В Тольятти мы приехали, когда на город окончательно навалилась тьма.

И кто-то про Сочи,
Про то, что не хочет
И слышать о прочих
Местах на огромной Земле.
Да, Сочи приятен,
Но все же в Тольятти,
И море, и солнце
Гораздо родней и теплей.

Спел про этот волжский город Олег Митяев. Нашей неразлучной троице предстояло все проверить на себе. И теплоту неверного мартовского солнышка и родноту, еще не оттаявшего, Куйбышевского водохранилища.

Город Тольятти фактически разделен на три совершенно непохожих города. Первый, примыкающий к речному вокзалу, – Жигулевское море. Второй – Старый город (бывший Ставрополь). И, наконец, третий – Новый город (или Автоград). Жигулевское море – ничем особо не примечательный район Тольятти. Разве что близость Волги его украшает. Старый город – обычный среднерусский город, напичканный «хрущобными» пятиэтажками, а вот Новый город – это что-то особенное. О нем и пойдет речь, потому что по стечению обстоятельств именно там проживала «Борода многогрешная».

От железнодорожного вокзала, который находится в Старом городе, мы проехали на троллейбусе. Ну, я вам скажу, таких троллейбусных скоростей я не видел еще нигде! Троллейбусы в Тольятти не ездят. Они летают! Если б проводился всемирный чемпионат по троллейбусным гонкам, первое место несомненно заняли водители этого волжского города. Даже «отвязные» троллейбусные лихачи на маршруте Ялта – Симферополь им в подметки не годятся.

Итак, доехав (точнее долетев) до нужного нам проспекта, мы вышли. Поскольку время было позднее, мы решили не ждать другого транспорта, а пойти пешком. Нужный нам дом под номером «34», казалось, был в пяти минутах ходьбы, поскольку возле той остановки, где мы вышли, красовалась табличка с номером «14». Но, увы, нам это именно казалось. Нет, этот тольяттинский проспект вовсе не брат коварной вологодской улице Новгородской (см. главу 4). У него оказался совсем другой нрав.

А пока мы, не подозревая ничего, бодро шагали по ночному проспекту.

Среди теней мелькнувших
И мгновений минувших
Мы идем, и шаги едва слышны.
По ночному проспекту
В этот час предрассветный
Посреди бесконечной тишины.

В отличие от бессмертного творения группы «Фристайл», час был не «предрассветный», а скорее послезакатный. Да и особой тишиной ночной Тольятти не отличался. Когда наши «едваслышные шаги» начали отсчитывать свою вторую тысячу, моя первоначальная уверенность о «пяти минутах ходьбы» до дома Бороды резко пошла на убыль. А еще через пару-тройку сотен таких шагов, она и вовсе растаяла, как дым. Дело в том, что дома в Новом городе располагались на весьма и весьма почтительном расстоянии друг от друга. К тому же, на каждый номер дома имелось еще несколько таких же номеров, но с корпусами. Таким образом, мы дошли к тому времени только до дома под номером «18»!
— Сэм, тебе не кажется, что если все будет так и дальше, – спросил Пегги, – то мы дойдем до нужного дома только к утру. И то не к ближайшему, а к следующему. Утру
— Чуваки, — вторил ему Майкл, – я не могу больше идти. Поехали на троллейбусе.

Мне ничего не оставалось делать, как согласиться с ними. И мы двинули к остановке. На остановке мы простояли довольно долго. Наконец, приперся какой-то пустынно-запоздалый троллейбус.
— А как мы узнаем, где нам выходить? – Пегги задал совершенно резонный вопрос.
— Сейчас, я узнаю, – Майкл пошел в сторону водителя.

Вернувшись, он пояснил:
— Водила говорит, что нам нужно прямо, а этот троллейбус сворачивает через две остановки направо.
— Ну, через две-то остановки мы уж наверняка доедем до тридцать четвертого дома, – предположил Пегги.
— Не факт, – возразил я, – от этого долбанного проспекта можно ожидать всего, чего угодно.

Майкл не выдержал «чего угодно» и вторично зашагал в сторону кабины водителя. То, что мы дальше услышали, повергло даже нас, сравнительно хорошо знавших майкловские «штучки», в легкий шок.
— Извини, друг – вежливо обратился он к водителю, – ты мог бы не сворачивать направо, а поехать прямо и высадить нас у дома номер «34»?
— Что? – у водителя глаза вылезли на лоб.
— Ты ничего не подумай! Просто я – музыкант-вокалист, а они, – он указал на нас с Пегги, – мои фанаты. Мы на концерт опаздываем.

Для подкрепления вышесказанных слов Майкл на очень высокой ноте прокричал в тишину пустого троллейбуса, вскинув два пальца вверх, следующий речитатив:
— Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля!

Троллейбус дернулся и остановился. У него слетели рога. Наверное, от удивления. После этого водитель, опасливо косясь на нас, пошел цеплять рога обратно к проводам. Затем он, мягко ступая, вернулся на место, троллейбус медленно повернул направо и остановился на остановке. Двери распахнулись, принимая нас в ласковые объятия непредсказуемой тольяттинской ночи. По всей видимости, выдающиеся вокальные данные Майкла слабо поразили неотзывчивого водителя. А может, попросту у него отсутствовал музыкальный слух. Так или иначе, мы продолжили свой путь пешком.

Первое что поразило, когда мы дошли до ближайшего дома от той остановки, где нас так подло высадил немузыкальный троллейбусовожатый, был номер этого дома - «26». Получалось, что с начала нашего пешеходно-троллейбусного похода по проспекту мы миновали всего шесть домов!?

Точнее шесть номеров домов. Оставалось ни много, ни мало четыре дома. «Да это же три минуты ходьбы!» – сказал бы кто-нибудь, не знакомый с коварной планировкой тольяттинских проспектов. Что касается нас, мы так уже давно не думали. Майкл совсем сник и передвигал свои уже из последних сил, все время пытаясь всучить свою сумку то мне, то Пегги. Мы, естественно, под различными благовидными предлогами отказывались.

Возле дома с табличкой «тридцать два» Майкл, практически на ощупь, нашел какую-то грязную, задрипанную, засиженную гопниками, лавочку и заявил, что дальше не пойдет. Сжалившись над слаборазвитым музыкантом-вокалистом, мы велели ждать ему на этом месте, а сами мужественно двинулись дальше. Впрочем, вскоре он нас догнал. Объяснив свой поступок тем, что, мол, гопота всякая по улице шляется, и к нему, как к музыканту-вокалисту, у них могут возникнуть различные некомпетентные вопросы.

Вы не поверите, когда я скажу, что всего через каких-нибудь десять минут после «задрипанной лавочки», мы были у злополучного 34-го дома. Когда, поднявшись пешком на тринадцатый этаж (оба лифта почему-то не работали), мы получили новый удар судьбы. Оказалось, Бороды нет дома. Нам открыла дверь его мама и сказала, что он уехал к брату в Чернигов. Пустить нашу такую весьма колоритную троицу к себе домой она, естественно, постеснялась, и мы пошли спать в подворотню. Майкл начал стонать, что ему, как музыканту-вокалисту, спать в подъездах «стрёмно и вредно для голосовых связок». Не обращая внимания на причитания уставшего «чистоплюя», мы с Пегги улеглись на газетки и улеглись спать. Майклу ничего не оставалось, как последовать нашему примеру. Перед этим он успел спеть нам, вместо колыбельной, песню «Stairway to heaven» из репертуара «Led Zeppelin». Правда, поскольку английского языка он не знал, то спел нам ее на майклийском*. Звучало это примерно так: «Эн шиз ба хин ге стэрвэй то хэва-а-ан!». Вот так закончился этот трудный день. Несмотря на завывания Майкла, я заснул под играющую у меня в голове группу «The Beatles»:

It's been a hard day's night,
And I've been working like a dog,
It's been a hard day's night,
I should be sleeping like a log,
But when I get home to you,
I find the things that you do,
Will make me feel alright,
But when I get home to you,
I find the things that you do,
Will make me feel alright.
When I'm home, everything seems to be right;
When I'm home, feeling you holding me tight, tight, yeah.

Под утро мне приснилось, что я стою в летнем лесу у ручья, который журчит у меня под ногами. Оказалось, что журчит не ручей, а Майкл, который гадит в углу на лестничном марше, немного ниже того места, где мы спали.
— Майкл, ты что делаешь? Ты же уподобляешься тем самым гопникам, которых ты, по твоим же словам, так презираешь, – выразил я свое возмущение по поводу пачканья подъезда.
— Почему это? – не понял он.
— Ну, как же, вспомни песню Майка Науменко, –– и я процитировал ему:

Кто гадит в наших парадных,
Кто тошнит в вагонах метро,
Кто в любую минуту готов подбить вам глаз
И воткнуть вам в бок перо.
Это гопники, это гопники!
Они мешают нам жить!

На данное обвинение Майкл помпезно заявил, что он, мол, музыкант-вокалист и, соответственно, не может быть одновременно и гопником. К тому же он, дескать, носит длинные волосы и лосины, а гопники все бритые и ходят в спортивных штанах. Пегги принял сторону обвинения, напомнив зарвавшемуся музыканту-вокалисту, что гадить там, где спать – это самое последнее дело. Припертый к стене неопровержимыми доказательствами своей вины, Майкл надулся, как индюк и не разговаривал с нами до самого вокзала.

(отрывок из книги "лапами шевеля на бегу". Полная версия: http://suslik-sem.ucoz.ru/load/8/)