Тиха и размеренна жизнь мирного курортного городка, бывшего в недавнем прошлом Здравницей всесоюзной, сейчас всероссийской, а когда-то просто местом, куда ездили "На воды", поправлять ослабленное сырым петербургским климатом, здоровье. Меняются люди, нравы, моды, но остается все таким-же размеренным темп курортной жизни, направленный, главным образом, на посещение источников с целебной водой и своевременное (по часам) ее распитие. И ничего не напоминает о страшной трагедии, произошедшей в этих райских местах более 170 лет тому назад, кроме соответствующих исторических памятников, куда отдыхающие приходят отметиться в обязательном посещении культурных достопримов.
Трагическое событие, произошедшие в этих местах, с моей точки зрения, одно из самых горьких, произошедших с русской культурой. Горечь потери усиливается нелепостью, даже абсурдностью обстоятельств случившегося. Сейчас, листая виртуальные страницы материалов уголовного дела, возбужденного по факту дуэли, произошедшей в июле 1841 года, хочу воскресить ее обстоятельства на страницах Турбины.
В душный июльский воскресный вечер в доме генеральши Верзилиной ждали гостей. Подобные приемы, на которых собирался цвет "водяного" общества, были для генеральши обычным делом — еще бы, три девицы, от 16 до 26 лет, на выданье! Господ Лермонтова и его приятеля еще по Школе гвардейских прапорщиков, Мартынова, ждали особенно: оба молоды, родовиты, богаты — отличные женихи для провинциальных барышень. Михаил Юрьевич же, по свидетельству одной из девиц, Эмилии Александровны, в продолжении последнего месяца перед смертью бывал у них ежедневно.
Дом генеральши Верзилиной. Сейчас здесь музей.
Оба молодых человека прибыли вместе. Отношения их можно было бы назвать странными, мало похожими на дружбу, ведь Михаил Юрьевич обыкновенно: "Не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счет...", — по свидетельству самого Николая Соломоновича, были в устах Лермонтова совершенно обыденными, остальные его знакомые тоже отмечали, что "характера он был неровного, капризного, то услужлив, то рассеян и невнимателен".
Но вечер продолжался. В угловой, в четыре окна, расположенной в юго-западной стороне дома, комнате, в межоконном простенке, на мягком пружинном трехместном диванчике со спинкой, обитой ситцем, сидели и вели оживленный разговор Эмилия Александровна, Михаил Юрьевич и Лев Сергеевич, брат Александра Сергеевича, Пушкин. Здесь хочу полностью привести слова Эмилии, которая в своих воспоминаниях описала случившееся.
"13-го июля собралось к нам несколько девиц и мужчин... Михаил Юрьевич дал слово не сердить меня больше, и мы, провальсировав, уселись мирно разговаривать. К нам присоединился Л. С. Пушкин, который также отличался злоязычием, и принялись они вдвоём острить свой язык... Ничего злого особенно не говорили, но смешного много. Но вот увидели Мартынова, разговаривающего очень любезно с младшей сестрой моей Надеждой, стоя у рояля, на котором играл князь Трубецкой. Не выдержал Лермонтов и начал острить на его счет, называя его „montagnard au grand poignard“ („горец с большим кинжалом“). [Мартынов носил черкеску и огромный кинжал.] Надо же было так случиться, что когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово poignard раздалось по всей зале. Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом; он подошел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову:
„Сколько раз просил я вас оставить свои шутки при дамах“.
И так быстро отвернулся и отошел прочь, что не дал и опомниться Лермонтову... Танцы продолжались, и я думала, что тем кончилась вся ссора".
Мартынов, действительно, не носил европейскую одежду, чем вызывал постоянные насмешки на эту тему Лермонтова, особенно его достававшие, но с другой стороны, в доме Верзилиной постоянно собиралось много молодых офицеров, и на этих вечерах шутки и остроты были в порядке вещей. Есть версия, что оба офицера ухаживали тогда за Эмилией, но ходили и слухи, что предмет их соперничества — Надежда Верзилина.
Но как бы там не было, от генеральши молодые люди вышли вместе. Мартынов опять просил прекратить Лермонтова свои шуточки, на что Михаил предложил не читать ему проповеди, а перейти к более решительным действиям, со словами: "Я от дуэли никогда не отказываюсь, следовательно, ты никого этим не испугаешь". На что Мартынов обещал прислать своего секунданта.
Вот так глупо и нелепо решилась судьба человека, обещавшего стать вторым солнцем русской поэзии. В течение двух преддуэльных дней, ни сам Лермонтов, ни его секундант — Васильчиков, ни секундант Мартынова — Глебов, не воспринимали предстоящую дуэль всерьез. Лермонтов говорил, что не собирается стрелять в "этого дурака". Секунданты были уверены в предстоящем примирении или формальном выстреле в воздух, после чего противники подадут друг-другу руки и поедут ужинать!
И вот, 15 июля, в 6-7 часов вечера у подножия горы Машук встретились четыре человека, на встречу им, со стороны горы Бештау, ползла темная грозовая туча. Секунданты отмерили тридцать шагов, скомандовали: "Сходись"! По словам Васильчикова: "на лице поэта под дулом пистолета, направленного на него, играло спокойное, почти веселое выражение". Дальше, по его же свидетельству, " Мартынов быстрыми шагами подошел к барьеру и выстрелил. Лермонтов упал, как будто его скосило на месте, ни сделав движения ни взад, ни вперед, ни успев даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненые или ушибленные. Мы подбежали. В правом боку дымилась рана, в левом, сочилась кровь, пуля пробила сердце и легкие".
Вот как выглядит дуэль между Лермонтовым и Мартыновым по изложению в уголовном деле.
15 июля 1841 года у подошвы горы Машук близ Пятигорска в 7-м часу вечера состоялась дуэль между поручиком Лермонтовым и майором Мартыновым, на которой убит первый из них. Секундантами при этом со стороны Лермонтова был кн. А.И. Васильчиков, а со стороны Мартынова – корнет М.П. Глебов.
Противники должны были стреляться на 15-ти шагах, но от каждого барьера было отмерено ещё 10 шагов до места, где противники должны были стоять первоначально.
Предварительно было условлено, что права на первый выстрел ни у кого нет. Дуэль начиналась по сигналу одного из секундантов, и противники могли стрелять из первоначального положения или подойдя к барьеру.
По сигналу секунданта противники сблизились, и через некоторое время Мартынов выстрелил, нанеся Лермонтову смертельную рану в бок. Лермонтов упал и умер, не успев даже выстрелить.
После дуэли Глебов с Мартыновым поехали в Пятигорск, а кн. Васильчиков остался на месте, ожидая приезда людей за телом Лермонтова, с которым он и возвратился в город.
Глебов в Пятигорске сразу же объявил местному коменданту о произошедшей дуэли.
Это выражаясь сухим языком закона. А давайте представим, как обстояло дело после рокового выстрела на месте. Туча, медленно ползшая со стороны Бештау, разразилась страшной грозой. Оглушительно гремел гром, трубя вечную память новопреставленному рабу Михаилу, тело которого продолжало лежать на становившейся с каждой минутой все более мокрой земле, можно сказать, в луже, пока секундант Васильчиков бегал по Пятигорску в безуспешных поисках доктора. Выехать на место дуэли последние отказывались категорически, и по причине плохой погоды, и из опасности испортить репутацию преследуемым дуэльным делом. Потом последовал долгий поиск извозчиков, тоже не желавших связываться с дуэлянтами. И только ночью, под непрекращающемся ливнем, секунданты услышали топот лошадей.
Военный суд признал майора Мартынова виновным в проведении дуэли с поручиком Лермонтовым и в убийстве его на этой дуэли.
Корнет Глебов и титулярный советник князь Васильчиков были признаны виновными в том, что они не донесли начальству о намечавшейся дуэли и были на ней секундантами.
Суд приговорил всех троих подсудимых к лишению чинов и прав состояния.
Командир отдельного кавказского корпуса тоже признал подсудимых виновными по всем пунктам, но ходатайствовал о смягчении им наказания, учитывая их воинские заслуги, безупречную репутацию, а также молодость секундантов. Мартынова он предлагал лишить чинов и ордена св. Анны 3-ей степени с бантом и написать в солдаты до выслуги. Корнету Глебову и князю Васильчикову вменить в наказание содержание под арестом до предания суду (с 15 июля до 24 августа) и содержать их на гауптвахте ещё один месяц, а Глебова перевести из гвардии в армию с тем же чином.
3 января 1842 года последовало повеление Государя Императора:
"Майора Мартынова посадить в киевскую крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию. Титулярного советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить: первого – во внимание к заслугам его отца, а второго – по уважению полученной тяжёлой раны".
Интересна реакция государя-императора Николая I на смерть поэта, описываемая современниками. Государь якобы сказал: "Собаке — собачья смерть"! И только позже, будучи пристыженным сестрой — Марией Павловной, заявил: "Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит"...
Спустя пол года после похорон, Елизавета Алексеевна, бабушка поэта, обратилась к императору с просьбой о перевозке тела в Тарханы, и 27 марта 1842 года слуги поэта увезли прах Лермонтова в свинцовом и засмоленом гробу.
Мартынов много раз садился за воспоминания, но дальше описания учебы в школе гвардейских прапорщиков дело не шло...
Время года на фотографиях не соответствует описываемому, но как мне кажется, гораздо более подходит этим событиям эмоционально. Теплый июль со смертью ну никак не вяжется. В любом случае, предлагаю пройтись по тем самым улицам, на которых, всего каких-то 170 лет назад разыгрывалась драма, унесшая жизнь Великого Поэта. Многие дома сохранились с того времени и являются безмолвными свидетелями происходящего.
P.S. В написании заметки использованы: материалы уголовного дела, "Воспоминания секунданта Васильчикова", воспоминания падчерицы генерала Верзилина Эмилии Александровны Клингенберг (в замужестве Шан-Гирей).
