Профессия "русский царь" всегда входила в разряд очень опасных. Чтобы выжить русскому царя надо было в первую очередь угодить своему окружению — свите, родственникам и, особенно, офицерам гвардии и только во вторую очередь подумать о своем народе. Если не хватало ума выполнить первое условие выживания, то незамедлительно следовало наказание — убийство по наущению или с согласия ближайших родственников — претендентов на престол. В этом случае сам факт преступления, а уж тем более место убийства было строго засекречено.
Чего нельзя сказать о тех убийствах, которые совершались якобы для освобождения народа и людьми из народа. В этом случае место преступления становилось сакральным.
Вот такое у меня получилось предисловие, чтобы рассказать о самом необычном, самом ярком и самом русском храме в Санкт-Петербурге — храме Воскресения Христова или Спаса на Крови, построенном на месте убийства русского царя Александра II.
Долгие годы я ничего не знала о его существовании и в туристических программах Ленинграда он не упоминался. В коммунистическую идеологию не входило прославление убиенного царя, в советские времена героями были террористы-народовольцы, чьими именами были названы ближайшие к месту убийства улицы. Поэтому, когда я увидела этот разноцветный каменный цветок на фоне строгой классической архитектуры Питера, возник вопрос: " Почему я раньше о нем ничего не знала?"
И вот я в Питере, иду по Невскому проспекту, сворачиваю на канал Грибоедова и передо мной во всей своей нарядности, сверкая золоченными и покрытыми эмалью куполами предстает узорчатый храм.
Вот как отозвался о нем директор Эрмитажа Пиотровский:
"Спас на Крови — абсолютно чужеродная московская архитектура, полное повторение храма Василия Блаженного, который сам по себе является отзвуком индийской мусульманской архитектуры. И этот московский стиль был вставлен посреди канала Грибоедова — типичный пример здания, которое не вписывается в ансамбль города."
Как бы я не уважала Пиотровского, но осмелюсь не согласиться с ним. Да, стиль совсем другой, но может быть это и привлекает взгляды туристов, толпами посещающие и фотографирующие этот диковинный храм. Для меня, да я думаю, что и для многих — это не только архитектурный памятник, это и напоминание об неоднозначном моменте истории России. Мое настроение удивительно совпало со стихотворением Наума Коржавина, написанного в далеком 1967 году: Церковь Спаса-на-Крови!
Над каналом дождь, как встарь.
Ради Правды и Любви
Тут убит был русский царь.
Был разорван на куски
Не за грех иль подвиг свой,-
От безвыходной тоски
И за морок вековой.
От неправды давних дел,
Веры в то, что выпал срок.
А ведь он и сам хотел
Морок вытравить... Не смог.
И убит был. Для любви.
Не оставил ничего.
Эта церковь на крови —
Память звания его.
Глядя на Храм, в моей душе сталкиваются разные чувства — и жалость к убиенному, который наконец — то дал волю крепостным, и неприятие любого насилия, и одновременно осуждение императорской семьи, которые не понимали свой народ, изолировавшись от него в роскошных дворцах и церквях в надежде, что православный народ будет жить в подчинении, низко опустив головы. Вот такие мысли пришли мне в голову, когда я любовалась нарядным, праздничным храмом — символом-памятником исчезнувшей империи.
Храм Спаса на Крови не только памятник погибшему Александру II, но и всем последним трем царям России. Храм был воздвигнут на месте гибели Александра II, был возведен по приказу его сына Александр III в соответствии с его желанием создать храм в русском стиле церквей XVI века. А последний русский царь Николай II присутствовал при освящение храма в 1907 году спустя 26 лет после гибели его деда.
В облике храма Спаса на Крови, на мой взгляд, отразились многие черты российской монархии в последние десятилетия перед гибелью:
Показная роскошь, финансируемая из государственной казны. На строительство нарядной, праздничной огромной церкви вместо небольшой часовни, которая была построена в первый же год, было потрачено 4,6 млн. рублей — огромные деньги по тому времени.
Полное слияние царской власти и православной Церкви.
Еще Толстой упоминал в своей «Исповеди», что не приемлет, когда в храмах произносят молитвы за царскую семью и благославляют воинов, отправляющихся на войну.
Изолированность царской семьи от народа. Хотя храм огромный, все службы там были предназначены только для императорской семьи и их окружения.
Доступ простого народа в храм стал возможен только после 1917 года и в двадцатые годы там проходили службы для простых прихожан, но наступили другие времена. Храм собирались несколько раз уничтожить: в 1931 году хотели разобрать по частям, в 1941 были уже пробиты отверстия для закладки взрывчатки, но началась война и все взрывники отправились на фронт.
В храме во время блокады хранились тела умерших от голода ленинградцев, а после войны был организован склад декораций. Но наступила оттепель и директор Исаакиевского собора Георгий Бутиков заступился за храм и началась его медленная реставрация. Он много лет стоял в строительных лесах и только в 1997 году леса сняли и Храм предстал во всей своей красе.
И теперь это памятник не только ушедшей эпохе, но и музей прозведений великих русских художников — Васнецова, Рябушкина, Харламова, Беляева, Нестерова. Это их талант создал этот грандиозный музей мозаики.
И вот я захожу в храм и поражаюсь изобилию мозаики на его стенах, кажется, что пустым не осталось ни одного сантиметра стен и пола. Что-то притягивающее в этой мозаике присутствует, наверное, от работ идет положительная энергетика тех, кто над ней трудился и вкладывал в нее заряд своих эмоций, в каждую штучку изо дня в день, а помноженная на миллион кусочков она излучает столько тепла, что ты стоишь рядышком и, как цветок, невольно поглощаешь этот свет.
Фото из интернета.
Если обойти храм по часовой стрелке, то погружаешься в мир Ветхого и Нового Заветов. На западе — сцены из Ветхого Завета и Двунадесятые праздники. В центральной части храма — земная жизнь Иисуса Христа.
На востоке — явления Господа после Воскресения.
На пилонах и пилястрах изображены «опоры» церкви — апостолы, мученики, святые, пророки.
Мозаика украшает и пол Храма .
Но главное место Храма — место, где был смертельно ранен царь — часть решетки и булыжной мостовой- сохранено внутри храма. Над этим местом возведена гранитная сень.
По храму можно бродить бесконечно долго, чтобы изучить все мозаики, понадобится не один день.
Завидую петербуржцам — они могут любоваться величайшими творениями рук человеческих каждый день. А мне пора уходить, чтобы в мечтах снова сюда вернуться. Выхожу из храма с другой стороны, оглядываюсь и смотрю наверх: « Боже мой! Весь фасад храма тоже украшен мозаикой и можно снова изучать эпизоды из жизни Христа.
Мое сердце и мозг переполнен впечатлениями, которые только по прошествии времени я смогла разложить по полочкам и в ноги поклониться русским художникам, создавшим такое чудо-чудное.
Русские художники — Михаил Васильевич Нестеров, Андрей Петрович Рябушкин, Виктор Михайлович Васнецов, Николай Николаевич Харламов. К сожалению, не осталось фотографий или портретов других художников, принимавших участие в создание мозаик — Василий Васильевич Беляев, Николай Павлович Шаховской, Николай Корнильевич Бодаревский
Рассказала и показала только малую толику того, что можно рассказать об этом храме. Фотографии многие не получились, надо опять ехать в Питер с хорошим фотоаппаратом. Так что не обессудьте! А любителям поэзии — окончание стихотворения Коржавина:
//Церковь Спаса-на-Крови!
Довод ночи против дня...
Сколько раз так — для любви!-
Убивали и меня.
И терпел, скрепив свой дух:
Это — личная беда!
И не ведал, что вокруг
Накоплялась темнота.
Надоел мне этот бред!
Кровь зазря — не для любви.
Если кровь — то спасу нет,
Ставь хоть церковь на крови.
Но предстанет вновь — заря,
Морок, сонь... Мне двадцать лет.
И не кто-то — я царя
Жду и верю: вспыхнет свет.
Жду и верю: расцветет
Всё вокруг. И в чем-то — лгу.
Но не верить — знать, что гнет
Будет длиться...- не могу.
Не могу, так пусть — «авось!»..
Русь моя!Наш вечный рок —
Доставанье с неба звезд,
Вера в то, что выпал срок.
Не с того ль твоя судьба:
Смертный выстрел — для любви.
С Богом — дворников толпа,
Церковь Спаса — на крови?
Чу! Карета вдалеке...
Стук копыт. Слышней... Слышней.
Всё!
В надежде — и в тоске
Сам пошел навстречу ей.