О том, что в нашей области есть места, связанные с Северяниным, я знала давно, но информация была какой-то неотчетливой – то ли есть музей, то ли нет... Поэтому светлая мысль совершить туда паломничество то вспыхивала в моем сознании, то угасала. Лишь побывав в начале этой осени во Владимировке, я поняла, почему это место не так разрекламировано, как, например, батюшковское Даниловское под Устюжной, хотя Даниловское гораздо дальше и от Вологды, и от Череповца, и от всех федеральных дорог.
Для справки:
«Король поэтов» Игорь Северянин (Игорь Васильевич Лотарев) родился в Петербурге, а умер в Таллинне. Ни в северной столице, ни в Эстонии нет мемориального музея поэта. По крайней мере, широко известного – нет. Как ни парадоксально, единственный персональный северянинский музей находится в провинции, километрах в 25 от Череповца в деревне Владимировка. Сам псевдоним поэта Северянин (при жизни он писался так Игорь-Северянин ) указывает на его близость русскому Северу. Север в биографии И.В. Лотарева – это не только Петербург, но и череповецкая земля( в прошлом — часть Новгородской губернии, а ныне — Вологодская область).
Череповец и Владимировка в жизни Северянина:
Под Череповцом в 1899 году дядя будущего поэта Михаил Петрович Лотарев затеял строительство усадьбы по соседству с имением сестры Елизаветы Петровны Журовой (имение не сохранилось). Сюда, в эти милые места, где в полноводную Суду впадает речка Кемза, любил приезжать ученик реального Череповецкого училища Игорь Лотарев. Так получилось, что после разрыва родителей отец перевез сына в Череповец. Несколько лет подряд Игорь проводил летние каникулы на берегу Суды, окруженный родными, любящими его людьми. Недаром позже он будет с такой теплотой вспоминать эти места.
Шексна моя, и Ягорба, и Суда,
Где просияла первая любовь,
Где стать поэтом, в силу самосуда,
Взбурленная мне предрешила кровь.
И если к самому Череповцу, стоящему на берегах Шексны и Ягорбы, Северянин относился двояко – маленький городок после Петербурга, конечно, казался ему тихим и «пьющим» одновременно, то имения родных он вспоминает с любовью:
Сияет даль, и там, в ее сиянье,
Порожиста, быстра и голуба
Родная Суда в ласковом влиянье
На зрелые прибрежные хлеба.
Дальше судьба уводит Игоря от этих мест. Он входит в литературу, сначала трудно, затем шумно и даже скандально. «Я гений Игорь-Северянин, своей победой упоен...»Но упиваться поэтической славой ему пришлось недолго. Революция 1917 года круто изменила жизнь тысяч людей, в том числе и Северянина. В 1918 году он уезжает в Эстонию. В этом же году во Владимировке национализируют усадьбу дяди. Почти все вещи Лотаревых были проданы на аукционах. А в доме с 1924 года начинает работать санаторий. Лишь в 1996 году дом и усадьба Лотаревых были объявлены государственным музеем, вошли в Череповецкое музейное объединение. И сейчас там еще угадываются следы санатория, а что было 10, 15 лет назад представить нетрудно. Спасибо сотрудникам музея, что они поддерживают чистоту в доме. Своими силами вот недавно снова сделали ремонт. Полы, лестницы и туалеты свежевыкрашенны. Ну, а что краска трафаретно-официально коричневая, а перила непременно синие – то не их вина.
Собственно об увиденном:
А теперь вернусь к началу, то есть к нашему путешествию. Поехали мы во Владимировку ясным сентябрьским днем. Путь такой – 130 километров до Череповца (трасса «Вологда-Новая Ладога»), затем еще примерно 25 по ней же, не заезжая в город. Потом справа у заправки и нарядного с виду кафе (на обратном пути обедали, нам не понравилось. Хотя шоферы со стажем говорят, что раньше здесь было вкусно и недорого) будет указатель «Владимировка». Сворачиваем и буквально через километр подкатываем к голубым воротам музея.
Дорогая красивая: сосны, хлипкий мост через Кемзу слишком короток чтобы волноваться.Кругом дачи. Суду мы увидели спокойной, чистой, синей. Повезло череповчанам – такая красота практически рядом с городом.
Музей, как и полагается, работает все дни, кроме понедельника, с 10 до 17-30. Я пыталась накануне сюда дозвониться, чтобы не попасть впросак, но мне это не удалось. У ворот ни одной машины.
Дом большой, построен был, конечно, с любовью. Так как М.П. Лотарев постоянно проживал в Серпухове, то это была его летняя дача, не роскошная, но вполне просторная и удобная. Высокие потолки, большие окна, большие комнаты... К счастью, сохранились белые кафельные печи, они придают обстановке домашний уютный оттенок. Ах, я оговорилась «обстановке»... Обстановки практически и нет. Старинный массивный черный шкаф почему-то стоит в каком-то закутке, а это, пожалуй, самый весомый предмет мебели. Скромная горка с несколькими тарелочками, зеркала в деревянной оправе... Стены поклеены дешевыми обоями. На стенах фотографии – не оригиналы. В некоторых комнатах и того нет. В открытую дверь увидели помещение с какими-то игрушками – здесь наверняка проводятся занятия для детей. Интерактивные формы, это теперь модно... В другой комнате – инсталляции, так наверное, это определяется художницы Людмилы Целуйко, как гласит вывеска. Огромный флакон духов. Гигантская туфелька для Золушки, огромный вазон – это, наверное, навеяно изысками Северянина, его «элегантными колясками», «муаровыми» платьями, «резедовыми букетами». Но чем лично меня цепляли стихи Северянина? Тоской по неземной-утонченно-нездешней красоте. У него все «эстетно», изящно. А эти работы хоть и интересные, но из другой «гостиной», по-моему. Да впрочем, что тут рассуждать об «эстетстве». Музей откровенно беден! Дух советского неэлитного санатория или гостиницы класса «Дом колхозника» тут не изжит. Думаю, и сам поэт, и воздушные барышни в белых платьях, которые смотрят на нас с фотографий, в ужасе бежали бы из этого дома.
Слышала, что в Череповце много средств ушло на восстановление нового музейного комплекса «Усадьба Гальских», до Владимировки пока, видимо, руки (с деньгами) не доходят. Жаль, что нет меценатов – поклонников таланта Игоря Северянина. Ау, меценаты-олигархи-благотворители, откликнетесь!!!!
Нельзя сказать, что музей совсем уж мертв, школьников сюда возят. Прочитала, что в мае, в день рождения Игоря Северянина, здесь даже проходят выборы «Короля поэтов». Даже фото где-то видела – консервированный кружок ананаса в современном небьющемся бокале с шампанским.
Настоящий поэт – всегда немножко провидец, экстрасенс...Вот и у Северянина есть строки:
Мне плакать хочется о празднике вселенском,
Где справедливость облачается в виссон...
Мне плакать хочется о чем-то деревенском,
Таком болезненном, как белый майский сон.
Когда вышли из дома, настроение улучшилось. Красоту природу погубить можно, но сложнее, чем непрочные творения человеческих рук. Остатки парка прекрасны, прекрасен вид на Суду, «речку форелевую», на старые сосны, рябины, сирени, березы.
Из явлений нового времени видели белую изящную беседку на лужайке. Но на фоне некрашеного дома и почерневшего сарая (впрочем, сарай – молодцом! Добротный! Может, и при хозяевах был почти таким же) она смотрится каким-то инородным вкраплением в пейзаж.Хорошо, что мы были в солнечный день. В непогоду, наверное, здесь, еще грустнее. Вот такие они пока, края, о которых поэт сказал за год до смерти:
Вас повидать опять – мое желанье,
Напобеждаемое, как весна...
Сияет даль, и там, в ее сиянье,
Моих слиянных рек голубизна.