Когда долго живешь в таком месте, как Токио, где то, что ты гайдзин, видно всем за километр со всеми вытекающими – или даже в таком месте, как Москва, где, как известно, человек человеку волк, то начинаешь забывать, что незнакомые люди тоже могут иногда друг с другом разговаривать.
Французы вообще дикие. Они не сразу по моему виду понимают, что я гайдзин, или не думают, что это должно обозначать уж точно, что я совсем ничего в жизни не соображаю. Даже дорогу могут спросить, или вот «Где здесь ближайшая булочная». Даже удивительно.
Японцы – они фиг чего такое у гайдзина спросят. Только однажды на моей памяти было, что старушка в магазине спросила у знакомой:
- И где тут мясо продают?
Ну, она низенькая старушка была, скрюченная, так что и не заметила, что у гайдзинки спросила. А гайдзинка немного в японском соображала, и где мясо тоже знала, так что так и ответила – там-то, мол, и там-то. Старушка голос гайдзинский услышала, глаза подняла, да так даже и спасибо не сказала. Сказала вместо этого:
-Ой, извините.
Ошиблась, мол. Японцы вообще всегда по умолчанию предполагают, что гайдзины ничего не понимают. Вот ещё был такой случай, что мы в магазине котлету покупали. Она как раз вечером последняя осталась. А рядом японская пара, и они друг другу говорят:
- Вот глупые гайдзины, нашу последнюю котлету взяли.
- Ну извиняйте, нам тоже она нравится, - ответили мы.
- Простите, мы не знали, что вы по-японски говорите, - тут уж эта пара застеснялась, - извините, пожалуйста.
А во Франции прямо все по-другому. Вот помню еду я из города Гренобль в деревушку Монтбонот. Ну это рядом совсем, автобус ходит. Да только ходит этот автобус всего раз в час, да и то не полный день. Ну, бывает такое. Да только я, как всегда, расписания не знал. Так что стою на остановке одиноко, жду.
Тут еще мужичок подходит на остановку, вальяжный такой, спокойный. И спрашивает у меня:
-Ну, куда направляешься?
И так смотрит спокойно. Я немножко подумал ешё, чего за фамильярность такая. Ну, у меня привычки, какие бывают только у шпионов и зайцев – следы путать. Но тут я решил быть честным:
- Да вот, в INRIA.
- А, в INRIA… Ну хорошо, поедем в INRIA…
INRIA - это так институт называется, в который я ехал делать доклад.
Конечно, по моим коротким фразам и произношению мужик понял, что я гайдзин, так что потом спросил:
- А откуда ты к нам?
- Да вот русский я, - ответил я… - только сейчас из Японии.
- А надолго?
- Да нет, на недельку всего, потом назад в Японию.
- Понятно. И, значит, теперь в INRIA? Это хорошо…
Стоим дальше в таком же духе говорим. Только мне ситуация все более сюрреалистической кажется. Чего он со мной ехать в INRIA собрался? Но тут он наконец представиться решил:
- А я твой водитель. Ну, в том смысле, что водитель автобуса.
- Ага, - говорю я, - вот кто мне и нужен. Только где же твой автобус?
Я, конечно, мог бы пошутить, что может он меня как Иван Сусанин экологически чистым способом по лесам собрался пешком вести, но на то моего французского уже не хватило.
- Приедет автобус, - успокоил водитель, - мы тут меняемся с предыдущим водителем просто.
И автобус приехал. Большой такой. И я поехал в INRIA. Один. А потом автобус поехал дальше по маршруту, вообще пустой.
Наверное, этот автобус вообще большую часть дня пустым туда сюда и ездит. И, наверное, это жутко грустно ему ездить совсем пустым и не нужным. Такой большой, вместительный, мощный – и пустой. О чем он думает? Может, задавить какого пешехода хоть мечтает… Скучно ведь…
Да, вот ещё о чем начинаешь забывать, живя в таком огромном городе, как Токио, да и даже в таком большом городе, как Москва, что бывают улицы, на которых тихо, что бывают улицы, на которых пусто, что бывают автобусы без пассажиров, что бывает так, что нет очереди, что бывает так, что поют птицы, и что бывает так, что шумит ветер, и что ты сам все это слышишь. Днем, на дороге.
Сентябрь 2003