Начало смотрите: Дождливым днём в гостях у Ивана Сергеевича Тургенева

В одном и своих писем Эмилю Золя (1840—1902) Иван Сергеевич Тургенев писал:

"Если у Вас есть атлас, отыщите в нем карту России и проведите пальцем от Москвы по направлению к Черному морю; на Вашем пути – немного севернее Орла – Вы обнаружите город Мценск.

Так вот! Моя деревня находится в 10 километрах от этого места с довольно труднопроизносимым, как видите, названием. Это совершенная глушь – тихая, зеленая, печальная".

С Золя Тургенев познакомился в 1874 году благодаря Гюставу Флоберу (1821 -1880). Потом были еще встречи и продолжительная переписка. Исследователи располагают 58 письмами Тургенева к Золя, 34 письмами Золя к Тургеневу. Тургенев своим авторитетом способствовал распространению книг Золя в России, тем самым укрепляя веру писателя в себя. При содействии Тургенева романы Золя "Проступок аббата Мурэ" и "Его превосходительство Эжен Ругон" были опубликованы на русском языке прежде, чем на французском.

Русский советский писатель Александр Иванович Пузиков (1911 -1996) рассказывал в своей книге "Золя":

14 апреля 1874 года в кафе «Риш», которое Золя описал в романе «Добыча», сошлись пообедать и потолковать о жизни и о литературе пять именитых авторов. Об этом событии Эд. Гонкур записал в своем «Дневнике»: «Обед у Риша с Флобером, Золя, Тургеневым и Альфонсом Доде. Обед талантливых людей, уважающих друг друга, — в следующую и во все будущие зимы мы намерены повторять его ежемесячно».

В одном из ... кабинетов этого заведения и начались «обеды пяти». Их называли еще «обедами Флобера», «обедами освистанных», «обществом пяти». Первое время участникам встреч особенно нравилось называть себя «освистанными авторами»: каждого из них постигла неудача на драматургическом поприще. Публика освистала «Генриетту Марешаль» Гонкуров, «Кандидата» Флобера, «Наследников Рабурдена» Золя, «Арлезианку» Доде. «Что касается Тургенева, — вспоминал Доде, — то он дал нам слово, что был освистан в России, но, так как это очень далеко, мы не стали проверять».

Иногда обедали в ресторанах у Адольфа, у Пеле, у Вуазена… Когда начались встречи, самым старшим участникам уже перевалило за пятьдесят. Тургеневу стукнуло пятьдесят шесть, Флоберу — пятьдесят три, Эдмону Гонкуру — пятьдесят два. В таком возрасте еще многое можно себе позволить, несмотря на одышку (Флобер), подагру (Тургенев), плохой желудок (Гонкур). Самым молодым только что исполнилось по тридцать четыре года. Они тоже любили охать и вздыхать по поводу своих болезней, но оба являли необыкновенный пример выносливости и работали по двенадцати часов в сутки.

Но если французские друзья могли только виртуально узнать как выглядит имение Тургенева, то мне посчастливилось побродить по аллеям старого парка.И даже дождь не стал этому помехой.

Главным впечатлением от посещения усадьбы стало — умели же люди выбирать живописные места для свои имений.

Парк и сад в имении были разбиты двоюродным дедом со стороны матери Иваном Ивановичем Лутовиновым.

Сад располагался ближе к ограде усадьбы, справа от главного дома, если смотреть на вход в усадьбу. В романе "Новь" Тургенев так описывал это сад: "То был прадедовский черноземный сад, какого не увидишь по сю сторону Москвы. Расположенный по длинному скату пологого холма, он состоял из четырех ясно обозначенных отделений. Перед домом, шагов на двести, расстилался цветник, с песчаными прямыми дорожками, группами акаций и сиреней и круглыми «клумбами»; налево, минуя конный двор, до самого гумна тянулся фруктовый сад, густо насаженный яблонями, грушами, сливами, смородиной и малиной. "

Честно говоря, только старые яблони видны ныне в старинном саду. В сторону конного двора нет уже былой роскоши в виде фруктовых деревьев, да и сирени что-то я не заметил.

Видимо с связи с ремонтом цветники тоже особо не буйствовали.

А вот липовые аллеи, которые "прямо напротив дома возвышались большим сплошным четырехугольником липовые скрещенные аллеи" , выглядят замечательно. Плохо только, что кроны деревьев недостаточно смыкаются и на дорожках нет защиты от холодных струй ливня.

Липовые аллеи стали непременным атрибутом любой русской усадьбы. Сколько про них написано стихов -считать не пересчитать и читать не перечитать.

Борис Пастернак в 1957 году написал стихотворение "Липовая аллея". Ну чем не парк в Спасском-Лутовиново:

"Там липы в несколько обхватов
Справляют в сумраке аллей,
Вершины друг за друга спрятав,
Свой двухсотлетний юбилей.

Они смыкают сверху своды.
Внизу — лужайка и цветник,
Который правильные ходы
Пересекают напрямик.

Под липами, как в подземельи,
Ни светлой точки на песке,
И лишь отверстием туннеля
Светлеет выход вдалеке".

Помимо лип "Направо вид преграждался дорогой, заслоненной двойным рядом серебристых тополей; из-за купы плакучих берез виднелась крутая крыша оранжереи".

Березовая аллея существует до сих пор, располагается перпендикулярно главной липовой аллее в отдалении на пару сотен метров.

Константин Дмитриевич Бальмо́нт (1867 -1944) несколько стихотворений посвятил Тургеневу. Не зря они оба присутствуют на своеобразной "Доске Почёта" ресторана "Яръ" в Москве В "Яръ" не идут - в "Яръ" попадают!.

В стихотворении "Тургенев — первая влюбленность" Бальмонт словно переносит нас в старинный сад:

Дремотный старый сад. Сирени.
Узор крестообразный лип.
Зовут заветные ступени.
Садовой дверцы дрогнул скрип.

Дело в том, что липовые аллеи не все были проложены параллельно друг другу. Вокруг главной аллеи было другими аллеями проложено число "XIX". С самолёта или вертолёта возможности сфотографировать не было, а с земли начало этих аллей выглядит следующим образом.

Хотя со времени основания парка сохранилось около 2000 вековых и двухсотлетних лип, ясеней, кленов, елей, дубов, вязов, берез, серебристых тополей и деревьев других пород, характерных для средней полосы России, но большая часть сада была восстановлена.

Ведь парк регулярно забрасывали. После пожара маменька Тургенева охладела к проведению любых хозяйственных работ в усадьбе, даже дом был восстановлен криво косо, через пень-колоду, не до парка было.

После смерти писателя новым хозяевам, живущим заграницей, имении было не нужно, его сдавали в аренду. А после того, как в 1906 год окончательно сгорел главный дом имения, усадьба хирела.

Журналисты начала века с горечью писали об усадьбе: "Парк обратился в сплошной лес, заросший кустами орешника, крапивой и бурьяном. Дом сгорел, на его месте поднимаются из-за бурьяна почерневшие остатки стен и груды кирпича. От бывших хозяйственных построек в большинстве и следа не осталось. Аллеи заросли травой, на большом протяжении парк превратился в густо заросшую чащу; кусты беспорядочно разрослись и перемешались с крапивой и репейником. Получилась полная картина запустения"

Когда хозяина нет, то и присматривать некому. Деревья парка стали вырубать для собственных нужд жители окрестных деревень, по принципу -всё вокруг колхозное — всё вокруг моё. Хотя колхозов в те времена еще не существовало.

От окончательного уничтожения парк спасло вышедшее в 1922 году постановление Главнауки (Главного управления научными, научно-художественными и музейными учреждениями) — государственного органа координации научных исследований теоретического профиля и пропаганды науки и культуры в РСФСР в 1921—1930 годах: "Парк при родовом имении Ивана Сергеевича Тургенева, площадью 38 га, находящихся в Орловской губернии Мценского уезда со всеми насаждениями, прудом ..., флигелем, где жил И. С. Тургенев, признан неприкосновенным памятником природы, садов и парков".

Правда во время Великой Отечественной войны парк вновь пострадал, территория имения была покрыта блиндажами, воронками от бомб. Часть деревьев была просто уничтожена. Пруд с прорванной плотиной пересох, аллеи парка были завалены упавшими деревьями. Благодаря труду музейных работников — сейчас мы может любоваться красотой парка.

Есть у Бальмонта еще одно стихотворение, называется "Памяти И. С. Тургенева", оно было
прочитано автором 31 октября 1893 года в Москве, в заседании Общества любителей
российской словесности, посвященном памяти И.С.Тургенева:

"Дворянских гнезд заветные аллеи.
Забытый сад. Полузаросший пруд.
Как хорошо, как все знакомо тут!
Сирень, и резеда, и эпомеи,
И георгины гордые цветут."

Сирень мне попалась отчего-то за пределами усадьбы, на пути от стоянки. Зато в парке встречались цветочные поляны из других цветов, а деревья приветливо помахивали еловыми шишечками.

До одного пруда я шел по главной липовой аллее и добрался. Правда сначала пришел на площадку, где ничего не было видно за зеленью.

Но повернув направо и пройдя по небольшому мосточку, дошёл до открытой воды пруда.

Возвращался от пруда я уже по "тропе-змейке", причудливо изгибающейся между деревьев. Потом прошел дальше и отыскал берёзовую аллею.

Яков Петрович Полонский (1819 — 1898) был одним из старейших и самых близких друзей Тургенева. Они познакомились в начале сороковых годов в доме декабриста Михаила Фёдоровича Орлова (1788 -1842), известного тем, что им были составлены условия капитуляции Парижа союзной армии: "Вся тогдашняя московская знать, вся московская интеллигенция как бы льнула к изгнаннику Орлову... Там в этом доме впервые встретил я... профессора Грановского, только что приехавшего из Германии, и Чаадаева, и даже молодого Ив. Серг. Тургенева, который... прочитав какое-то мое стихотворение, назвал его маленьким поэтическим перлом"*.

Полонский неоднократно гостил у Тургенева в имении. Последнее лето на родине (1881 год) Тургенев провел в обществе Полонского и его семьи в Спасском. В 1882 году Тургенев планировал вновь приехать на родину, но слёг, страшные боли в позвоночнике не давали покоя. В мае 1882 года Тургенев пишет письмо Полонскому: "Когда вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу — родине поклонитесь, которую я уже, вероятно, никогда не увижу."

Дуб Тургенев посадил в пятилетнем возрасте и поразительно — дуб дожил до наших дней, и еще немного времени — дубу будет 200 лет от роду. Работники музея даже подарили ему невысокую железную ограду.

В романе "Рудин" Иван Сергеевич Тургенев вкладывает в уста главного героя замечательные слова: “Не в одних стихах разлита поэзия: она везде. Взгляните на эти деревья, на это небо – отовсюду веет красотой и жизнью, а где красота, там и жизнь…”

И судя по этой маленькой избушке деревья — не одиноки.