На четвертый день в Варанаси я решила, что с меня хватит. Накануне случился дождь, и без того загаженные проулки этого города-лабиринта превратились в коричневое месиво.

Пластиково-газетные кучи с вкраплениями овощных очисток, грудившиеся по углам и меж домов, теперь размыло и распустило по дорогам. Последний ингредиент коктейля – коровьи лепехи, бесчисленные и безразмерные, как и сами здешние коровы – добавил смаку.
Да еще по случаю полнолуния и воскресенья нахлынула удвоенная волна паломников-индусов. Оптом, семьями. По улицам потянулись не толпы – очереди.

Но не сидеть же теперь в дормитори. Итак, полдня мочалю свои кроссовки, которые чавкают и впитывают душок – да что там, душище – Варанаси. Шастаю по переулкам и запечатлевая всю эту мерзотность на фото. В трэвел-агентстве меня обезнадеживают: билетов на поезд нет. Вплоть до 10 марта. Но ежели я сейчас не выберусь из этого «града обреченного», то вконец простужусь и сложу косточки на гатах. Выясняется, что есть еще два варианта «побега» из Варанаси: на локал-басе, что займет больше суток, и на поезде – в общем вагоне, часов за 15. Оба зла велики. И все же оставаться в Варанаси – случАй всех злее.

Поездов до Харидвара, откуда можно попасть в милый сердцу Ришикеш, два: ночной и утренний. Сначала решаю ехать на ближайшем – ночном. Однако под вечер вместе с темнотой наползают страхи. Перспектива залазить посреди ночи в вагон, полный всяко-разного хинду народа, радует все меньше. По переулкам шарахаются тени и подпитые индусы, и я, поддавшись-таки испугу, возвращаюсь в гестхаус спать. Утро вечера мудренее.
И вот с утра пораньше я наконец прощаюсь с Варанаси. Сухой горбун-велорикша, этакая старая кляча, везет меня на вокзал. Покупаю так называемый general ticket – билет без места, и сдаюсь в руки судьбы.
Приходит мой поезд, я забираюсь в общий вагон. Все места уже заняты, и я сажусь на свой рюкзак в проходе. На мое счастье молоденький индус подсказывает мне перейти в «женский вагон» — крошечный «придаток» в конце поезда, где всего два купе, но на удивление просторно. Поезд трогается. Как и следовало ожидать, я одна иностранка среди индийских женщин, бабушек и детей. Мы диковато поглядываем друг на друга, не зная, чего ожидать и как объясниться. Эх, ну почему я не подучила хинди хоть чуток?
Простуда сваливает меня в сон, и я забираюсь на вторую полку, предназначенную для багажа – железную, но пока еще свободную. Покимарив пару часов, просыпаюсь от шума. На очередной станции в вагон набивается толпа – теперь уже вперемежку, и мужчины, и женщины. Приходится потесниться. Сидим, как курицы на насесте, на багажных полках. На нижних, человеческих, — впритык женщины. В тамбуре народ расселся на полу. Я делаю первую попытку сближения и протягиваю детям, возящимся внизу, яблоко. Их мама смотрит на меня с испугом, но отец кивает: мол, можно. Меня о чем-то начинают спрашивать, но я только пожимаю плечами. Единственное, что удается объяснить, — что еду я до Харидвара.

А потом у меня скручивает живот – видимо, от съеденных на вокзале идли в жутко острой подливе. Хочется пить, а вода кончилась. Я-то, дура наивная, полагала, что воду можно в любой момент купить, как в слипер-классе. Как бы не так. До нашего вагона разносчики еды-воды дойти не соизволяют. А добежать до ларька я просто не успею – остановки минутные. Жажда мучит все нестерпимее. Наконец на одной из станций мимо нашего окна проносится продавец воды, я вслед кричу ему «пани, пани» — но тщетно. Он уже далеко. И тут вся моя индийская братия начинает кричать хором – так что не услышать невозможно. Общими усилиями вода добыта. Но не успеваю я сделать пару глотков и обрадоваться, как индус, которому я передаю бутылку, умудряется выронить ее в окно! Неловкая пауза – и весь вагон валится со смеху! Уже через минуту мне чудесным образом возмещают потерю…

Потихоньку подкрадывается вечер. Мы все едем, меняясь нижними и верхними полками, попеременно вытягивая то одну, то другую ногу… Я угощаю детишек обнаруженной в рюкзаке жвачкой, и они с удовлетворением, неведомым взрослым, ею чавкают. Потом в наш вагон забредает продавец индийского перекуса «гарам», коим угощают меня. Это проросший желтый горох с луком, масалой и зеленью. Пять рупий тарелочка. Ем руками, отнюдь не самыми чистыми, и вспоминаю сакраментальную фразу Макса: в Индии все священно и все съедобно.
А потом на одной из станций в наш «женский» вагон заглядывает патруль и перегоняет куда-то всех мужчин. Становится просторнее. Ко мне на верхнюю полку кладут сонного малыша, и я, переставив кое-какие сумки, вытягиваюсь рядом. Мы засыпаем в обнимку.
Заполночь в вагон набивается еще народ, и снова теснеет. Я компактно складываюсь в углу полки и проваливаюсь в сон. Периодически просыпаюсь от толчков поезда. Холодно. Сидя впритык к друг другу, вперемежку с тюками и сумками, спят женщины. Кое-кто устроился в проходе на полу. В тамбуре тоже яблоку негде упасть. Я кутаюсь в одеяло и сквозь сон думаю: вот так жизнь… И что же я теперь такое? Уже не хиппи, не путешественница, а какая-то беженка…
В Харидвар прибываем в пять двадцать утра. Заботливые индуски машут мне: мол, твоя станция. Дружно ищут мои кроссовки, затиснутые куда-то между баулов.
Вываливаюсь на станционный холод вместе с тем семейством, что кормило меня «гарамом» и чьих детишек я забавляла своими жвачками. На стоянке рикш мы вместе пьем сладкий согревающий чай. Пора прощаться. Они жмут мне руки, ласково улыбаются и что-то говорят на хинди.
Вот тебе и общий вагон. Никакое не «дно». Простые хорошие люди, для которых ты – не банкомат с чужеземной валютой, а просто путник, один в незнакомой стране и потому нуждающийся в помощи. И они помогают, бескорыстно и от всего сердца.