В Марокко — страну на стыке Европы и Африки — мы летим через Стамбул — город на стыке Европы и Азии.
16.10.13.
Уж полночь близится, а сна ни в одном глазу. Втроем выходим на крыльцо отеля. Двадцать минут назад нас привезли сюда из аэропорта — до завтрашнего рейса. Куда податься в Стамбуле на ночь глядя? Почти интуитивно поворачиваем в сторону метро.
В подземке безлюдно, если не считать сонного охранника в будке рядом с турникетами. Проезд — три лиры.
— Но у нас же нет турецких...
Абу достает из кармана мелочь.
— Ничего, у меня с прошлого раза завалялась пара монет.
Звенят евро, центы и рубли с копейками, а лир оказывается всего восемь. Ваня идет к одному из банкоматов, выбрав его чуть ли не по считалочке, и пытается снять денег. Вставляет карточку, нажимает в меню «русский язык» — и понимает, что зря. Экран выдает: «Ваши запасы будут разыграны». Еще секунду я хлопаю глазами, глядя на этот бред, потом начинаю хохотать. Ваня испуганно отнимает у аппарата карту.
Человек из будки расхаживает взад и вперед по ту сторону турникетов, как зверь в клетке. Он пристально за нами наблюдает, но, в итоге, не выдерживает. Как только он приближается, Абу пускается в объяснения: понимаете, не хватает всего одной лиры… Тот молча берет деньги у него из рук и начинает медленно опускать их в автомат: смотри, как надо. Провожаем прощальным взглядом каждую монету. Затем он берет два выданных жетона, сует их в турникеты и по очереди пропускает Ваню и Абу. Я смотрю на происходящее, вопросительно подняв брови. Человек из будки открывает служебную «калитку», улыбается мне и жестом приглашает пройти. Я сияю.
Это комплект «юбочка + маечка» на турок так действует? Страстных мужских взглядов с этого момента стараюсь не замечать.
В вагоне смотрим на схему метро: сейчас проедем две станции, там пересядем на другую ветку. Но другая ветка неожиданно оказывается… трамваем. С лицами неудачников выходим на улицу. Нужны еще лиры. Абу идет менять деньги в какую-то лавку и возвращается с бубликами. Тихонько похрустывая, подходим к «жетонматику», получаем странные пластиковые фишки и суем их в очередные турникеты.
Трамвай везет нас по мосту через Босфор. Над безликими кварталами торчит гриб Галатской башни, и мне непременно нужно посмотреть на нее поближе.
Какими-то подворотнями и закоулками мы все-таки пробираемся к ее подножию. Обхожу вокруг, ищу ракурс для съемки. Не помещается, слишком высокая. Днем можно было бы подняться и увидеть стамбульские крыши с высоты птичьего полета.
И тут снисходит благодать.
— Эй, кто кинул в меня камень?
Я провожу рукой по волосам и понимаю, что это была чайка. Смеюсь. Спрашиваю про салфетки. Пока Ваня заботливо оттирает мою белую вязаную кофточку, накинутую на плечи, думаю о полетах. Жил тут в XV веке один изобретатель по имени Хазарфен Ахмет Челеби, который смастерил крылья и сиганул с башни. Пролетел над Босфором и через три километра приземлился. Удачно.
Мы идем на запах свежего горячего хлеба, мяса и овощей. В открытой забегаловке садимся за столик. Ваня и Абу, проглотив по полбатона, обсуждают важные политические вопросы, а я решаю не доедать свой кебаб. С этого момента за мной увязывается стая голодных стамбульских кошек.
Возвращаемся к Галатскому мосту. Ныряем вниз — в смысле, под мост, в шум кафе и ресторанов. Сверху дождиком свисают лески многочисленных удочек, и я чувствую себя марионеткой.
По одну сторону моста — Новая мечеть. По другую — мечеть Сулеймана Великолепного (Сулейманийе), самая большая в Стамбуле. Десять тысяч человек может молиться в ней одновременно. Говорят, что один из ее минаретов называют «драгоценным»: обидчивый султан смешал подаренные врагом драгоценности со строительными камнями.
Вдалеке светится Босфорский мост. Его построили сорок лет назад, к 50-летию Турецкой Республики, хотя еще Леонардо да Винчи предлагал это сделать. По мосту длиной всего полтора километра можно перейти из Европы в Азию. Я представляю себе, как разговаривают жители Стамбула по телефону: привет, ты сейчас где? — я в Европе, а ты? — а я в Азии, приходи в гости. Или: слушай, мне надо в Европу сгонять по делам, давай встретимся вечером там?
Глядя на отражение огоньков в воде, размышляю о том, сколько этот город видел, сколько вынес. По преданию, его заложил сын Посейдона Визант, пришедший с греческими колонистами в VII веке до нашей эры. Спустя тысячу лет маленький городок Византий стал Новым Римом. В старом во времена Нерона живьем сжигали христиан или скармливали их хищникам, а император Константин I собирался сделать христианство главной религией, для чего языческий Рим не подходил. К тому же, ему нужна была резиденция для обороны государства, вот он и решил перенести столицу, заодно переименовав в свою честь.
Вспоминаю, что читала про Мехмеда II Завоевателя, который еще через тысячу лет назвал Константинополь Стамбулом. Больше всего меня поразило не то, что он положил конец Византийской империи, когда ему было 20 лет. И даже не то, что он знал шесть языков и осуществлял свои планы только в случае благоприятного астрологического прогноза. А то, что в старости у него было странное хобби: он выводил гигантские огурцы. Представьте, человек, который почти сравнял с землей Константинополь и буквально «замочил в сортире» всех своих конкурентов, на склоне лет заботливо ухаживает за своими грядками.
Итак, цифры. Этот город десять веков был столицей Византийской империи, еще почти пять веков — Османской. Второй Рим, как первый и третий, стоит на семи холмах, поэтому, гуляя по Стамбулу, периодически приходится идти в горку или подниматься по ступенькам.
Мимо старого вокзала, который зачем-то решили перестроить, и парка у Дворца Топкапы мы идем к нему — собору Св. Софии. Это единственный в мире храм, ставший мечетью, в котором разрешили сохранить изображения людей — древние византийские фрески и мозаичные портреты. Мне жаль, что я не могу зайти внутрь и увидеть это.
Рядом с Айя-Софией даже работает фонтан, но я смотрю не на него, а на гигантскую крепостную стену. Когда-то стены Константинополя называли восьмым чудом света. А сейчас где-то там, за воротами, стоит Церковь Св. Ирины, единственная старая церковь, XIV века, не переделанная в мечеть. В современном Стамбуле больше 100 христианских храмов и больше 500 мечетей.
На площади рядом с зеленым сквером из асфальта вырастают египетские стелы и колонна Константина. Впереди сверкает Голубая мечеть (Султанахмет или Ахмедийе). Есть легенда, что архитектор неправильно расслышал приказ султана и построил шесть минаретов вместо четырех. Из-за скандала пришлось срочно достраивать еще два минарета у мечети в Мекке.
Хотя я зеваю и сонно тру глаза, мы собираемся дойти до отеля пешком. Но начинается дождь, мы ловим такси и суем водителю визитку с названием отеля, потому что сами его, естественно, не помним.
Утром мы завтракаем в отеле, в огромной зале с белым роялем и хрустальной люстрой. В аэропорту завтракаем еще раз — от недосыпа и от нечего делать. И слушаем, как Абу, заикаясь, читает Бродского:
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город…
