Большинство туристов приезжает в Пушкин или Царское село летом, чтобы восхищенно осмотреть Екатерининский дворец, Лицей и спешно прогуляться по огромным паркам. При этом сам город, достойный отдельной подробной экскурсии, остается как-то немножечко за кадром, т.е. за стеклом проезжающего туристического автобуса.
Для меня Пушкин всегда начинается с электрички, в которой я еду дешево по-студенчески, подслушивая чужие разговоры с тайной целью собирателя фольклора и вбирая в себя всю наэлектризованную шумом, гамом атмосферу пригородного поезда. Атмосферу театра и клоунады под колпаком, то бишь, под крышей старенького вагона.
Вот пенсионер Иван Степаныч раскатистым басом исполняет песню времен «нашей с вами молодости», так было объявлено. И песня эта поется от лица институтки-проститутки, соблазненной молодым белогвардейцем. Песня явно кабацкая. И Иван Степаныч старательно играет мимикой морщинистого лица, подмигивает косящим глазом и растягивает татуированными пальцами расстроенную гармошку так, что я невольно прыскаю в кулак. А в конце его искрометного выступления, когда он выдает гопак под «7-40» и выкрикивает: «За родину, за царя, за Сталина, да здравствует монархия!» ржу не могу в голос. До слез и соплей. А носовой платок, как обычно забыла. И вместе со мной смеется, рукоплещет весь вагон. Хихикает розовощекая загорелая девица в модных бежевых сапогах американских оленеводов на ногах (и я хочу такие же, не ноги, сапоги!), сидящая напротив меня. Нервно бьется в конвульсиях худенький мужичек, продающий женские колготки и носки. Икает от смеха дама, которую пять минут назад пытался склеить мужчина с портфелем в одной руке и с мальчиком лет 7-ми в другой. Но как оказалось впоследствии, с дамой он знакомился в сугубо деловых целях, то есть хотел ей продать чудодейственный препарат для похудания. И никакой романтики.
В вагоне постоянно что-то продают, начиная от возвышенного - с книг и заканчивая банальными трусами и мороженным. В вагоне читают, жуют, разливают по стаканам и пьют из горла. Из-за этого, а может еще из-за чего другого в вагоне пахнет так, что все мои близкие друзья - товарищи давно перестали ездить в электричке, а рядом стоящие от меня немцы прячут свои внушительные носы в шапки ушанки аля - рюс. Им не холодно, нет. В вагоне топят, и стекла в окнах, о чудо, не выбиты. Но немцам немножко страшно от этого непривычного русского муравейника, а еще они боятся проехать нужную станцию, которая называется почему-то не Пушкин, а Детское село. Очень просто называется.
Осторожно, двери открываются! И вот горланящая толпа выныривает из прокуренного тамбура через вокзал на площадь. От площади лучами разбегаются ровные продуманные улицы. И я уверенно сворачиваю на одну из них. Все дороги ведут в Рим, т.е. к огромному парку. Мимо желтых, охристых, багряных, пастельно-нежных и вырви глаз ярких трехэтажек, мимо бульвара с липами и занесенных сугробами площадок, на которых визжащие от счастья дети катаются с горок.
«Не помню такой снежной зимы на своем веку, а живу я седьмой десяток лет в этом славном городе»,- говорит идущая впереди меня молодая бабушка внучку. Не успела она отвернуться в ларек за шоколадкой любимому мальчику, как внучек уже сообразил отодрать от дома сосульку и смачно ее лизнуть. Я аж позавидовала. Сосулька на морозе лучшее лакомство. Помню-помню. Ну да отвлеклась. Как буду отвлекаться еще ни раз, потому что гуляю. И всякая мелочь, будь то пробрехавшая мимо собака или пузатая синичка в желтом комбинезоне на черно-белой графической ветке, или не собранные с осени яблоки на яблоне, узорные сосульки, свисающие с крыш домов, меня интересуют.
Иду по Широкой улице наверх, к зданию мэрии. Пересекаю Октябрьский бульвар и дальше по Конюшенной. По ходу задумываясь о названиях улиц, истории которых зашифрованы всего в одном слове. Понятно, если Конюшенная, то раньше были конюшни, и я, в конце концов, к ним приду. И с названием города Пушкин то же все понятно, хвала великому Александру Сергеевичу. И с Царским селом. А вот здесь остановлюсь на секундочку, чтобы вспомнить, что названо село не в честь русского слова «царь», а по названию «сарской мызы», которой когда-то владели шведы. После изгнания шведов было Сарское село и только потом всем известный вариант.
Вариантов пешеходных прогулок по Пушкину может быть множество. Можно гулять зигзагами от Привокзальной площади и все равно какая-нибудь улица, да выведет тебя к парку или набережной. Выведет не просто так, а с целью удивить. Как меня, готическим ярко-малиновым шпилем кирхи, прорезающимся, ярко пылающим сквозь белоснежные кусты. Летом я ее не замечала и проходила мимо, направо к дворцу. А тут такая красота! Забыв про зимнюю непроходимость и отсутствие лыж, я ломанулась в чем… нет, не мать родила, в чем была, т.е. в почти в бальных тапочках, по сугробам через кусты. А вслед услышала улюлюканье военнослужащих, защищающих в одной из Пушкинских казарм нашу необъятную Родину. Впрочем, вскоре я вышла на протоптанную тропинку, и она меня вывела к плотинам Иорданского и Купального прудов, посреди которых рыбачили местные любители ловли на живца.
Обойдя лютеранский храм вокруг со всех возможных сторон, общелкав фотоаппаратом его непревзойденную красоту (что может быть лучше красного на белом, может только черное на красном?), я двинулась мимо ограды парка.
Заглянула и в парк на пару-тройку часов. Ведь когда еще можно прогуляться по замерзшим озерам, проехаться на попе, не специально, а так получилось с ледяной горки, увидеть большую сине-фиолетовую птицу, и, умоляя ее не улетать при смене объектива, все-таки упустить ценный кадр? В Екатерининском парке зимой почти нет туристов. Зато полно детей и их родителей. Возле дворца блестит мишурой фиолетовая модная елка. А все скульптуры за исключения атланта, украшающего мощной фигурой вход в Камеронову галерею, спрятаны в деревянные ящики. Но атланта в ящик нельзя, никак нельзя. Ведь он - эталон мужской красоты. Об этом я всегда напоминала сопровождавшим меня когда-то в Царское село ухажерам, пока они не канули в лето. И не остался всего один. Тот, кому наплевать на всех атлантов вместе взятых.
Кстати из-за спины атланта, если подкрасться к нему сзади, открывается один из самых прекрасных Царско-сельских видов. Перед вами панорама озера с постройками, маяком, островами. И чуть было не написала лебедями. Хотя и такое было.
Когда-то давным-давно в послевоенный голодный год, здесь на острове прямо посреди озера была установлена сцена, на которой танцевала великая Уланова. А мои бабушка и дедушка, так как были в ту пору бедными студентами и не могли наскрести денег на билет, наблюдали «Лебединое озеро» с верхушек парковых деревьев. То ли из любви к балету они познакомились? То ли сидели на соседних ветках? История умалчивает.
Ветки деревьев этой зимой необыкновенно прекрасны. Изумрудно-лохматые ели с заиндевевшими иголочками, посыпанные ажурным снежком дубы и липы, пушистые кусты сирени – все это Екатерининский парк.
Но я уже выхожу из него вслед за черной каретой, запряженной вороным жеребцом. Мимо ярких загнутых крыш Китайской деревни, веселых дракончиков и вереницы лыжников, я топаю прямиком к Федоровскому городку.
Средь белой-белой дали красно - кирпичные стены и башенки с необычными узорами Федоровского городка напоминают мне старинный Кремль, сказочное царство Царя Салтана и место не от мира сего. Ансамбль городка, который сейчас активно восстанавливается, включает в себя дома священнослужителей, трапезные, канцелярии и другие постройки. Но главная доминанта Федоровского городка – это величественный белокаменный храм, в котором любили молиться русские цари. В том числе и последний император мученик Николай 2. Он родился неподалеку от Федоровского городка в Александровском дворце. По иронии судьбы Николай 2 провел последние дни перед высылкой в Екатеринбург здесь. Его семья любила это место вне времени, которое на долгие годы было заброшено, забыто и чуть не превратилось в мистические руины.
Сейчас Федоровский храм восстановлен, в нем идут службы. А во дворе за собором можно увидеть скромный бронзовый бюст последнему русскому императору, на долю которого выпало и счастье, и несчастье в маленьком уютном Царском селе.
Впрочем, Царское село любили не только цари. И если идти вдоль проезжей части мимо городка, а потом перейти дорогу в неположенном месте на перекрестке, то вы увидите изящно-ажурный светло желтый деревянный дом – дом Китаева. Но не одним придворным камердинером Китаевым он знаменит. Этот славный домик арендовал в свой медовый месяц с Натальей Гончаровой А.С.Пушкин. Вернее арендовала домик Наталья по просьбе поэта, а уж он здесь писал и о царе Салтане, и о попе и работнике его Балде, и письмо Онегина к Татьяне. И много других великих произведений, которые до сих пор изучают в школе и читают на ночь детям.
Кстати, мой благоверный уже потчует малолетнего сынулю перед сном сказкой про золотую рыбку. И непременно громко замечает, что пушкинская «старуха» кого-то ему смутно напоминает. Но я на такие провокации обычно не ведусь. Думаю о прекрасном.
Вот, например, о том, как гулял поэт с женой в свой медовый месяц по аллеям парка. И шли они мимо Грота к Морейской колонне, увековечившей подвиг его деда Ганнибала. А потом возвращались на свою дачу, в которой ныне находится музей Пушкина, и вели беседы за чаем.
Ох, хочу чаю, чаю кипяченого. Горячего, с лимончиком. И домой на теплый диван к любимому под бочек, пусть травит мне сказки Пушкина или одесские анекдоты. Все равно. И я ринулась мимо интересных и не очень домов. Безобразие, все самое главное остается на последок! Мимо Соборной площади с Гостиным двором и храма в лесах. Мимо людей, неспешно возвращающихся домой. В тепло, в уют квартиры мирно светящейся огоньком телевизора. Придешь домой, скинешь сапоги с уставших за день ног и напялишь тапки, мягко шуршащие по паркету.
Нет, я Вам еще не все рассказала. Но ведь будет повод вернуться, чтобы увидеть все самим. Только непременно поезжайте на электричке (совет не применим к тем, кто ездит на ней каждый день). Чтобы с ветерком и музыкой, пластиковыми стаканчиками, приставучими соседями и хорошим настроением. Весело. По-студенчески.
