Я проснулся и отдёрнул портьеру. За окном стояла молочно-серая взвесь. «Туманная дыра» проглотила Вену, даже самое предрассветная тьма слабо мерцала, вместе с уличным фонарём из глубин его чрева.
Окна выходили на внутренний двор отеля, потому было тихо. С шумом прошуршал автомобиль по мокрому асфальту. И вновь тишина.
Я смотрел на улицу, опершись о подоконник, наклонив упрямо голову. С той стороны давила мрачная белая стихия. Нас разделяло окно. Я боролся, как ветхозаветный Иаков у потока Иавок; я должен принять этот город и полюбить его таким, какай он, есть, — серый, закутанный в грязно-белый шарф.
Через два часа после «Великого стояния», мы ходили по залам Музея истории искусств. Весь второй этаж занимает пинакотека — великолепная картинная галерея, представителей северного ренессанса, а также итальянцев (Тициана, Джорджоне, Веронезе, Рафаэля). Настоящим открытием для меня стала выставка картин Люсьена Фрейда (внука, того самого Зигмунда Фрейда), проходившая тогда в галереи. Съемка в этом зале была строго запрещенна.
Первый этаж занимают отделы древнего искусства: египетский, восточный, скульптура, прикладное искусство.
Когда мы вышли из музея, то увидели другую Вену – солнечную.
Глядя сверху, на залитый солнцем город, я невольно подумал о превратностях души, — о её склонности к добру и злу; ночи, туману и солнцу. Хотелось бы, что б внутри было больше солнца!
