9 мая в Индонезии во время показательного полета с радаров пропал «Сухой суперджет сто». Полет закончился трагедией, которая унесла жизни 45 человек. Самолет врезался прямо в склон вулкана Салак и с того дня «Сухой Сератус (сто)» стал самой горячей темой на телевидении здесь в Индонезии. Так я впервые узнал о том, что идет поисковая операция под Богором. На календаре была дата 10 мая. Тогда я даже не думал, что эта тема коснется меня напрямую.И вот уже на следующей неделе я летел в Джакарту от «Русского Репортера», чтобы подготовить для журнала репортаж. Материал был опубликован. Теперь я выкладываю то, что в него не вошло — то что осталось «за кадром».
— У тебя ксива-то есть? – спрашивает меня Рио Маник. Он оператор местного телевидения, который верит в то, что только Бог может спасти журналистов. По крайнее мере так написано на его красной футболке.
Ксивы у меня нет. Поэтому вмешательство небесных сил сейчас бы было очень кстати.
Значит так, — говорю я ему, когда остаются считанные метры до поста, который преграждает нам путь к ВПП старого аэропорта Джакарты «Халим», — не говори им, что я журналист. Журналистом у нас будешь ты, ведь у тебя ксива. А я – твой переводчик. И мы идем брать интервью у русских спасателей. Понял?
Идеальный план, думаю я.
— Ага, — только и отвечает Рио. Идет он чуть ли ни присвистывая. Он явно ни о чем не парится.
Наступает момент истины. Перед нами шлагбаум, за которым стоит PM (военный полицейский) и рядом с ним будка, в которой сидит какой-то сторож. Оба смотрят на меня, но не в глаза, а туда, где должна болтаться ксива. Еще до того как они успевают обронить хотя бы слово, Рио берет инициативу в свои руки и кричит им, махая рукой:
— Привет! Со мной тут русский журналист!
Фак! Это можно оставить без коментариев. Мне же тем временем приходится импровизировать: мол, нету ксивы, мол, забыл в отеле, мол, я из «Русского Репортера», а это такой крутой журнал в России, и вообще мне очень надо попасть на ВПП, мол, вопрос жизни и смерти. Срабатывает только потому что PM оказывается мягким человеком. Поэтому выхожу сухим из воды. Наверное, Бог все-таки спас журналиста.
На ВПП вижу стоит вертолет МЧС, правда, как выясняется, лететь ему сегодня никуда не предстоит. Напротив него — аэропортовский лодж, где занимаются своими важными делами представители ГСС (Гражданские самолеты Сухого). Они по очереди с перерывом в полчаса-час выходят покурить на улицу с угрюмыми лицами. Кроме них, в лодже работают психологи МЧС, которые оказывают помощь родственникам тех, кого похоронил на склоне вулкана Салак SSJ-100 (Sukhoi SuperJet-100). Именно там, на Салаке, разворачивается сейчас основная операция, за ходом которой следит вся Индонезия. Местные спасатели и военные с двумя отрядами нашего МЧС собирают по кусочкам жертв катастрофы, а так же занимаются поисками двух бортовых самописцев — речевого и параметрического.
Значит и мне сегодня предстоит путь в сторону Богора. Но раз вертолет никуда не летит, остается добираться по земле.
Больше чем фотография Если еще совсем недавно зал прибытия аэропорта «Халим» был наполнен плачем и слезами, горем и отчаянием, молитвами и слабой надеждой «а может есть шанс…», то теперь он опустел. Женщина в возрасте дает интервью. У нее крашенные волосы, бледное лицо и желтая шаль накинута на плечи. Она сидит в той части зала, которая была предоставлена для родственников пассажиров SSJ-100. По левую руку от нее мужчина с глазами монгола и в кепке, из под которой выглядывают короткие волосы чуть тронутые сединой. Руки его сложены на груди, он серьезен и рта не открывает. Зато без умолку трещит женщина, вопросы которой задает симпатичная репортерша с микрофоном в руке (она сидит по левую руку от мужчины). Лица этой пожилой женщины с усталыми глазами, чье имя Сутдже, не покидает улыбка. Она о чем-то весело рассказывает, демонстрирует репортеру дисплей телефона, иногда чуть жестикулирует руками, иногда смеется. Да, по ней даже не скажешь, что она потеряла дочь чуть меньше недели назад.
Среди 45 пассажиров SSJ-100 была Сюзана Фамела Ромпас. Молодая, красивая девушка с перспективами, обладательница титула Мисс Паривисата 2008 (Мисс Туризм). Когда-то она работала с «Саудовскими Авиалиниями», но в декабре прошлого года уволилась. Стюардессой «Sky Aviation» она стала всего-то около двух недель назад. Но эту работу она не воспринимала всерьез и потому искала другие варианты. Правда, судьба распорядилась иначе. Сюзане не было и 30 лет, когда она погибла в авиакатастрофе.
— Вообще-то завтра ее День Рожденья, — рассказывает Ричард. У него покрасневшие глаза, которые не скрывают того, что он плакал. Стоим мы за два ряда от мамы Сюзаны, наблюдаем за ходом интервью. На Ричарде зеленная футболка и синие джинсы.
— Знаешь, мы были друзьями, настоящими друзьями — продолжает Ричард, — если у нее были какие-то проблемы, она сразу звонила мне.
Его голос пронизан какой-то человеческой теплотой и он рассказывает о Сюзане так, как говорят о чем-то прекрасном.
— Я приехал два дня назад и в четверг собираюсь вернуться в Сурабаю. Но если семья решит похоронить Сюзану в Бунте (родной город Сюзаны, остров Сулавеси), то я наверное поеду.
— Вам не говорят сколько может занять процесс идентификации?
— Сказали, что около двух недель. Только после этого мы сможем забрать тело.
Оператор тем временем фокусирует свою камеру на снимке, с которого красивая молодая девушка дарит окружающим очаровательную улыбку. На фото, которое держит в руках одна из родственниц, Сюзана Фамела Ромпас.
— Как только мы ее похороним, тяжелый груз спадет с наших плеч. Тогда мы будем чисты перед ней.
Снимок попадает к пожилой женщине, которая дает интервью. В этом момент ее глаза становятся другими, меняется выражение лица. Мать смотрит на дочку, которой больше нет, смотрит на свое чадо, которое погибло в страшной катастрофе. Мать зависает, грустнеет и ничего не говорит. Оператор тем временем пишет. Проходит время. От силы несколько минут. Женщина отрывает свой взгляд от снимка и прежний позитивный настрой возвращается к ней. Теперь Сутдже, которая хлебнула горя с полна, снова продолжает трещать с улыбкой на лице, рассказывая от том, какой была ее любимая дочь.
Сюда в аэропорт «Халим» прилетают вертолеты индонезийских военных с контейнерами на борту. В этих контейнерах собраны фрагменты тел жертв катастрофы. Отсюда их доставляют машинами к порогу отделения судмед экспертизы полицейского госпиталя Джакарты. Именно там при участии специалистов из России проводится работа по идентификации фрагментов тел.
В одном из привезенных контейнеров было то, что осталось от Сюзаны Фамела Ромпас.
Пасирпогор
7:14 утра, 18 мая, пятница. Пасирпогор. Гул вертолетных лопастей затыкает многих на полуслове. Возвращается французская «Супер Пума», подымая настоящий ураган. Рядом с вертолетной площадкой растут кусты с красными цветами. Кусты трясутся на ветру, чуть ли не ломаются, а облако пыли и песка больно бьет мне в лицо. Я ничего не вижу и падаю на колено, чтобы совсем не потерять равновесия. В двадцати метрах от меня садится «Супер Пума», разгоняя людей, которые тусовались на площадке. Пока я протираю глаза, лицо от песка, вертолет снова поднимается в воздух и искусственным ураганом уносит прочь мой рюкзачок. Сегодня «Пума» забросила на Салак шестерых бойцов элитного спецназа КОПАССУС. Среди них был Тофик Акбар, который 15-го числа обнаружил речевой самописец. Наши спасатели улетели всего минут пять назад на вертолете “Центроспаса”. И это была первая группа. Следом полетит вторая. Всего 10 человек, которые должны будут искать второй “черный ящик” – параметрический регистратор. Тофик Акбар покажет им, где он нашел первый самописец.
Вертолет “Супер Пума”
Вертолет индонезийских спасателей
Репортер “Транс TV” присел, чтобы не сдуло
Улетели индонезийские спасатели
Если от Джакарты до Богора можно доехать на автобусе или поезде, то вот до Пасирпогора меня и мою помощницу Мегу ждала поездка с сумасшедшими мототаксистами. То что мы добрались до места живыми — я считаю чудом. По крайней мере раза два мы были на волосок от аварии, которая прервала бы все мои муки при работе над репортажем для «РР».
В Пасирпогоре находится вертолетная площадка, съемки с которой каждый день крутят по телевидению. С нее на Салак вылетают все вертолеты. Они забрасывают туда спасателей и снабжение, забирают контейнеры с фрагментами тел. Здесь же разбиты два лагеря нашего МЧС — «Центроспас» и «Лидер». Но Пасирпогор не единственный пост, а вообще второстепенный. Есть еще основной пост, с которого начинается пешеходная тропа к месту крушения.
— Чтобы дойти до места крушения мне и моему отряду потребовалось семь с половиной часов, — рассказывает Собри — подполковник спецназа КОПАССУС. Добрый такой мужик, но я знаю, что если ему отдадут приказ, он без раздумий свернет мне шею.
Полдень. Жара. Пекло. Люди прячутся в тени.
Зеваки гуляют по Пасирпогору
— Русские нас не пускают снимать. У них там все строго, — жаловались мне не раз репортеры «Metro TV» с досадой в голосе. Поэтому когда к ним подходит наш эмчеэсовцец, они не верят своему счастью. Мужчина с седыми волосами усердно повторяет странное слово, что-то пытается объяснить при помощи жестов. Даже я ничего не понимаю, а индонезийцы и подавно.
— Вам помочь? – обращаюсь я к эмчеэсовцу.
— А вы хорошо говорите по-русски, — замечает он
— Да я вообще-то из России.
— Переводчиком тут что-ли у них?
— Не совсем.
Алексей, инженер из “Центроспаса”, как оказалось ищет кокосы. Только теперь я понимаю что за слово он так усердно повторял – келапа, что переводится как кокос. Репортеры «Metro TV» угощают его двумя орехами (они продавались тут же), проявляя типичное индонезийское гостеприимство.
— А второй не открывайте, — просит Алексей пацана, который уже замахнулся, чтобы мачете отрубить кусок ореха.
Взяв кокосы, Алексей благодарит нас и уходит обратно. Он оставляет приятное впечатление своей открытостью и дружелюбием. Но индонезийцы убеждаются в очередной раз, что с русскими трудно найти общий уже просто потому, что они редко говорят по-английски. Как заметил Эко Сулистьо (интервью с ним — см. Жертвы Салака) это создавало некоторые трудности в ходе операции на склоне Салака. Но вот все остальные индонезийцы в разговоре со мной воздерживались от любых комментариев по поводу работы наших спасателей.
Пилоты «Супер Пумы», например, ответили мне чуть резко:
— А ты иди и сам спроси своих русских друзей.
Во-первых, индонезийцы боятся, что начальство надает им по голове за любые комментарии, которые будут касаться российского МЧС.
Во-вторых, индонезийцы в большинстве своем очень вежливы и не позволят себе высказываться о работе коллег. Но наши таким принципом не руководствуются. Поэтому со стороны МЧС комментарий дала Ирина Маслова. Она считает, что у наших спасателей на порядок лучше снаряжение и уровень подготовки.
Тем временем, следом за Алексеем в лагерь «Центроспаса» отправляются 20 кокосов от меня и команды «Metro TV». Это был своеобразный жест дружбы.
Еще раз про менталитет
Идет сильный дождь без надежды на то, что он скоро прекратится, и подтапливает лагерь отряда «Лидер», который был разбит на баскетбольной площадке. Стелится туман. Из зеленного шатра с табличкой «Место отдыха №1» кто-то высовывает сложенный зонтик. Когда его пытаются открыть, он как назло ломается и спицами задирается к верху. Тогда из шатра выходит сам обладатель зонтика — высокий полковник, который является командиром отряда «Лидер». Он стоит под дождем в белой футболке, туфлях и брюках, штанины которых закатаны почти до колен. Полковник держит между ног зонтик и пытается его выпрямить. По завершению операции он укрывается им от дождя и осматривает свои владения. Прямо перед лагерем находится один из корпусов местной школы. Полковник со своей свитой направляется к нему. Дверь закрыта на ключ, но со второго рывка она открывается перед полковником, который дергает за ручки.
Извините, но вы чуть-чуть дверь сломали, — говорю я полковнику, ожидая того, что меня просто пошлют матом.
— Сломали... одно у вас только в голове, — без злобы в голосе отвечает полковник, — скажите еще обворовали!
Дверь можно было открыть ключом. Это логично. Где его взять? Спросить у директора школы, что тоже логично. Но суть не в ключе, а в самой ситуации. У индонезийцев, включая мою помощницу Мегу, которые наблюдают за происходящим, глаза полезли на лоб. У них просто в голове не укладывается, как так можно сломать дверь, не спросив ни у кого разрешения! Это их позиция, которая мне понятна.
— Надо найти директора школы и объяснить ситуацию, чтобы не возникло проблем, — твердит мне Мега.
Понятна мне и позиция полковника. Идет дождь, лагерь затапливает, нужно срочно что-то предпринимать, искать выход. Тут уж не до всяких разрешений! Кроме того, дверь он не сказать что прямо сломал. Она потом еще закрывалась. Просто замок такой был — некудышный.
Очевидным становится разность менталитета. Наши-то и думать об этой двери не будут, а вот индонезийцев этим поступком они серьезно могут обидеть.
В моем репортаже для «РР» проходила информация о том, что индонезийцы не дают нашим спасателям нормально работать. Почему? Можно, конечно, сказать: «Что все это политика», как говорили мне. Но как поведала Мега, не оттуда ноги растут.
В Пасирпогоре руководит операций полковник Путранто. Жесткий такой мужик, с которым мне довелось перекинуться парой слов. Короче, он здесь самый главный. А в Индонезии, чем главнее ты, чем выше ты по чину, тем большего уважения к себе ты требуешь от людей. Это очень серьезно.
— Но когда ваши спасатели прибыли в Пасирпогор, — с пеной у рта рассказывает мне Мега (она очень быстро заводится во время спора), — они даже не подошли к Путранто, не доложили о себе! Это неуважение. Естественно он почувствует себя уязвленным таким поступком. А от кого ты думаешь зависит — полетят ваши спасатели на Салак или не полетят?
С Мегой трудно не согласиться. Поэтому ситуация в школе — очередная ошибка на эту тему. Чтобы решить вопрос, как утверждает моя помощница, нужно было обратиться непосредственно к Путранто — поставить его в известность и спросить разрешения. Но этого сделано не было.
«Ох, уж эти русские!» — скажут, наверное, потом индонезийцы.
В то же время, как можно это ставить в укор нашим спасателям? Они просто не могли подобного знать. Поэтому все можно списать на эту самую разницу в менталитете.
— Российские спасатели — наши гости. Поэтому мы будем помогать им, пока они здесь в Индонезии, — говорит подполковник Собри.
Эпилог Все тела уже опознаны, интерес к теме суперждета постепенно утихает, два отряда МЧС вернулись домой и операция для них завершена. Теперь остается главный вопрос: «Почему разбился Сухой?». В интернете полно разных версий, но что не пиши, вся информация скрыта там — на самописцах, один из которых пока так и не был найден. И если честно, то я не уверен, что мы когда-нибудь узнаем правду, ведь именно тут начинается политика. Демонстрационный тур, который оборвала трагедия, нанес неизмеримый ущерб не только ГСС, но и репутации нашей с вами страны.
Но главное, не стоит забывать тех, кто лишился жизни на борту этого самолета. Вечная память экипажу и последним пассажирам SSJ-100 с бортовым номером 97004. Пусть земля всем им будет пухом!
