Среда 19.10.2016
— Фу-у-ух, чёрт! Жарко! – я расстегнул куртку и размотал шарф. Подъём в гору заставил нас изрядно попотеть. Отдышавшись, оглянулся назад.
В долине практически полностью освободилась от снега. Но на склонах, мало освещаемых солнцем, он не торопился исчезать. Восхождение по подтаявшему снегу таило в себе некоторые неприятные сюрпризы: плохо лежавший камешек, готовый вылететь из-под подошвы и тем самым лишить равновесия; обледенелую кочку или просто скользкое место. В общем, каждый следующий шаг требовалось продумать.
Как это ни странно звучит, нам помог горный козёл. А точнее следы от его копыт. Видели, как эти бестии лазают по скалам? Любой скалолаз позавидует. И надо полагать, дело не столько в ловкости животных (ведь у них не лапы с пальцами, а копыта), сколько в умении или инстинкте верно выбрать место, куда поставить копыто, и правильно проложить маршрут. Вот и нам повезло найти тропинку, оставленную козлом. И везде, где я ступал точно по его следу, моя нога находила вполне удобную точку опоры.
— Высоко, однако…
Макс закончил подъём и встал рядом. Переведя дыхание и отерев лицо, он сказал:
— Снизу склон горы выглядел пологим, но отсюда даже страшно смотреть.
— Есть такое дело… Мы ж не птицы, у нас зрение по-другому устроено. От того глядя с высоты в десять метров, видим все тридцать. И уклон видим с искажением.
— Ну, да. Тут угол крутизны градусов сорок или сорок пять. А так смотришь, и кажется, что забирались чуть ли не по отвесной стене. Форт близко, идём, пока не остыли?
— Да, пошли.
Оставался ещё один рывок. Сначала к круглой каменной тумбе,
А от неё к станции канатной дороги.
И вот, мы наверху.
Задумка не искать удобную дорогу, а лезть напрямую оправдала себя. Полтора часа с момента выхода из лагеря, и на месте.
Словно приветствуя или предупреждая о чём-то незваных гостей, от скального массива отделился увесистый камень и, отскакивая от выступов, подкатился к нам прямо под ноги.
Я оглядел выступы с висящими на них клочьями противообвальной сетки и обратился к товарищу:
— Солнышко пригрело, камушки посыпались… Макс, к таким вот скалам и осыпям близко не подходим.
Макс кивнул.
Сначала посетили станцию канатной дороги. Увы, но внутри ничего интересного не нашлось.
Разве что из пустого дверного проёма хорошо просматривался наш сегодняшний утренний путь.
Тотальное опустошение и разрушение коснулись не только канатной дороги. Всего на площадке находилось четыре крупных здания разной степени сохранности.
И руины строений. Производственных цехов? Гаражей? Складов? Поди теперь разберись…
В административно-бытовом корпусе попались забавные мелочи: строгие надписи в санузле, воспрещающие выливать в раковину заварку и мыть там же обувь (видимо, у местных рабочих были очень непростые отношения с раковинами) ;
и предостерегающая табличка с надписью «Монтер!». Откуда бы здесь взяться монтерам? Но сомнения прочь! Мистическое знамение получено, и мы затрепетали аки осиновые листья в ожидании запала. А пока он не случился, продолжили осмотр площадки.
Следующими на очереди значились мелкие объекты, выстроившиеся в своеобразную цепочку, тянувшуюся к отвалам рудника.
Но прежде мы решили отыскать памятник Вере Флёровой. Тут уместно сказать пару слов о ней.
В начале сентября 1934-ого года группа геолога Б. В. Орлова, в составе которой была студентка Ново¬черкасского политехнического института Вера Флерова, обнаружила свалы скарнов с молибденитом на хребте Уллу-Тырныауз у подножия горы Кургашилли-Тау. В августе 1936 года Вера трагически погибла. Она шла с Орловым по подвесному мосту через Баксан. Внезапно налетевший шквалистый ветер сбросил ее на камни в реку. На остром гребне, возвышающемся над площадкой рудника «Молибден», соорудили скромный обелиск с мраморной табличкой, на которой Б. Орлов высек слова: «Вера Флерова. 1913—1936».
Исходили из того, что координаты, забитые в навигатор верны. Но на местности стало ясно, памятник расположен не на самой производственной площадке, а где-то на хребте, уходящем в сторону города.
Стали спускаться по хребту. Двести метров, сто семьдесят, сто пятьдесят, сто…
— Хэлл, видишь впереди столб? Это не оно?
Я сверился с навигатором и ответил:
— Нет. Ещё на девяносто метров дальше. А это… Это репер, геодезический знак.
Семьдесят метров, пятьдесят, тридцать…
— Тогда тот камень подходит? – спросил товарищ.
— М-м-м… Ты знаешь, похоже это он и есть.
— Странное место для памятника… Я бы сказал неприметное. Скромный обелиск... Хм… Но никакой таблички на нём не видно, — сказал Макс.
— Действительно. Наверное, неправильно указаны координаты. Либо кто-то по ошибке посчитал этот камень за мемориальное сооружение.
— Кстати, время обеденное и место хорошее. Давай-ка поедим.
С хребта открывался отличный вид на Баксанское ущелье,
А один из склонов настолько хорошо прогревался солнцем, что на нём проснулись насекомые. Ползали пауки, летали мошки и стрекотали кузнечики.
Устроились на куче крупных камней и занялись приготовлением пищи.
Во время трапезы над нами беспрестанно пролетали огромные беркуты. Сначала подумали, что это одна и та же птица летает по кругу, и мы чем-то привлекли её внимание. Но проследив, куда она направляется, поняли, что птиц несколько и они собираются на горе с другой стороны ущелья. Тусовка у них там что ли?
Орудуя ложкой и тщательно пережёвывая пищу, чтобы каждая калория пошла впрок, я дабы занять мозги, стал перебирать в памяти известные мне факты о Тырныаузском комбинате.
Годы начала строительства рознятся. Иногда указывается 1933-ый год, 1935-ый. Также упоминается 1937-ой.
Тырныаузский горно-обогатительный комбинат введён в эксплуатацию 1-ого сентября 1940 г. Как писали местные газеты «Эта дата стала знаменательной вехой на пу¬ти индустриализации Кабардино-Балкарии и крупной победой областной партийной организации.» Помимо обычных рабочих и инженеров на комбинате (скорее всего на руднике) работали заключённые. Для них при комбинате организовали отдельный исправительно-трудовой лагерь «Тырныаузстрой».
Но началась Великая Отечественная война, и осенью 1942-ого предприятие свернули. Что могли — эвакуировали, а что не вывезли, то уничтожили. После войны комбинат восстанавливали ударными темпами. Как свидетельствует отрывок из доклада местного партийного функционера: « Потребовалось всего два года с небольшим, чтобы освоить более 95 миллионов рублей капитальных вложений, поднять на отметку 2000 метров над уровнем моря и смонтировать более 12 тысяч тонн металлоконструкций, уложить около 97 тысяч кубомет¬ров бетона, провести 100 километров различных комму¬никаций, возвести на склоне горы (с перепадом высот в 700 метров) уникальный гидротракт протяженностью 1500 метров, объекты и трубопроводы оборотного водо¬снабжения длиной 12 километров в одинарном протя¬жении. За сравни¬тельно короткий срок возвести более 100 различных объектов в сложных условиях высокогорья»
В приведённые цифры вполне верится. Даже как-то мало… Ну, так про какой год речь? Ещё не все объекты построили.
В июне 1955 года Указом Президиума Верховного Совета РСФСР поселок Нижний Баксан Эльбрусского района был переименован в город Тырныауз. В конце 1962 года Тырныауз становится городом рес¬публиканского подчинения.
В 1978 году был сдан в эксплуатацию на Тырныаузском комбинате новый промышленный производственный комплекс по выпуску вольфрамовых и молибденовых концентратов.
Предприятие росло и развивалось.
После распада Союза, как и все, боролось за жизнь. И в 2001-ом году… ТГОК был признан банкротом. Такие вот дела…
Привал окончен, двинули дальше.
Остаток светового дня ходили от точки к точке в попытках найти что-либо интересное. Но находили либо поле обломков, либо голые стены.
На одной из точек набрели на свалку покрышек от карьерных самосвалов.
Впервые довелось увидеть, как срабатывается резина в горных условиях — поверхность покрышек будто изгрызли бобры.
Когда возвращались в лагерь, ум снова стали занимать размышления о судьбе комбината.
Вообще история с закрытием Тырныаузского ГОКа похожа на то, что произошло с заводами ЗИЛ и «Серп и Молот». Огромное предприятие федерального уровня. Имело без всяких преувеличений стратегическое значение. Кормило кучу народа. Пережило распад СССР, что уже само по себе достижение. Не без потерь, но уцелело и продолжало работать… И дожило до «нулевых». А потом пошло-поехало. Разумеется, не обошлось без каких-нибудь «непреодолимых обстоятельств». В данном случае сход селя на Тырныауз летом 2000-ого года. Понятное дело, стихия, форс-мажор. Да только убытки для комбината не исчислялись в астрономических суммах и последствия селя именно для производства не были катастрофическими. Затем затянулась волынка с дотациями, кредитованием и иностранными инвесторами. Не стану пересказывать то, что уже подробно описано в журналистских расследованиях. Эти материалы любой желающий без труда отыщет в сети. Остановлюсь на непосредственном распиле комбината.
Когда посетили объект, я никак не мог поверить, что он закрылся всего-то пятнадцать лет назад. Как можно так ушатать огромный комплекс? И не только наземную инфраструктуру, но и в шахтах весь металл порезали. Ясно, что туда целый город на заработки ходил. К людям претензий быть не может, кушать все хотят.
Но почему не пытались просто-напросто взять ГОК под охрану? Кто-то скажет: были попытки, и в прессе писали, и уполномоченные лица заявляли… Заявлять-то заявляли, но ничего не сделали. И если попытки всё же были, то бессистемные и неофициальные. Допустим, собрались сознательные рабочие, и попробовали спасти родное предприятие. Да, видать, потом их разогнали.
Комбинат располагался не в голой степи, а в горах – труднодоступном месте. Чтобы остановить распил, достаточно организовать КПП на дороге, транзитом проходящей через все объекты ГОКа. Для порядка добавим ежедневный объезд. Не нужно на каждой точке сажать по сторожу. Смены из шести человек на весь комбинат хватит более чем.
Без машин и газа такие объёмы не попилишь. А от одиночек с ножовками и портативными резаками какой ущерб? Много они на собственном горбу металла утащат? Да никто и не возьмётся чёрный металл тягать вручную — выгода мизерная.
Выходит, не имелось ни особого, ни маленького интереса сохранять ТГОК. Как знать, вдруг на его месте запланировано отгрохать очередное детище «таджик-строя» с каким-нибудь пафосным названием: Тырныауз-Арт или ГОК-Символ? Время покажет…
Четверг. 20.10.2016
— Опаньки! Чья-то хата. Макс, взгляни.
Товарищ вошёл за мной в комнату.
В небольшом помещении вдоль стен стояли две кровати, деревянный лежак и стол. Возле окна притулилась неказистая самодельная «буржуйка», выставив дымовую трубу в форточку. Недостающее остекление заменяли листы фанеры. В углу возле входа стоял большой баллон с газом и плитка. Над столом висел настенный шкафчик, набитый посудой, столовыми приборами и пакетами с лапшой быстрого приготовления. Нехитрый интерьер дополняли три старых стула.
— Хм, неплохо устроено. Кровати, печка, газовая плитка… Кажется, металлисты оборудовали себе промежуточную базу. Жаль, мы тут разместится не могли. Слишком палевное место, — с сожалением вздохнул Макс.
— Да и хозяев ждать долго не придётся. Судя по датам изготовления на продуктах, они здесь часто бывают, — добавил я.
Это была третья и последняя интересная комната в здании управления рудника.
В первой обнаружились многочисленные памятные надписи оставленные бойцами ОМОНа из разных городов России: Пенза, Воронеж, Рязань и прочие. Вероятно, в ноябре 2010-ого на руднике проходили учения.
Ещё в одной комнате на полу толстым слоем лежали документы: ведомости, отчёты, рабочая переписка. Любопытными оказались папки с приказами. Самая «свежая» папка несла на обложке отметку «1999 г.» и нетипичное название для сферы промышленности «по личному составу».
Нашлись также папки за 87-ой, 89-ый, 91-ый, 96-ой и 97-ой годы. Я уделил изучению их содержания некоторое время. Приказы о назначении и снятии с должностей, распоряжения о выплате премий и протоколы о нештатных ситуациях на производстве однозначно свидетельствовали о том, что комбинат вплоть до конца декабря 1999-ого года работал. Хотя снижались объёмы производства, оборудование выходило из строя и возникали проблемы с квалифицированными кадрами (обо всём этом я также узнал из прочтённого), работа шла. И предприятие функционировало по своему прямому назначению.
Далее отправились к разведанному в воскресение входу в шахты.
Прошли до соединения с основным туннелем, который превратился в русло реки, и началось…
Когда-то тут проходила железная дорога. Рельсы срезали, а шпалы раскидали вдоль стен. Теперь они служили своеобразной набережной. Чертовски неудобной из-за «пробелов», которые приходилось самостоятельно заполнять, ворочая соседние шпалы. Иногда приходилось переходить к противоположной стене, тогда один из нас ставил шпалу на попа, продвигал её нижний конец так, чтобы потом достать до него ногой и отталкивал от себя. Тяжёлая чушка падала в воду, поднимая тучу брызг. Вуа-ля! Переправа готова.
Часто попадались «живые» шпалы. Выбрал для следующего шага вроде самую устойчивую… наступил… Нормально. Перенёс вес тела, а эта зараза начинает гулять и вдоль и поперёк. До вынужденного купания не дошло, но пару раз нога всё-таки соскальзывала в воду.
Через полтора часа красный прямоугольник с числом «1600» внутри сообщил, что мы отдалились от входа всего-то чуть больше чем на полтора километра. Медленно. Из темноты доносился шум. Чем дальше мы шли, тем ближе становился его источник.
На пути нам попадались разные ответвления и вентиляционные выработки, но мы строго держались главного туннеля.
Когда пикетажная разметка на стенах дала отметку близкую к трём километрам, открылся источник шума, обосновавшийся в стволе. Им оказался настоящий водопад, хлеставший от самого верха на сколько видел глаз. Это казалось странным. Откуда на не большой по площади горной вершине берётся столько воды, что хватает на целую горную речку? Чудеса, однако…
Дальше руддвора не пошли, а заглянули в сбойку с дочерна закопченными стенами и потолком.
Через неё добрались в параллельный туннель, затем к трансформаторной пещере и гигантской вентиляционной камере.
На обед расположились в копчёной сбойке на некоем подобии лавочки, собранной из досок.
Пока ели, я заметил, что Макс чем-то озадачен. И когда котелки опустели, решил узнать, в чём дело.
— Ничего такого, Хэлл. Просто, я немного разочарован увиденным. Горы, длинные тоннели, целый горно-обогатительный комбинат… Всё это здорово. Но от построек остались в основном руины, а подземные выработки превращены в голые пещеры.
— Согласен, за державу обидно.
— Я не об этом, — возразил Макс. – Когда собирались сюда, я ожидал увидеть нечто большее. На фото и видео двухлетней давности гораздо больше сохранившихся объектов. Помнишь Силикаты? Там до сих пор лежит узкоколейка с деревянными рельсами, а тут… Знаешь, есть ощущение незаконченности. Такое ощущение, что мы не нашли тут что-то важное. Может, нечто уцелевшее?
— Почему бы и нет? Думаю, в затопленных штольнях остались вещи стоящие внимания. Вдруг, металлисты туда пока не дотянулись? Правда, сейчас мы до них тоже не доберёмся.
Товарищ усмехнулся.
— Тогда нужен повторный рейд. Занесём Тырныауз в «домашнее задание»?
Я кивнул.
— Занесём. Кстати, Маф больше всех хотел тут побывать. Вот и повод для второго рейда. Ладно! Пошли обратно. Три километра проскакать по шпалам и кочкам быстро не получится, а нам надо воды заготовить и кое-что из снаряги собрать с вечера. Завтра ранний подъём и дел на утро без того предостаточно.
Отойдя от рудника на приличное расстояние, я вспомнил, что так и не сделал фотографий общего плана. Воскресные фото в вечерних сумерках и тумане не в счёт.
Пятница 21.10.2016
Встали раньше, чем прозвучал призыв муэдзина, и без промедления начали сборы. Встреча с таксистом назначена на девять утра, и надлежало успеть точно ко времени. Машина подождёт, если что. Но самолёт ждать не станет.
В крайний раз окинув взглядом полюбившийся за прошедшие дни ландшафт, покинули дом и вышли на дорогу. Спуск проходил отлично, хотя от интенсивной ходьбы начали «забиваться» ноги.
Снизу долетел рокот двигателя. Через пару изломов дорожного зигзага из-за поворота выполз ЗИЛ сборщиков металла. Водитель не только поприветствовал нас, но остановил машину и осведомился, всё ли у нас в порядке. Наверное, коллеги не успели рассказать ему о двух маргиналах, разгуливавших по горам пешком. Поблагодарив за участие, мы заверили его, что всё отлично и поспешили дальше.
Моё внимание привлекла малозначимая деталь. В полупустом кузове грузовика лежали красные газовые баллоны, и нигде не было синих. Я ещё подумал: «Как же они без кислорода резать станут?», но решил не лезть не в своё дело и промолчал. Мало ли, как у них рабочий процесс построен? И когда нас и ЗИЛ уже разделяли сотни метров высоты, мы набрели на два синих баллона, лежавших прямо посреди дороги. Похоже, их плохо закрепили, отчего они вылетели, когда машину болтало на кочках. Увы, нам оставалось только посочувствовать «металлистам» и пожелать как можно раньше обнаружить потерю, а то весь день пойдёт насмарку.
Сколько раз я упоминал про туман? Знаю, много. Но нас не переставала поражать его плотность и некоторая абсурдность. В средней полосе все вроде привыкли, что туман образуется в пасмурную погоду. Он висит серым покрывалом, а потом развеивается. Есть ещё утренний туман. В долинах рек он бывает плотен и перемещается клубам на подобии облаков. Когда выглядывает солнце, такой туман из серой массы превращается в нечто более плотное и молочно-белое, но совсем не долговечное. Исчезает за считанные минуты.
Мы же столкнулись с новым для нас явлением. Из зоны кристально прозрачного воздуха и яркого солнца, мы словно спускались в другой мир со своей атмосферой. При том, словосочетание «своя атмосфера» имело буквальное значение.
Пожалуй, в этот день туман имел наибольшую плотность. В нём отлично распространялись звуки, но ничегошеньки не было видно даже на десяток шагов. Одним словом – фантастика. На ум пришёл рассказ Стивена Кинга «Туман». Вот, сейчас вынырнет монструозное щупальце и утянет нас в чью-то клыкастую пасть… Словно в помощь разгулявшемуся воображению впереди обозначилось движение. Кто это решил податься в горы пешком спозаранку? На встречу неторопливо брёл пожилой мужчина в старом пиджаке и брюках, кирзовых сапогах и кепке. Я собрался поздороваться, но он опередил:
— Здорово, мужики! Откуда путь держите?
— Здравствуйте. Да, вот… В горы ходили.
— А-а-а… И как там?
— Отлично! Погода ясная и тёплая.
Интерес мужчины к погоде был отнюдь не праздный, ибо кнут в его руке выдавал в нём пастуха. Видимо шёл в горы собирать коров.
— Хорошо… А вы откуда сами будете?
— Из Москвы.
— О как! – заметив нашу спешку, пастух не стал более задерживать разговором, — Ну, бывайте.
— До свидания.
Уже в городе, когда до точки встречи с таксистом оставалась минута ходу, нас остановил наряд ППС. Как выяснилось позже, в этот день проводилась контр-террористическая операция в связи с обнаружением неких душманов в Дагестане, и в соседних регионах мобилизовали полицию. Полицейские хотя и удивились нашему появлению, но вели себя вежливо и корректно, и после быстрой проверки документов отпустили с пожеланием хорошо добраться домой.
Такси стояло на месте. Рюкзаки отправились в багажник, мы разместились в чистом и прогретом салоне. Подумать только! Через три часа самолёт, к вечеру окажемся дома! И трудно будет поверить, что вот ещё утром мы воочию созерцали руины горнодобывающего колосса, которому, по всей видимости, суждено остаться лишь призраком в людской памяти. Призраком, замершим в молочно-белом тумане.
