердили, что внешность костела "не поражает ни величием, ни красотой, ни богатством."

Один из авторов более сдержанно отмечал, что "здание костела не может считаться особенно красивым." Многие видели в архитектурном решении костела признаки византийского стиля, с чем никак нельзя согласиться сегодня.

Но наиболее резко выступил польский автор, назвав вид костела отвратительным. А профессор Тарновский считал его карикатурой одновременно на римские собор святого Петра и Пантеон, на фасаде которого в ХVII веке архитектор Бернини надстроил две колоколенки. Римляне окрестили их "ослиными ушами Бернини."

Сравнивая имеющуюся у нас копию Станзани и последующие проекты, мы вынуждены признать, что они кардинально не отличаются друг от друга. Хотя "уши Меховича" не кажутся достойным украшением несколько приземистого сооружения. Но появление башенок и упрощение декора не только ухудшило внешний вид. Оно изменило первоначальный талантливый замысел.

Вместо центрического храма-памятника в стилистике классицизма в честь победы над Наполеоном город получил более традиционный купольный двобашенный костел, характерный, скорее, для периода Ренессанса. В панораме же Верхнего города, в соседстве с многочисленными колокольнями и куполами православных храмов, костел смотрелся вполне органично. Не в этом ли была скрытая цель изменения первоначального проекта — в нежелании иметь слишком выделяющийся католический храм.

Утраты и обретения первоначального проекта — явление драматическое, но не менее захватывающей оказалась и судьба его автора.

Хотя имя Пиллера упоминается в некоторых документах по строительству 1830-х годов, конкретные данные о нем нигде не фигурировали. Неизвестным было даже его полное имя. Тем понятнее становится волнение, охватившее исследователя. Толстое, почти стостраничное архивное дело "О поверке показаний задержанного за неимением письменного вида Иосифа Пилера …" за 1838 год было получено и раскрыто с замиранием сердца. И оно не обмануло ожиданий. Слово за слово, страница за страницей — и образ забытого персонажа киевской сцены начал возникать перед глазами.

Событие, произошедшее в 1838 году очень далеко от Киева, позволило вернуться к киевским реалиям и прикоснуться к некоторым загадкам. Во многом благодаря четкому функционированию бюрократического аппарата Российской империи. В сентябре 1838 года президент Галиции (на тот момент часть Австрийского государства) барон Криг уведомил Киевского военного, Подольского и Волынского генерал-губернатора Бибикова о том, что в Австрии был задержан некто Иосиф Пиллер (в деле встречается разное написание фамилии: Пилер, Пиллер (наиболее часто), даже Пиллор), не имеющий на руках документов.

По описанию полиции это был 37-летний мужчина росту среднего, сложения стройнаго и худощавого, с белокурыми волосами и рыжими бакенбардами с проседью, большими голубыми глазами и красивым носом. Он дал о себе подробные сведения. Судя по всему, вполне правдивые. Назвал место последнего своего проживания — Млинов близ Дубна.

Сообщил, что по паспорту 1827 года, выданному бывшим тогда Киевским гражданским губернатором Кавалеровым, он отправился в Саксонию, где опасно заболел. Поэтому ему пришлось вернуться в Россию, в имение его отца — село Турбов. Вылечившись, в 1830 году он поехал в Елисаветград (современный Кировоград), а потом с 1832 по 1834 годы жил в Меджибоже.

После смерти отца он отправился в Сквирский уезд, где отыскивал документы о своем дворянском происхождении, но безуспешно. "Не обремененный заботами, надеясь найти в чужих краях средства к пропитанию" Иосиф Пиллер в июле 1838 отправился в Галицию, где и был задержан.

Изложив полученную информацию, генерал-губернатор повелел Киевскому гражданскому губернатору найти все сведения о Пиллере и его отце. Бюрократическая машина завертелась, бумаги стали подшиваться в толстое дело. В Турбове было произведено следствие на предмет того, действительно ли там проживал отец задержанного, сколько лет он жил там, какого был звания, как звали его жену, детей, жил ли сам Иосиф Пиллер в Турбове.

В деле сохранились и более ранние сведения 1833-35 годов, которые собирались по просьбе братьев Осипа (Иосифа) и Ивана Пиллеров, стремившихся доказать свое дворянское происхождение. Эти показания о семье Пиллера давались под присягой ("присяжный лист") в присутствии членов Сквирского земского суда.

Дознание установило, что неизвестный крестьянам и мещанам по имени человек, имеющий фамилию Пиллер, которого окружающие называли "капитаном", действительно несколько лет арендовал в предместье Ружина — Баламутовке землю с крестьянами. В ходе следствия стало известно, что его дом сгорел вместе со всем имуществом, а главное — документами. После пожара соседи видели лишь куски пергамента и гербовой бумаги, но их содержание осталось неизвестным. Нужной следствию информации от простых людей получить не удалось. Поэтому власти обратились к знатным особам.

В 1835 году действительный статский советник и кавалер граф Николай Грохольский, бывший Подольским гражданским губернатором в 1825-1831 годах, выдал свидетельство о том, что "во время бытности Станислава Августа отставной поручик Лудовик Августов сын Пилер … более 20 лет был мне довольно известен. От прибытия его в Россию за паспортом, бывая по разным местам в западной Губернии, находился и в моем имении, занимаясь всегда архитектурным искусством. Везде был аттестован в самом честном и благородном поведении и ни в каких замечаниях со стороны Правительства не находился. Что же касается дворянского его происхождения, в том никаких не было сомнений ибо все знали и почитали его как дворянина. Бумаг же своих об оном происхождении куда следует представить не мог, потому что оне с прочим имуществом во время пожара… сгорели."

Честно говоря, первый раз вчитываясь в страницы архивного дела, автор не был уверен, что упомянутый отец задержанного Пиллера был тем самым архитектором, который начал строительство костела. Первым доказательством послужила фраза о занятии архитектурным искусством.

Следующее свидетельство, выданное в том же 1835 году губернским предводителем дворянства действительным статским советником кавалером Тышкевичем, полностью развеяло наши сомнения. Граф Тышкевич подтвердил, что поручик Пиллер по прибытии в Российскую империю " в Киеве находился при постройке римско-католической церкви под именем св. Александра, составил оной смету, фасад и план, который ныне хранится в кабинете Его Императорского Величества." Кабинет Его Императорского Величества, существовавший с 1704 года в Санкт-Петербурге ведал имуществом царской семьи (бумагами, драгоценностями), дворцовым строительством, горными заводами, приобретением художественных произведений. Возможно, проект был преподнесен императору Александру 1 или Николаю 1 во время одного из их многочисленных посещений Киева.

В более раннем свидетельстве Липовецкого уездного предводителя дворянства, камер-юнкера Пршилуского (1833 года) говорилось, что доказательством дворянства Пиллера является звание поручика бывших войск польских.

Но важнее для нас не принадлежность к дворянскому сословию, которая в конце концов подтверждена не была, а сведения о его профессиональной деятельности. "Г-н Пиллер, будучи известен со стороны звания архитектурного искусства, где только был приглашаем для сочинения планов строениям и наблюдения за самою экзекуциею оных, всегда относя справедливую признательность в опытном совершенном звании той науки."

Собрав вместе отдельные данные, разбросанные по страницам архивного дела, нам удалось составить краткую биографию архитектора.

Пиллеры были выходцами из Германии, из Вюртембергского герцогства.

Как видим, в строительстве костела принимали участие только иностранцы: Беретти и Станзани итальянского происхождения, Мехович -поляк, Пиллер — из польских немцев.Отец семейства Август Пиллер жил в Варшаве, где и родился 1 ноября 1770 года по старому стилю; еще в одном документе указано, что Л. Пиллер родился в Кракове.его сын, нареченный Станиславом Косткою Людвигом Антоном.

"За воспитанием и возрастом поступил в существующую тогда Польскую Военную Службу на дворянском преимуществе", выслужился до звания поручика. После присоединения Польши к Российской империи в 1795 году, в возрасте всего лишь 25 лет, был уволен от службы и получил письменный вид на проживание в Варшаве, в квартире его отца.

После увольнения Л. Пиллер остался в бедственном положении, и как считал его сын, приискивая средства к пропитанию занялся, изучением архитектуры. На самом деле, как говорится в одном из свидетельств, искусство в архитектуре "приобрел он в военной службе по части инженеров."

Прожив в Варшаве совсем недолго в том же 1795 году поручик Людвиг Пиллер получил "по недостатку в капитале" билет на проезд с семьей в местечко Дубно на юго-западе Германии, часть региона Швабия, центральным городом которой на протяжении длительного периода был Штутгарт. В прошлом герцогство, затем королевство, с 1952 г. — в составе федеральной земли Баден-Вюртемберг.

Там с 1774 года проводились ежегодные Дубенские контрактовые ярмарки и на протяжении месяца местечко становилось центром коммерции Западного края. По-видимому, разбогатеть Пиллеру так и не удалось. Ему пришлось много поездить по губерниям, нанимаясь к разным помещикам, возвращался он и в Варшаву, пока, наконец, не осел в 1812 году в местечке Ружин Сквирского уезда, где и взял у тамошнего помещика землю в аренду (посессию) на праве дворянском. После пожара 1818 года, потеряв дом, имущество и документы, переехал в село Медведовку Винницого уезда, а напоследок — в село Турбово Махновского уезда.

Известно, что в последующие годы он бывал в Киеве, например на ярмарке 1828 года заключил контракт на аренду земли. 29 апреля 1834 года 63-летний вдовец Людвиг Пиллер (жена — Францишка Горман) умер, оставив детей Иосифа (1801 года рождения), Ивана, Эмилию и Элеонору. Был погребен на приходском кладбище местечка Липовцы (село в Винницкой области). Очевидно, Л. Пиллер долго болел, так как причастился задолго до смерти — в 1833 году.

Из документов известно также, что оба сына пошли по стопам отца: Старший Иосиф тоже занялся архитектурой, а младший сын в 1826 году стал военным, дослужившись до офицерского чина. В 1834 году Иосиф Пиллер, у которого на руках остались две малолетние сестры, жаловался Киевскому гражданскому губернатору на задержку с изучением документов, могущих подтвердить дворянское звание семьи. О том, что семья жила бедно и находилась в стесненных обстоятельствах, говорит тот факт, что старшая дочь Эмилия служила в Киеве у купца Лычкова гувернанткою.

По сведениям семьи, Пиллер еще в 1812 году принял присягу на подданство России, но документы об этом не сохранились, как и дворянское свидетельство. По этой причине в 1839 году детям Пиллера, переехавшим на жительство в Киев, было предписано принять российское подданство. Кроме того, Указом императора 1837 года им предложили записаться в сословие граждан или однодворцев, но не дворян, за отсутствием подтверждающих документом. На этом сведения о семье теряются.

В завершении нашего рассказа хотелось бы сделать некоторые уточнения. Кажется логичным предположить, что привлечение другого архитектора к изменению проекта костела связано не только с утратой чертежей, но и со смертью первого автора. Не имея специального архитектурного или художественного образования, а лишь практический опыт и способности, Пиллер смог стать неплохим архитектором, попав в один ряд с куда более знаменитыми киевскими иностранцами — Меховичем, Станзани, Беретти. Правда, судить об этом мы можем лишь по одному его проекту, сохранившемуся в копии.

Независимо от талантливости Пиллера остается открытым важный вопрос — что заставило киевлян заказать малоизвестному специалисту столь ответственный проект? Этому может найтись объяснение, если вспомнить как осуществлялось проектирование в первой половине ХІХ века в Российской империи.

Дело в том, что в Киеве частная архитектурная практика в это время практически отсутствовала. Жилые дома строились по типовым (образцовым) проектам, адаптированным к конкретной местности. Проектирование же и строительство крупных объектов общегородского значения поручалось чаще всего губернскому или городскому архитекторам, чей круг обязанностей был весьма широк. В одном из документов указывалось: "город Киев по обширности своей требует обширных занятий и забот по составлению планов и смет по разным частным и казенным постройкам…" При этом в год за все работы городской архитектор получал 1200 рублей, его помощник — 300 рублей, а ученик — 120. Кроме того, отдельные учебные учреждения, например, университет, нанимали своих архитекторов.

Итак, все известные нам киевские архитекторы начала-середины позапрошлого века — это специалисты, находящиеся на государственной службе, причем очень занятые. Да и было их немного.

Андрей Меленский занимал должность руководителя чертежной мастерской при канцелярии Киевского генерал-губернатора с 1799 до 1829 года. После него несколько лет обязанности городского архитектора исполнял Павел Дубровский, жалующийся на чрезмерную нагрузку и малое жалованье. В 1833 году его сменил Людвиг Станзани, служивший городу 15 лет. Занимаясь разработкой и реализацией генпланов Киева, утверждая типовые проекты и лишь изредка уделяя время частной практике, он неоднократно просил начальство уволить его от многих посторонних поручений, не относящихся к должности городского архитектора.

В 1810-х годах в Киеве работал швейцарец по происхождению Леопольд Карлони, но он покинул город еще в 1815 году. Жил в Киеве и Иван Кедрин, губернский архитектор, построивший в городе ряд домов.

Вероятно, мы забыли упомянуть кого-либо из малоизвестных строителей того времени. Но если и так, все равно вполне реально предположить, что на момент закладки костела в 1817 году никого из архитекторов, кроме А. Меленского, в Киеве не было. Он как раз и посвятил несколько лет планировке территории для строительства.

Но давайте вспомним, что строительство костела стало частной инициативой киевского польского дворянства и велось на пожертвования. Пожалуй, Л. Пиллер оказался в нужном месте в нужное время — выходец из Польши, вероятно, с хорошими рекомендациями от польских помещиков, не занятой на государственной службе и, главное, — нуждающийся в деньгах.

Кроме того, отвод участка под строительство в 1815-1817 годах осуществлялся под личным наблюдением предводителя дворянства Франца-Петра Потоцкого. По случайному совпадению именно у некоего помещика Потоцкого Пиллер арендовал землю в селе Ружине. Что ж, в свете изложенного выбор кандидатуры Пиллера не выглядит таким уж удивительным или несуразным.