Начало нашего пути в самое сердце массива Аннапурна проходило по долине реки Моди–Кхола через небольшие непальские селения, облепившие крутые склоны непальских гор. Равнин здесь, разумеется, нет, и селяне вынуждены приспосабливать эти весьма неплодородные и каменистые уклоны для своей нелегкой жизни в горах. Потому, где возможно, они вырубают лес и изменяют внешний вид склонов, превращая их в живописные террасы.

Вокруг столько интересного и непривычного. Мой взгляд упирается в склон, украшенный золотистыми полосками. Приглядевшись к ним внимательней, с удивлением обнаруживаю, что это тоже своего рода терраса, только очень необычная, расположенная вертикально, на которой зрела пшеница.

Никакими механизмами, разумеется, её не убрать. И три женщины собирают урожай вручную, колосок за колоском, складывая их в огромные, вместительные короба-корзины за своими спинами. Такие короба, сужающиеся книзу и удерживаемые лишь налобной повязкой, непальцы называют доко. В начале мая урожай уже созрел, и я с интересом наблюдаю за процессом его сбора. Ведь такое мне приходится видеть впервые.

Труд, наверняка, тяжелый. Стоять целый день на ногах под палящим солнцем и монотонно часами махать руками, словно делая упражнение, – не каждому под силу, а тем более женщинам, к тому же не совсем молодым. Время от времени они застывали, как скульптурные изваяния, скрепив руки за головой, чтобы дать им возможность немного передохнуть. А затем снова принимались за свое нелегкое дело.

Мне сразу припомнились строки русского певца нелегкой женской доли, которые позволю себе немного перефразировать: В полном разгаре страда деревенская. Доля ты! – непальская долюшка женская, вряд ли труднее сыскать!
У меня вообще создалось впечатление, что весь уклад деревенской жизни держится в основном на хрупких плечах непальских женщин.
Переноска различных грузов – пожалуй, самое распространенное их занятие. Всё время на своем пути нам приходилось сталкиваться с непалками, подобно муравьям или навьюченным мулам переносившими на себе что-то очень тяжелое.Мужчины, как правило, использовали для этой цели животных – выносливых мулов или упрямых ослов. И лишь бревна перетаскивали на себе.

Вот еще одна типичная картина: девушки, согнувшись в три погибели под грузом, тащат свои доко, доверху наполненные прогнившей листвой, которую они собрали в джунглях. Своего рода компост, чтобы удобрять не слишком плодородную каменистую почву. С удобрениями здесь напряг, да и не у всех найдутся лишние деньги. А перегноя в лесах много, только всё дальше приходится за ним ходить. С уверенностью испытателя могу сказать, что ноша – архитяжелая. Для меня, как показал эксперимент — Легко ли быть портером, она оказалась совершенно неподъемной. А тут надо пронести не одну сотню метров, да еще всё время поднимаясь в гору.

Тащить солому – тоже не позавидуешь. Копна такая большая, что её носителя вообще почти не было видно, словно двигалась она сама по себе, семеня маленькими ножками. Я догнала копну, и она улыбнулась мне приветливой милой улыбкой.

Ну, а сено в хозяйстве всегда сгодится, и на крышу коровника, и самой живности на пропитание.

Кстати, живность в хозяйстве — большой помощник непальской семье. У одной деревушки мы с любопытством наблюдали за старым, как мир, и весьма, на мой взгляд, непростым процессом пахоты, который «демонстрировал» молодой непалец. Полоска пахотной земли была совсем узкой, но он умело разворачивал буйволов на поворотах и, налегая на плуг со всей силой, вместе с ними бороздил поросший травой надел. Дёрн выворачивался наружу, обнажая сухую, почти серую почву. Буйволы словно нехотя поддавались его напору и, спотыкаясь о комки и каменья, медленно продвигались вперед. И так много раз по «кругу».


Там, где можно обойтись и без буйволов, или, где считается грехом запрячь животных в плуг, а такое встречается в долине Катманду, крестьяне, сидя на корточках, обрабатывают землю вручную – небольшой мотыгой «кодали» с короткой ручкой.

Не менее ответственное занятие – пасти скот. Особо разгуляться ему здесь негде, потому встретить стадо на тропе, будь то крупнорогатые или безобидные козочки, приходилось частенько. Но если козочки особых опасений не внушали, и мы смело проходили мимо, деля тропу пополам, то коровы или буйволы заставляли задуматься о своем спасении и чуть ли не в ужасе карабкаться в гору. Кто их знает, что им в рогатую голову придёт.
Пару раз на узкой дорожке я столкнулась с таким стадом почти лоб в лоб. Ощущения — не из приятных. И вниз нельзя – там пропасть, и наверх не залезть – слишком круто, чтобы надолго там удерживаться. Во спасение жизни пришлось всё-таки на пару шагов подняться выше и вжаться в склон. Авось не заметят…

…Так, особо никуда не торопясь, в созерцании и наблюдении за жизнью вокруг, спустя часов пять или шесть, как покинули Наяпул (в Непале расстояние измеряется не в километрах, а в часах), мы дошли до маленькой деревушки Куми (в часе-полтора ходьбы от Гандрук), где у нас был большой привал с ночевкой. Собственно, это даже и не деревня, а всего несколько домиков — небольшой лодж, где останавливаются туристы на ночлег, да лачуги семей непальцев.

Пока готовился ужин (непальцы, как известно, особо никуда не торопятся и на всю нашу ораву готовили часа два), я решила прогуляться по окрестностям и не зря. За околицей желтело небольшое поле, в котором копошились едва заметные фигурки, поначалу даже не замечавшие меня. И я двинулась туда…

Мое присутствие было вскоре ими всё-таки обнаружено: я решила воспользоваться случаем (когда еще такое удастся увидеть) и познакомиться, а заодно посмотреть вблизи, как непальцы собирают урожай злаковых. Сборщиков было трое: две женщины, одна из них совсем молоденькая, и мужчина в шапочке. Но когда я подошла, он отошел в сторону и присел на землю, не разрешив фотографировать его.

Зато женщины не возражали запечатлеть их трудовой подвиг. Правда, довелось пообщаться лишь с одной, той, что моложе, к сожаленью, имя не запомнила. Видимо, она училась в школе и английский знала. Другая, её пятидесятидвухлетняя мать, лишь смущенно улыбалась и вопросительно поглядывала на свою миловидную дочь после очередной моей фразы, мол, чего она говорит. Девушка переводила на свой родной, не переставая проворно срезать колоски и сбрасывать их в корзину. Интересно, сколько ж надо времени так простоять, чтобы набрать полную…

Мое внимание, конечно же, привлекло орудие, которым они это делали, очень похожее на наш серп, только короче и с более широким лезвием. Это такой универсальный, многофункциональный нож, изогнутый клинком книзу. Он может служить и оружием (его мужчины носили в ножнах, прикрепленном к поясу), и хозяйственным предметом, используемым как серп или даже топор. Называется нож – кхукури, и известен он с давних времен, когда его носили не только крестьяне, но и непальские воины.

Оказалось, срезается не весь стебель, а только верхняя его часть – сам колос с набухшими зернами. Остальное до поры до времени остается на поле, но потом тоже убирается и отдельными кучками переносится поближе к дому, где формируется в стога.

Кажется, теперь я получила полное представление о непальской страде, которую видела в течение дня только издали. Отблагодарив сборщиц небольшой «денюжкой», я вернулась в лодж, где меня уже явно заждался ужин…

Первомай клонился к концу. Здесь, что ни на есть в настоящей непальской деревне, он был самым обычным – трудовым и мало чем отличался от других, непраздничных дней, наполненных повседневными заботами. И только вечером, наконец, можно было присесть и отдохнуть, как этим женщинам, которых несколькими часами раньше я видела за переноской камней. Ни тени усталости, только добрые улыбки освещали их открытые лица…