По приезду в Тибет в Ньяламе я еще раз посмотрел «Семь лет в Тибете». Наверное, все помнят момент когда герой Брэда Питта Генрих Харрер бросает обвинение в лицо тибетскому аристократу Нгапо Нгаванг Джигме: «Тот, кто предал свой народ, не может проповедывать его обычаи. Раньше я пожелал бы тебе смерти. Но теперь скажу, что твоей пыткой будет твой стыд, пожизненной пыткой. Желаю тебе долго жить».
Этот эпизод был такой очевидной фиктивной вставкой, которая нужна была создателям фильма в драматических целях для «правильного» развития образа Харрера, чтобы «сильный поступок» проиллюстрировал путь от эгоистичного альпиниста до борца за права угнетенных тибетцев. Кроме того, вымышленное геройство показывает, что через призму отношений героев и предателей иностранцы, и даже тибетские эмигранты, легче усваивают историю застарелого и трудноразрешимого китайско-тибетского конфликта.
Это не значит, что такое противопоставление не имеет под собой оснований. Чиновники Тибетского Автономного Района (ТАР), даже тибетской национальности (хотя их было немного за время китайского правления в Тибете), регулярно поносят Далай-ламу. Вот 11 января этого года формальный глава Тибета Падма Челинг в очередной раз пообещал «продолжительную, интенсивную и чрезвычайно сложную борьбу с кликой Далай-ламы», сопроводив свой доклад о причинах волнений в тибетских районах в марте 2008 года площадной бранью и возложением ответственности за беспорядки на Дарамсалу. Но не только слова разделяют героев от предателей. Список тибетских мучеников и китайских сообщников продолжает пополняться, из недавних примеров тибетцы помнят жестокую надзирательницу тюрьмы в Драпчи Пема Бхути (судя по имени тибетку), которая весной 1998 года садистски избивала заключенных монахинь, и собственноручно умертвила пять из них.
Не все так однозначно даже с тем же Нгапо Нгаванг Джигме, упомянутым в начале. Этот политик, ставший губернатором ТАР после бегства Далай-ламы, недавно скончался в Пекине, и его деятельность была высоко оценена не только китайскими властями, но и тибетской эмиграцией. Вот что сказал о нем 4 января этого года Далай-лама в интерактивном общении с китайскими активистами за права человека: «Он [Нгапо] доказал свой патриотизм [неоднократно]… После его смерти мы организовали поминальную службу. Многие наши сторонники критиковали ее как неподходящую [для предателя]. Но мы знаем, что в действительности люди в тяжелых обстоятельствах под страхом [репрессий] вынуждены говорить дипломатически. Поэтому он всегда пользовался полным моим доверием».
Далай-лама аналогично высоко оценил X Панчен-ламу лишь после его смерти в 1989 году, сохранив тому свободу действий внутри КНР и оказывать помощь тибетцам по мере своих возможностей. Посмертная «реабилитация» тибетцев, сотрудничавших с китайским режимом, возможно и приводит в замешательство официальный Пекин, но на какие-либо репрессии против памяти этих людей китайцы не шли. Поэтому портреты Панчен-ламы видны повсюду в Тибете, как в храмах и монастырях, так и в домах тибетцев, магазинах и даже гостиницах.
X Панчен-лама
В 1995 году между Пекином и Дарамсалой разгорелся очередной непримиримый спор по вопросу признания наследника X Панчен-ринпоче. Китайцы намеревались полностью избавиться от власти Далай-ламы в признании реинкарнаций (перерождений) знаменитых учителей, наделив этими функциями свой атеистический и марксистский режим. Чадрел-ринпоче, аббат монастыря Ташилхунпо, передал список 5 мальчиков-претендентов Далай-ламе и тот выбрал Гендуна Чокьи Ньиму как XI Панчен-ламу. Реакция компартии была предельно жесткой: новоявленного Панчена и его семью арестовали, после чего они исчезли бесследно, новым Панчен-ламой стал Гьялцен Норбу, сын образцовой семьи – членов компартии Китая, а Чадрел-ринпоче и всех ведущих лам Ташилхунпо арестовали, а через несколько лет судили, приговорив к различным срокам заключения (сейчас Чадрел-ринпоче вышел из тюрьмы, но содержится под домашним арестом).
От такого разгрома Ташилхунпо, превратившийся при предыдущем Панчене в крупнейший монастырь Тибета, еще не оправился. Он сохранил за собой лавры самого большого монастыря – в нем сейчас живет около 500 монахов, что меньше в 8 раз от пика до китайского вторжения. Но последствия из-за проблем с репутацией оценить трудно. Многое будет зависеть от того, насколько харизматичным будет выбранный китайцами юный Панчен-лама. Пока его портретов в Тибете мало, перед публикой он выступал лишь несколько раз, впервые в 2006 году с холодно принятой речью на Всемирном буддистском форуме, затем он осудил беспорядки в Тибете в 2008 году и в прошлом 2010 году прочитал лекцию об образовании в Тибетском университете в Лхасе. Для родного монастыря Ташилхунпо, посещение которого у нас стояло следующим пунктом в программе тура, негативно сказывается отсутствие иерарха в комплексе – новый Панчен либо по своей воле, либо по желанию своих хозяев-партократов живет в Пекине, наезжая в Ташилхунпо с редкими визитами. Из-за этого мы увидели в Шигаце очень мало паломников, хотя тибетцы отправляются в паломничество именно зимой, когда работы по хозяйству становится меньше.
Монастырь Ташилхунпо
Иностранные путеводители, хотя и включают Ташилхунпо в список обязательных мест для посещения, не могут удержаться от подколок. Так в ЛП информация сокращается с каждым изданием, но фраза о том, что «монахи здесь довольно подозрительны и есть предположение, что говорящие по-английски монахи находятся в сговоре с китайскими властями» перепечатывается в каждом путеводителе.
По сути это была первая экскурсия в Тибете, на которую отправилась наша группа и мы наконец-то смогли познакомиться с нашим гидом из компании «Таши Делек» Пурбой. Этот худощавый тибетец средних лет хорошо говорит по-английски. Он возит тургруппы по Тибету уже 12 лет и повидал всякое. Не знаю, как охарактеризовать отношение туристов нашей группы к Пурбе. Вначале чувствовалась настороженность, иностранцы в полголоса говорили друг другу, что человек, которого китайское государство приставляет к иностранным посетителям, не может не быть сотрудником спецслужб и членом компартии. Вспоминали, что после беспорядков в Тибете два года назад китайские власти провели основательную чистку в рядах официально утвержденных гидов, уволив всех неблагонадежных. А он сохранил свою работу. Удивляли и настороживали его раскованное поведение и раскрепощенная речь, казалось, что он готов обсуждать самые скользкие темы, о разрушениях, причиненных китайцами в Тибете, про ограничения, существующие в Тибете, даже про Далай-ламу и тибетцев в эмиграции. Думаю, не только я в нашей группе задумывался, кто на самом деле Пурба – опытный сексот и доверенное лицо, послужной список которого отмечен многими наградами, или хорошо замаскировавшийся тибетский националист, страдающий под китайским игом и страстно желающий добиться независимости для своей страны. Или просто он – обычный тибетец-конформист, который не в силах изменить существующие порядки, и вынужденный приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам.
И так, собрав нас в отеле Qomolangma Friendship после обеда второго дня в Шигаце Пурба повел нас в Ташилхунпо. Он предупредил нас о запрете на фотосъемки внутри храмов монастыря, делать фотографии можно лишь снаружи. Из вступительной лекции около ворот монастыря мы узнали, что монастырь был основан в XV веке первым Далай-ламой и он всегда был оплотом ордена Гелукпа (реформистской секты, основанной Чже Цонкапой), даже когда враги из Карма Кагью построили напротив него свой монастырь. Теперь от враждебного монастыря нет никаких следов, а слава и почет Ташилхунпо взлетели в XVII веке при великом V Далай-ламе, когда он признал своего учителя, аббата этого монастыря, IV реинкарнацией Панчен-ламы.
встреча VI Панчен-ламы с английским посланником Дж. Боглом в 1775 году.
Панчены потихоньку прибрали к рукам светскую власть в Цанге, столицей этой провинции всегда был Шигаце, и ориентировались на зарубежных покровителей, чтобы иметь противовес тяжелой автократической власти в Лхасе. Сначала они стали проводниками влияния манчжурской династии Цин, с конца XVIII века завели контакты с англичанами, и Панчены в XX веке были самыми прокитайски настроенными религиозными иерархами в Тибете. Это помогло в какой-то степени сохранить монастырь от погромов хунвэйбинов, хотя многое было разрушено.
Мы пошли делать обход достопримечательностей по буддистской традиции по часовой стрелке. Поднявшись по улочке слева со ступеньками сперва посетили самый значительный из храмов Ташилхунпо – Джаканг Ченмо, он хранит 26-метровую статую Майтреи (Будды будущего). Около 900 художников и ремесленников потратили 4 года и собранные на пожертвования 279 кг золота на сооружение статуи в начале правления XIII Далай-ламы столетие назад. Статуя выглядит впечатляюще, но если кто видел статуи Майтреи в индийских гомпах, например в Тиксей (Ладак), то вы вряд ли будете поражены. Майтрея в Ташилхунпо почему-то больше похож на грозного мага Падмасамбхаву, чем на принца на белом коне. А его столетняя статуя, по тибетским представлениям новодел, выглядит очень старой, словно заботы о выживании в тревожную эпоху культурной революции преждевременно ее состарили.
Пройдя мимо двух маленьких святилищ мы зашли в святилище Победы (Намгьял Лхаканг), в котором стоит большая статуя Чже Цонкапы. В соседнем храме стоит высокая ступа, в которую положили останки последнего X Панчен-ламы. В следующем здании стоит еще одна красивая ступа - усыпальница IV Панчен-ламы. Говорят, что она чудесно уцелела в 1959 году, в отличие от усыпальниц V, VI, VII и VIII Панчен-лам, разграбленных китайскими солдатами, которые побросали реликвии в реку. Что удалось спасти и сохранить X Панчен-лама перезахоронил перед смертью в специальном храме, который возвышается над внутренним двором монастыря Ташилхунпо. С запада ко двору примыкает главный молельный зал монастыря с троном Панчен-лам, а Панчен-ламы жили во дворце Гудонг с севера, мимо которого мы прошли, чтобы спуститься в монастырь. Дворец недоступен для туристов, так как Панчен-лама там и живет когда приезжает в Шигаце.
Перед усыпальницей V-VIII Панчен-лам мы посидели с полчаса, ожидая начало вечерней службы. Можно было взглянуть на город, но большинство туристов были заняты съемкой тибетских паломников и в свою очередь тибетцы просили сфотографироваться с ними на память. Австралийка Аншука как настоящий папарацци завладела вниманием тибетцев, снимая их лица с близкого расстояния. Из нас больше всего фотографироваться просили немца Майкла, наверное из-за густой бороды.
Затем мы все спустились вниз в главный молельный зал, вернее проход с колоннами перед ним. Там стояли молодые монахи и дурачились, но по сигналу вдруг дружно запели и двинулись на службу. Нам позволили посидеть немного в задних рядах, потом мы все пошли к выходу, периодически останавливаясь, так как то и дело кто-нибудь терялся в переулках огромного монастырского комплекса. В одном из дворов рядом с восточной улочкой-лестницей другие монахи грелись на солнышке и тренировались в «философских дебатах», которые протекали довольно шумно.
В общем, Ташилхунпо оставил у меня противоречивое впечатление. Его размеры поражают, но по художественно-архитектурной части его вряд ли назовешь выдающимся памятником тибетского зодчества, живописи и скульптуры. Я согласен с мнением тибетолога Джузеппе Туччи, побывавшего здесь сразу после второй мировой войны: «все было новым и безвкусным здесь. Барочная помпезность сменила спокойные и уверенные черты искусства прошлого». Теперь и сам Ташилхунпо, кажется, стал принадлежать прошлому, и это несмотря на едва ли столетний возраст построек и скульптур. Сам город стал «новым и кричаще безвкусным» фоном для когда-то великого монастыря.
Закончив визит мы разошлись кто-куда, многие пошли в тот же ресторан «Сонгцен» на ужин, мы же с Майклом и одним приболевшим канадцем Пьер-Ивом (пропустившим экскурсию) отужинали в соседнем к нашему отелю тибетском ресторане. Несколько тибетцев шумно участвовали в игре типа нард, потребляя заодно неумеренное количество пива и выкуривая пачки сигарет. Один тибетец, выглядевший как бич, с бутылкой спиртного попытался сесть за наш столик, но этого несчастного хозяйка выкинула из заведения без всяких церемоний. Потом ночью из-за холода в номере я долго не мог заснуть, и периодически выходил в коридор покурить в окошко. Шигаце не спал – вдали мерцали разноцветные огоньки ночного бара, проносились такси с поздними клиентами и доносились звуки техно-ритмов и китайская речь …
