После пары дней, проведённых в городке Энаротали, я отправился на пристань, желая уплыть в какую-нибудь глухую деревню на озере, чтобы там не было магазинов, денег, почты, полиции, рынков и электричества. Названий деревень я не знал. Придя на пристань, увидел кучу лодок. Все накинулись на меня — очень хотели отвезти меня в Обано. Я подумал, что в Обано мне не надо, так как если туда все плывут, значит там делать нечего. На всякий случай спросил цену.
— Сату джута рупий (1 миллион)! — ответили алчные лодочники. Потом в ходе конкуренции цена упала до 0,5 млн. «За такие деньги сами плавайте», — подумал я (местные платят 20 тысяч) и я стал высматривать любую лодку, идущую НЕ в Обано.
На пристани столпилось больше сотни папуасов. В Новой Гвинее очень много языков — учёные насчитали до 1200 наречий на этом острове, так что наибольшее число языков в мире собрано именно здесь. Так вот, 100 папуасов вокруг меня болтали на своих 1200 диалектах, я ничего не понимал, они тоже, но все пытались спихнуть меня в Обано.
Я написал на бумажке по-индонезийски:
«ЕСТЬ ЗДЕСЬ ЛОДКА ПЛЫВЁТ НЕ В ОБАНО ?»
Все были поражены, передавали бумажку из рук в руки. Но ничего не происходило. Если бы я знал точное название деревни, было б проще. Но что делать, если тут и в полиции, и в мэрии, и в управлении туризма, нет никаких карт?
Наконец нашлась лодка не в Обано, взяли и меня. Куда она плывёт, я так и не понял. Лодочник меня предупредил, что в Обано не поплывёт, и показал рукой куда-то в неопределённую даль. Я согласился. Кроме меня, в лодке-моторке уже сидело человек двадцать.
Стартовали вроде бы бесплатно, но потом лодочник захотел денег. Я дал ему однин соронг (индонезийское платье). Тот остался доволен. Дело в том, что я имел несколько целей посещения глухой деревни — одна из целей та, чтобы попасть туда, где живут в холоде и голоде бедные дикие папуасы и раздарить им запасы одежды, скопившиеся у меня за путешествие. Ведь всю дорогу, в каждом городе, мне дарили еду, деньги, соронги, футболки, тюбетейки. Пищу я съедал, деньги тратил, а одежда накапливалась. Более холодные места, чем эти, мне вряд ли встретятся на маршруте, дальше будет только теплеть, так что от одежды надо избавляться немедленно.
И также я хотел узнать обычаи, сущность настояших папуасов. Итак, избавися от одного соронга, плывём, 20 человек в одной лодке, вдоль берега (чтобы если тонуть, так близко), красивые гористые берега, покрытые лесом, в одном месте причалили — там ждали нас других пятеро дядек с луками и копьями, охотники, заждались верно, костёр жгли, грелись. Но зверей, результатов охоты, у них не было. Посадили лучников (лук у каждого деревянный, тетива тоже — не синтетическая, а из какой-то лианы) и поплыли. Всего полтора часа ходу, мужик отработал свой соронг хорошо. Приплыли. Низкий грязный берег, выгружаемся. Как потом узналось, деревня называлась Эпобуту (и ещё одна, к ней приложенная).
Деревни папуасов ограждены заборами, чтобы не разбежались дети и свиньи. Даже влезать надо через забор, нет низких входов. От пристани к деревне идёт тропинка. Перелезаешь через забор — вот она деревня, тоже вся в заборах.
Каждое поле и двор — также ограда, 2-3 метра высоты, наверху забора — какая-то земля, трава, папуасская технология. Света, базара нет, приплыл куда надо. В каждой деревне есть Кепала Деса, начальник деревни (назовём его по-советски Председатель Сельсовета), и как раз в день моего приезда был Сельский Сход. На дворе Сельсовета (сарай 5 на 8 метра) собрались сто мужиков, кто-то с копьями, кто с луком, кто с котекой, но больше обычные босые эфиопообразные дядьки и громко выясняли отношения. Все — мужчины. Кепала Деса, мужик в кепке, взялся разместить меня в помещении Сельсовета. Кроме большой общей комнаты, там было две маленьких. Одна Председательская, где стоял стол, заваленный бумагами, которые пришли из райцентра. Бумаги, вероятно, никто ни разу не читал. Другая комната — костровая, где Кепала Деса мог в отходе от работы жечь костёр и жарить батат.
— Хорошая комната! Спать будешь здесь! — и он отворил незапертую дверь в Председательскую.
— А это что?? — воскликнул я, указуя под стол. Там, под столом Председателя, спряталась огромная куча свежего человеческого дерьма. Видимо, оставленная одним из посетителей Сельского Схода. В знак своего отношения к деревенской демократии .
— Это? а, дерьмо. Уберите! — и мужички с досточками пришли и соскребли. Но спать в этом помещении не хотелось. Зашли в костровую — там ещё хуже. Ладно, оставил рюкзак и пошёл смотреть деревню. Человек десять взрослых и двадцать детей пошли со мной, остальные остались во дворе сельсовета выяснять отношения. Сход происходил так: неровным кругом на траве стояли и сидели сто человек, и один кто-то выходил в круг и громко говорил, верней — кричал, минут пять-десять. Потом оратор сменялся. Я удалился от них, иду по улочкам деревни. Пытаюсь заглянуть в хижины. Часть людей последовали за мною.
В гости зовут не все. Скрытные. Боятся, сглазят? Некоторые пустили в дом. Сараи 2,5 на 2,5 метра, с узкой дверцей-скворечником, внутри очаг, спят они на полу в окружении своих 5-6 детей. Света нет. Еды почему-то тоже. Одни хижины сверху покрыты соломой, другие — самые богатые — жестью. Внутри никакой мебели, но могут быть разные артефакты: у одного в доме — игральные карты, у другого — Библия на индонезийском языке и очки, у третьего — на стене портреты первого и второго президентов Индонезии. Стульев и столов нет ни у кого. Посуды тоже не видно. Еду нигде не предлагают. Все до одного ходят босиком. Сразу после одной деревни Эпобуту началась другая, меньшая. И там был свой сарай-сельсовет, похож на первый, только совсем разбитый, ни окон, ни дверей. Но тоже есть отсек — «председательская» и бумаги кучей на столе. Перед сельсоветом — шест, воткнутый в землю, — на нём нужно воображать флаг Индонезии.
В тех домах, где я был, не было молодых женщин. Все девушки от меня попрятались. Может быть как раз в тех домах, куда меня не пустили (отпугивая воплями), там и находились женщины? Только нескольких старух и тёток явно немолодого вида безоязненно встретились мне в деревне. Они были одеты в многовековой сэконд-хэнд. Натуральную папуасскую женскую одежду я так и не увидал.
Пока я ходил, вернулся к рюкзаку и к первому сельсовету — дети создали базар, выложили бананы и грибы, на земле, по смешной цене — 1000 рупий (3 руб) за кучу. Я купил все бананы и часть съел, а остальные раздарил зрителям. Базар предназаначался для одного меня, т.к. вскоре он исчез и потом появился в другом месте на пути моего хода, там были уже только бананы (грибов не было). Когда я купил ещё 2 кучки зелёных толстокожих недозрелых бананов, а остальные не взял, — базар исчез. Выходит, и впрямь только для меня — на сельском сходе больше не было ни одного продавца и покупателя.
Тут меня и нашел Учитель Английского Языка. По имени Маркус.
О, Боже! Он ведь учился в ПедУниверситете в самой Джайпуре, столице острова! Каким чудным языкам его учили? Он и бахаса — индонезийский — знал хуже меня. Но Учитель привязался ко мне, и мы с ним уже вместе ходили по этой деревне и по соседней. Учитель поднимал свой престиж, а я пытался у него что-нибудь выведать о деревне, но на всё непонятное мне он отвечал однообразно: «локал традишион».
Еды, кроме бананов, не было. Потом узнал, почему. Папуасы днём все в поле, или на рыбалке, от рассвета до заката, и не едят. Чтобы не терять светлое время суток. Потом темнеет, они прячутся в дома и начинают печть в огне батат, сладкий картофель.
В деревне имеется церковь, католическая, население хотя и католики и протестанты, но собираются в одной церкви.
Деревянная церквушка с земляным полом и колодами вместо скамей. Колокольня — странное сооружение в полтора метра высотой, на ней висит железная шестерёнка и ещё одна деталь, вместо колоколов. Священника нету, есть приезжий миссионер, который приезжает (на лодке) иногда из Обано. У него есть домик 2 на 4 метра, похож на зимовье в тайге. Рядом с церковью. В отсутствие миссионера церковью заведует Гуру Гережа, букв. Учитель Церкви, т.е. преподаватель христианства в школе.
Этот Гуру Гережа и переселил меня в церковный домик. Он подумал, что я тоже что-то вроде миссионера и поэтому мне очень подойдет это помнещение (а у самих папуасов и тесно, и блохи, и 10 человек в одном курятнике, и свиньи гадят). Я с удовольствием переехал из сельсовета — метров сто было, недалеко. Простая деревянная койка за занавеской.
В домике миссионера обнаружились смешные книжки, отпечатанные где-то на ротапринте, с рисунками, сделанными от руки; церковная касса (мелкие купюры и монеты), книга расходов-приходов, список всех членов церкви. Оказалось, максимальный возраст прихожан — 37 лет. Что с ними после 37? Или мрут, или перестают посещать церковь, или забывают свой возраст? Всего в деревне, судя по документации в сельсовете, — 1797 человек, 863 мужчины и 934 женщины. Но прихожан только человек 200.
Я всё думал, кому подарить одеяния, и тут случай — старуха (лет сорока) шла беззубая, в рванье. Редкаяиз женщин, моложе тут не найти — прячутся. Открыв свой пустой рот, остановилась и уставилась на меня в тот момент, как я с рюкзаком проходил на церковный двор. «Стой!» — говорю старухе. Полез в рюкзак, и хлоп — нацепил на неё жёлтую автостопную китайскую куртку. И скрылся во дворе церкви. Постояв две секунды, старуха, поняв, что это дар, визжа, унеслась к себе в сарай, больше её не видел. Боялась, что отберу назад. Я же побоялся, что все придут за подарками. Но нет тут ни коммерции, ни попрошайства, все удивились, но никто ничего не просил. Я потом вручил некоторые другие дары, но цепной реакции не было, по счастью.
Вечером всё стемнело, Инглиш Тичер Маркус обещал еду:
— Я принесу тебе еду! Картофель сладкий!
Но еды всё не было. Попросил принести мне кипятка. Кружку мою с водой унесли и через полчаса принесли нагретой (кипела ли?). Вечерело. Я уж открыл последнюю консерву сгущенки, и тут понесли мне дары! Первым пришел чинно Гуру Гережа, учитель церкви, неся три картофелины, и важно произнёс —
— Господь Бог посылает людям пищу, вот нам, например — батат. Бери, вкуси этот батат, ибо другой жратвы у нас не имеется!
(Мясо своих свиней они едят, наверное, только по большим праздникам, а продукты охоты достаются им совсем редко — я многих видел папуасов с луками и стрелами и ни одного — с добычей.)
Я взял, благодаря. Солнце тем временем зашло, и дымки поднялись над хижинами. И тут пошла цепная реакция, и все понесли батат, стучались в домик и несли. Я благодарил, брал, откусывал, в темноте прятал в пакет, принимал, благодарил, в темноте прятал в пакет. Потом уже не прятал, а мне всё несли, горячие, сладкие, обугленные, с привкусом земли, бататы. Стало совсем темно. Электричества нигде не имелось. Сказал спасибо, устал, сплю, и поставил палаточку на койке миссионера и уснул. Со мной в этом же домике миссионера спал папуас — тот самый Гуру Гережа. Под утро образовался и Маркус, встают они до рассвета.
Ночью ливень до утра, протекает дом миссионера, ай! В пять утра встал, выдал последние дары своим новым знакомым. Лишние продукты, включая полбанки сгущёнки, я оставил учителю. Узнал — до Обано всего три километра пешком (враньё, три часа потом вышло). Решил идти пешком, по деревням. Попрощался с теми, кто уже вылез во двор на рассвете.
— Тебя проводить? — спросил учитель Маркус.
— Нет, сам дойду, один («сендири»).
Дождь, горные тропинки в грязи, тропинка идёт вдоль озера. То поднимаясь, то спускаясь вниз. Проходит через несколько типовых деревень, окружённых заборами. Я раза три упал в грязь, весь в грязи добрался до Обано. Босиком тут ходить удобней — все местные босиком. Я в шлёпанцах сперва шёл, потом тоже опростился и спрятал шлёпки.
В Обано оказался я не очень сытый и уставший. Там было больше шансов найти лодку в город, чем в Эпобуту. Обано — большое село, здесь есть даже один таксист (на мотоцикле), и тот не папуас, а приезжий с Макассара. Есть и рынок, до которого я не дошёл — ждал лодку на берегу. Час ждал лодку, сфотографировался с ещё одним папуасом в натуральном облачении. Потом на пристань пришёл толстый цивильный мужик, директор местной школы.
— Что это ты тут устроил? — обратился он к гордому своей котекой папуасу.
— Извини, начальник, вот иностранцу котеку показываю, он не видел никогда.
— В таком виде не разгуливай!
И папуас с пипкой куда-то растворился.
Тем временем подошла лодка, её вызвал директор школы. Ну не по мобильнику, наверное просто сказал кому надо, местные подогнали лодку. И я наконец уплыл в Энаротали.
