Из Зальцбурга легко и не принуждённо можно добраться до Берхтесгадена. Но это, когда знаешь, где остановка автобуса.
Что бы ни бегать утром, вытаращив глаза, в поисках искомого автобуса, мы подумали — и я решил, с вечера найти автостанцию, с пресловутыми баварскими автобусами. Я знал точно, что это где-то в районе жд вокзала. У пенсионеров лучше не спрашивать, — это я усвоил из испанского вояжа, — а лучше всего спросить у водителя автобуса на остановке. «Хлопцы, так это ж возле торгового центра», — сказал шофер-ариец и взмахнул рукой в его сторону. Было видно, что он не врет.
В моем, глубоко укоренившемся советском (совковом) сознании автостанция должна выглядеть примерно так: дюжина «Икарусов», изрыгающих клубы черного ядовитого дыма, и люди, бегающие в разные стороны, с огромными клетчатыми сумками. Ничего подобного мы не увидели, обойдя вдоль и поперек торговый центр (на всякий случай, зашли даже во внутрь). Ну, думаю: «Ага», — как говорил один мой знакомый пенсионер. И снова спросили мы у добродушного австрийского прохожего насчет пресловутых баварских автобусов; и опять он указал туда же. Мы ходили и ходили, потом снова спрашивали, и вновь искали, хоть что- то, напоминающее площадку для автобусов. И когда мы уже совсем отчаялись узнать эту великую тайну; когда озеро Кёнигзее стало улетучиваться как утренний альпийский туман ; когда уходящим, затухающим , переходящим в шепот эхо звучало: «Эх, вы, лошары. А, ведь я совсем недалеко, — сорок пять минут езды, езды…», — вот в этот самый момент и появился на сцене добрый самаритянин. Он остановился, внимательно выслушал нас, и, по-видимому, почувствовал всю глубину отчаяния, охватившего нас, увидел безысходность и уныние в глазах наших, взял, да и отвел нас на эту злополучную остановку, ( не смотря на то, что шел в другую сторону). Раз сорок сказал я «данке, щён», хотя он уже давно скрылся за углом.
На остановке, обозначенной крупной буквой Н в кружке висело расписание 840 автобуса .
Утром мы пришли к остановке, но она была «безвидна и пуста…», как первый день творения. Я стал нервничать. Отошел от остановки, разглядывая рекламные щиты, а когда повернулся, то увидел 840-ой автобус, трех бабусек с лыжными палками, и вездесущих жителей Поднебесной.
Автовокзал в Берхтесгадене
С автовокзала 841-вый автобус привез нас на озеро Кенигзее по баварскому билету, купленному в Зальцбурге у водителя 840-го.
Придя к пристани, мы узнали, что до Салета (дальняя оконечность Кенигзее, откуда легко дойти до живописного небольшого озера Оберзее) кораблики не ходят, — конец сезона. От этого известия я почувствовал, что земля уходит у меня из под ног. Я ничего не видел; время остановилось, и откуда-то оттуда, из далека, слышался монотонный голос кассирши, чеканившей приговор моей хрустальной мечте. Дочь косо поглядывала на мое почерневшее лицо, и переводила : «Только до Варфаломея, до Салета – с мая по октябрь».
Могла ли знать эта бездушная кассирша как я ждал этого часа. И, что я скажу теперь дома моему младшему сыну, когда он спросит: «Ну, что, был на Оберзее, привез цветочек аленькАй»? И буду я глазами хлопать, переминаясь с ноги на ногу оправдываться: «Ничего, будут у нас еще «аберзеи» впереди".
И поехали мы до Варфаломея
На полуострове мы выбрали наугад одну из троп (кругом стоят указатели с направлением и приблизительным временем в пути), и начали восхождение на ледник.
У реки стояла симпатичная часавенка.
Через щель сфотал интерьер
и дальше в горы.
Там уже виден ледник.
Весной это русло наполняется водой, и стремительный поток несется вниз.
Когда мы спустились, голодные и счастливые, в ресторанчике заказали очень вкусную копченную форель, мюнхенское пиво "Хофброй".
Обратно мы пошли пешком до автовокзала ( около часа ходьбы), любуясь природой. Кто скажет, что это не красиво, пусть первый бросит в меня камень.
