15 марта

Сегодня в Ришикеше забастовка. С утра закрыты все рестораны и магазины. Правда, это только на нашей стороне Ганги. На другой — жизнь кипит и все функционирует в обычном режиме.

— Что за проблема? – спрашиваю я Джагдиша, хозяина маленькой чайной, обжитой многими поколениями мух и хиппи. Он не обрек своих завсегдатаев на голод и напоил утренним чаем-кофием.
— Проблем много, — отвечает он, хмурясь и помешивая вечно кипящий чай с молоком и масалой. Даже он сегодня неприветлив. Потом машет в сторону печальных кирпичных развалин – того, что осталось от популярной в прошлом году кафешки «German Bakery». Ее снесли по хотению-велению правительства: что-то там было с правами на землю. Джагдиш говорит, что в районе Рамджулы собираются уничтожить 35 магазинов и кафе. Вот люди и бастуют.
Вообще в Индии забастовки и демонстрации – чуть ли не повседневность. В Гоа я не раз видела школьников, шагающих стройными шеренгами и скандирующих что-то на местном языке во главе с учителем. В Мумбаи столбы были обклеены плакатами, призывающими банковских служащих собраться там-то во-столько-то и покачать права.
Оно и понятно. Пока бомжи в шафрановых обмотках возлежат на солнышке и, механически повторяя «Хари Ом», протягивают миску для подаяний, кто-то от зари до зари таскает на голове кирпичи.

У Дипака, торговца фруктами, сегодня первый выходной за несколько месяцев. Каждое божее утро он раскладывает на своей тележке папайи, арбузы и апельсины, чтобы белолицым туристам, излучающим любовь йогам и кашляющим хиппи было чем полакомиться. От рассвета до заката, с февраля по ноябрь. Потом на два зимних месяца он уезжает в родную деревню под Горакпуром, где живут его мама и сестры. Отец работает с ним, привозит фрукты с большого рынка в Ришикеш-сити (это нетуристическая часть города, где живет основное местное население).
Я спрашиваю его: а что здесь делать в мае-июле, когда наступает невыносимая жара и европейцы валом валят на север в горы, а потом приходит сезон дождей. Он смущенно отвечает, что все-таки и в это время есть туристы, индусы в основном, так что удается заработать «литл-литл мани». И то хорошо. Зато потом два месяца беспрерывного отдыха.

Во мне такая «полная занятость» породила смешанные чувства. И я стала всех, чьими услугами пользуюсь, спрашивать, когда же бывает на их улице праздник.

Джагдиш сказал, что закрывает свою чайную только дважды в год: на Рождество и на Холи – праздник весны, когда индусы разукрашивают друг друга с ног до головы. Этакая Пасха, где вместо яиц – соседи и все, кто под руку попадется. Все остальное время в его закутке кипит масала-молочный котелок.
Ту же историю рассказали и массажистки в клинике доктора Ароры, где я прохожу свои очистительно-восстановительные процедуры. Каждый день эти три кудесницы – мягкоголосая Лакшми, большеглазая Иша и крошка Деви – мнут нас, порой и в четыре руки, кормят с ложечки маслом гхи и ставят, пардон, клизмы.

Деви вдобавок стирает-убирает, а Лакшми готовит для всех постящихся супчик кичри. В общем, трудятся не покладая рук. И ни 8 марта, ни Маха-Шиваратри не оборачиваются им выходным.

Правда, трудятся они, в отличие от своего начальника доктора Ароры, только полдня: после часу – чилом домой! И по сравнению с теми изможденными женщинами, что таскают тазы щебня и строят дороги, эти цветущие мастерицы – в тепличных условиях. Лакшми, самая старшая, обеспечивает дочери и сыну обучение в частной школе, где все предметы преподаются на английском. Иша и Деви пока не обременены подобными заботами. Деви говорит, что она «неполноценная женщина». Вот когда выйдет замуж и родит ребенка – другое дело. Тогда можно и не работать.

Вот такие трудодни. И тот, кто скажет, что индусы – ленивая нация, пусть первый бросит в меня камень.