Шантийи — это не просто замок ближайшего подпарижья, в который следует наведаться в перерыве между толкотней на вожделенных полях Елисея и традиционным плевком с монструозной башни Эйфеля. Сюда нельзя заскочить на часок-другой, галопом пронесясь по нескончаемым галереям и утонувшим в благолепии паркам. Шантийи, как хороший драгоценный коньяк, который нужно вкушать трепетными полуглотками, понимая, что жизнь удалась и сам ты являешься частью этой удачи.
Сегодняшний Шантийи это крупный и чрезвычайно чистый бриллиант в короне прекрасной, вечно молодой Франции, однако так было далеко не всегда. Ранние годы усадьбы протекали вполне болотисто, не тревожа хроники ни звонкими именами, ни пикантными интрижками, ни великими подвигами. Первый, довольно примитивный замок возник в этих местах где-то в начале XIII века в качестве стража петляющей по лесам дороги из Парижа в Санлис.
Что такое Париж знают даже живущие в компьютерах и питающиеся неспелыми хештэгами дети, а вот о старичке Санлисе даже во Франции уже многие порядком подзабыли. А ведь когда-то это был мощный город, выкрикивавший имена королей для столицы, спрятавший в своих стенах резиденцию Капетингов и бережно хранящий память о самой русской королеве Франции. В XI веке он стал вотчиной Анны Ярославны, после смерти ее мужа-короля Генриха I.
Интернет
Именно здесь киевская княжна, вопреки всем существующим правилам и законам, сызнова влюбилась, как школьница, оставила ошеломленному Парижу осиротевших принцев крови, была проклята церковью и лишь тогда, по старой русской традиции, обрела счастье. После нее французские монархи более никогда не смотрели в сторону отечественных невест, потому как хорошо запомнили, что такое загадочная русская женщина, с ее душой, любовью и зарядом тротила под кокошником.
Одним словом, дорога из Парижа в Санлис редко когда скучала без торопливого гонца, скрипучей торговой телеги или озорного меча охочего до наживы разбойника. Именно ее и призван был стеречь молодой, бойкий и покуда мало кому известный замок Шантийи. Со своими прямыми обязанностями он худо-бедно справлялся до 1358 года, пока крестьянское восстание (известное под названием Жакерия) не обратило его в пепел, развесив по сучьям местных сеньоров и разложив по сеновалам его полногрудых хозяек.
Разбросанным по долине камнем, Шантийи прозябал совсем недолго. В 1386 году он достался ушедшему в отставку канцлеру Франции Пьеру Оргемону, который на старости лет решил вдруг отгрохать себе на радость и потомкам в усладу мощную, боеспособную крепость. Увы, богатому, скучающему пенсионеру не суждено было встретить смерть на стенах замка с мечом в дрожащих руках. До тожественного перерезания красной ленточки он не дотянул каких-то жалких три года, а потому семь величественных башен и вгрызшийся в землю ров достраивал и сдавал в многовековую эксплуатацию уже его сын.
В 1484 году время цветочков для Шантийи безвозвратно кануло в Лету и наступила пора спелых, но порой смертельно ядовитых ягодок. Крепость со всеми угодьями и неказистой родословной перешла к знаменитому роду Монморанси. Эта семья появилась на страницах истории Франции в X веке, и дала стране 12 маршалов и 6 коннетаблей (высшая военная государственная должность и главнокомандующий королевской армией во время войны). Монморанси воевали со всеми и против всех, примеряли разномастные короны, теряли головы на плахе Гревской площади; лютовали во имя Господа и господствовали сами, женились на принцессах и даже прослыли детоубийцами в своих бесконечный землях (Жиль де Рэ Монморанси-Лаваль был тем самым злодеем, известным всему миру под именем Синяя Борода).
Самым знаменитым представителем этой семьи был коннетабль Анн де Монморанси. Он родился в замке Шантийи в 1493 году, был назван Анном в честь своей крестной матери Анны Бретонской и провел детство на одном горшке с будущим королем Франции Франциском I. Более всего на свете Франциск любил воевать, а потому Монморанси было суждено стать великим командующим даже в том случае, если бы по ночам ему снились фиалки, а в глубине души он мечтал разводить экзотических рыбок. В 22 года по правую руку от короля и по левую от смерти он принял крещение мечом в битве при Мариньно, а в 74 был смертельно ранен в своем последнем сражении при Сен-Дени.
Разумеется жизненный путь главнокомандующего французской армии не всегда был усыпан розами. Девиз Монморанси гласил: «Не сверну с дороги», и по этой дороге коннетабль пер, как потерявший управление бульдозер. Своему другу, но господину коннетабль считал за честь говорить правду, одну только правду и ничего кроме СОБСТВЕННОЙ правды. В 40-х годах XVI столетия, когда Франциску осточертело выслушивать мнение своенравного и амбициозного вояки, огромная тучища приняла Монморанси в свои свинцовые объятья. Его отношения с королем дали глубокую трещину, и это стало для Анна сигналом для возвращения в родные пенаты. Оставшуюся нерастраченной энергию этот неуемный муж направил на то, чтобы превратить свою усадьбу Шантийи в город-сад.
Коннетабль пригласил в свое родовое гнездо сразу пять самых известных архитекторов своего времени, и те под строгим надзором владельца принялись лепить из некогда простоватого замка шедевр второй волны Ренессанса. Дабы не дышать пылью и не материться без нУжды на бестолкового средневекового прораба, Монморанси на время ремонта поселился в замке Экуан, и в свободное от малярных работ время принялся плести интриги против своего недавнего покровителя. Поняв, что с Франциском ему уже вряд ли придется распить бочонок-другой старого-доброго Бургундского, опальный главнокомандующий ставит все на дофина Генриха II и с замиранием сердца ждет остановки барабана.
Уже долгих 17 лет наследник короны спит и видит в своих эротических снах прекрасную Диану де Пуатье. Но мадам, то отчего-то тяготится нелепым замужеством, то носит бессмысленный траур, а то и вовсе мигренит и откровенно динамит вскипающего от вожделения дофина. Организации ночного досуга будущего короля Монморанси отдался с такой неистовой страстью, будто перед ним находилась не самая прекрасная дама королевства, а целый полк ненавистного Императора Карла.
Длительные осады с великолепными ужинами, сменялись кавалерийскими наскоками роскошных балов, домашние спектакли для двоих, конные прогулки, охота, море отборного вина, — все было брошено к ногам сомневающейся кокетки. И в один прекрасный для Генриха вечер, дождавшись отхода ко сну гостеприимного хозяина, Диана наконец сказала – «Oui». Наверное не стоит и говорить о том, что не меньше дофина этим трем долгожданным буквам обрадовался Монморанси. Мужчины не забывают таких подарков от друзей, и отныне за свое будущее хитроумный сводник мог больше не опасаться. Он снова был на коне! На том самом коне, на котором ворвался в историю Франции и навеки застыл у ворот своего поместья в Шантийи.
Под зорким оком и заботливой рукой семьи Монморанси замку Шантийи обновленному и одетому в парадное жилось беспроблемно, тепло и комфортно. К середине XVII века он и вовсе должен был покрыться толстым слоем штукатурного шоколада и навсегда забыть о том, что на свете существуют войны, религиозные распри, восстания черни и роковые красотки (четыре главные разрушительные силы Франции).
Генрих II де Монморанси начал свою карьеру так, что из его недругов во все стороны полетели перья, а самые желанные кокотки Парижа ковровыми дорожками принялись стелиться перед ним ближе к ночи. В 17 лет он стал адмиралом, в 31 маршалом, в 35 — обескровленная Савойя преклонила перед ним древки своих знамен и отдалась на его высочайшую милость. Но дальше, дойдя до роковой цифры 37, дело не пошло. «Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль, и Маяковский лег виском на дуло», «на этом рубеже легли и Байрон и Рембо», а Генрих II сделал ту роковую ошибку, за которую в те время во Франции не прощали.
Зачем понадобилось прожженному вояке встрявать в междусобойчик герцога Орлеанского и великого Ришелье знает только плаха в Тулузе, на которой Генрих и окончил свою жизнь в 1632 году. На нем блестящий род Монморанси из Шантийи прекратил свое существование, а само поместье перешло к представителям еще более мятежной и противоречивой фамилии – Конде.
К счастью для Шантийи Генрих II де Конде не пошел в папу и дедушку, он не поднимал восстаний, не дерзил старшим, слушался маму и до безумия любил жену Шарлотту-Маргариту де Монморанси (благодаря которой Шантийи и перешел к Конде).
Во все времена эта семья считалась покровительницей различных искусств. Именно благодаря ей в усадьбе появились полотна Боттичелли и Рафаэля, Пуссена и Клуэ, Энгра и Пьера ди Казимо. В музее сохранились рукописные книги XVI века, редчайшее собрание фарфора и гравюр, а своими гобеленами Шантийи вполне может поспорить с задавакой Версалем.
Просто Рафаэль, просто «Три грации», просто стена замка.
Благодаря одной забавной странности Людовика Конде в 1719 году Шантийи обзавелся роскошными конюшнями, которыми нынче заправляет духовный лидер имам мусульманской общины исмаилитов-низаритов принц Карим Ага-Хан IV. Дело в том, что Людовик то ли самостоятельно, то ли с подачи какой-нибудь предприимчивой провидицы вбил себе в голову, будто в следующей жизни он обязательно явится на свет лошадью. Конде настолько уверовал в эту бредовую идею, что загодя решил подготовить для себя, своих друзей и подруг элитные стойла, набросал туда свежего сена и принялся ждать своего перерождения. Хотя кто знает, может быть сегодня какая-нибудь соплюшка из местного ДЮСШ безбожно вонзает шпоры меж ребер принца крови и лупит его хлыстиком по благородному крупу.
Ипподром Шантийи по сей день проводит скачки и своим изяществом не уступает многим замкам Франции.
В конце XVIII века на плечи Конде непосильным грузом легла ноша по спасению усадьбы от революционного вандализма. И со своей задачей они справились на твердый, уверенный и заслуженный кол. Вначале Шантийи безбожно разграбили, затем наполовину разрушили, а в довершении всего по старинной пролетарской традиции превратили в убогую тюрьму. Роскошное загородное поместье было превращено освобожденным быдлом в убожество, осквернено и изуродовано. Сами Конде на тот момент представляли из себя зрелище не менее жалкое, чем их вотчина. От некогда могущественной и великой семьи остался в живых и скитался по миру один лишь герцог Энгиенский, которому ненавистная Англия платила скорбную пенсию и кормила сказками о французской монархии.
К власти во Франции к тому времени уже пришел Наполеон и ему очень не нравилось, что где-то на белом свете пребывает в полном здравии и трезвом рассудке человек, у которого прав на корону Франции в десятки раз больше, чем у него. На самом деле Луи Антуана гораздо более дел тронных занимали амурные похождения, но осторожность всегда была одной из главных черт Бонапарта. Похитив любовницу принца, он заманил Конде во Францию и на скорую руку расстрелял во рву Венсенского замка, как простого беспородного уголовника. Так Шантийи стал свидетелем угасания второго знаменитого рода и обрел статус места, приносящего смерть.
Последними в этой жизни великий принц Конде увидел эту канаву и эти стены
К счастью для Франции ни Мараты, ни Робеспьеры, ни Бонапарты не оказались вечны.
В 1830 году герцог Омальский вошел в полуразрушенное здание Шантийи, цокнул от удивления языком и достал из роскошного ландо загодя приготовленный чемодан с деньгами. Сколько золотых франков он потратил на восстановление усадьбы не знает никто, впрочем никто особо этим и не интересуется. Гораздо больше рядового посетителя занимает сегодня уникальная коллекция картин, книг, гобеленов и антиквариата рассыпанных по бесконечным залам музея.
Меня же более всех художественных изысков поразил парк, который изумрудным облаком обнял усадьбу со всех сторон. Вообще, Шантийи это не то место, где можно в одиночестве насладиться многовековой накипью истории и по самое неболуйся окунуться в головокружительное путешествие вглубь веков.
Здесь, погрузившись в людское море приходится аккуратно лавировать между чьими-то спинами и желаниями, абстрагироваться от бесконечного шуршания чьих-то назойливых голосов, дожидаться времени своего фото и пытаться выбраться из беспросветных джунглей вездесущих китайских друзей.
Однако парк Шантийи настолько велик, что люди растворяются в нем будто сахар в горячей, ко времени поданной чашечке ароматного кофе. То тут, то там сквозь листву деревьев и заросли цветов, вырастают из ниоткуда и уплывают в никуда, башни роскошного замка.
Пруды, заросшие кувшинками и будто подернутые какой-то милой сердцу грустью, погружают тебя в добрую сказку, в которой еще осталось место благородным рыцарям, прекрасным дамам и их забавным капризам. Именно здесь так сладко читается история этого удивительного места, и именно сюда хочется возвращаться в поисках идиллии и умиротворения.
Мой рейтинг – 9/10
