Второй день стандартной камбоджийской программы обещал быть не менее интересным и насыщенным, чем первый, и таким же прохладным, особенно с утра, когда на улице довольно ветрено и пасмурно. Каким он получился… Совсем-совсем другим, чуть с привкусом горечи.
Деревня на суше
Лин советует одеться потеплее, насколько возможно. «Холодно на озере», — по-отечески заботится, многозначительно глядя на отдельных закалённых россиян, до сих пор не расставшихся с шортами и футболками. Это он о предстоящей поездке на озеро Тонлесап, где в первом путешествии по Камбодже
не довелось побывать.
Но прежде, чем попасть на озеро, заезжаем в родную деревню Лина в окрестностях Сием Реапа, чтобы посмотреть, как живут его соплеменники. Глубоко погрузиться в крестьянский быт селян не позволял формат непродолжительной экскурсии. Всё же подглядеть отдельные моменты деревенской жизни немного удалось,
а заодно приоткрыть страшные страницы недавней камбоджийской истории.
Автобус останавливается на обочине дороги, окрашенной в багрово-кирпичный цвет, вдоль которой тянется прятавшаяся в зарослях деревенька.
Понимаю, такой цвет — просто свойство химического состава здешнего грунта. Но мысль о том, насколько реально пропитана эта земля кровью, проливавшейся почти десять лет, не отпускала меня всё время, что проходила экскурсия.
Пять лет гражданской войны и четыре года правления «красных кхмеров», погрузивших страну в спираль ужаса и эксперимент по истреблению человека, это — целая вечность! Когда один маньяк, удовлетворяя свои амбиции, пытается захватить чужую страну – это агрессор, несущий зло всему миру. Но не меньшее зло приносит тот, кто уничтожает собственный народ, это безумие выше моего понимания, насколько же надо его ненавидеть. И Камбоджа не избежала этой трагедии, ставшей для нее потрясением 20 века.
Принудительное «окрестьянивание» городского населения страны началось с 73-го, когда первых 40 тысяч человек переселили в деревни на востоке. Затем последовало движение сотен тысяч в обратную сторону, сюда, на северо-запад. Если горожан насильно отправляли в отдаленную сельскую местность, полностью обезлюдив города, расстреливая без суда и следствия за мельчайшую провинность, за то, что буддистский монах, что носишь очки – значит, шибко умный, не так посмотрел, не то сказал, то куда переселять безграмотных крестьян из деревень, как эта. Они и так уже на земле, ближе некуда.
Лин подтверждает мои догадки. Насильственной высылки в другие места родители Лина избежали и всё время полпотовского режима жили здесь, в деревне. Жили, мягко сказано, — выживали впроголодь, выбросив из головы все мысли и желания, кроме одной – где найти пропитание. Может, потому камбоджийцы до сих пор готовы съесть всё, что движется.
Им повезло – они выжили. Лин родился в этой деревне в год освобождения Камбоджи, называвшейся тогда,
в 79-м, Демократическая Кампучия. «Тяжело было родителям, я знаю», — Лин был немногословен. Привычная на лице улыбка вмиг куда-то исчезла.
Заметно, эта тема, затронь её с камбоджийцами, еще как свежая рана – будоражит и кровоточит, как такое могло случиться. И в отличие от нас они не стыдятся открыто помнить жертв геноцида. А как еще можно назвать то, что случилось в Камбодже… Сами «красные кхмеры» не скрывали этого, цинично заявляя: «Стране, которую мы строим, хватит одного миллиона хороших революционеров. Остальные нам ни к чему».
С результатами этого строительства Лин знакомил нас накануне при посещении в окрестностях Сием Реапа храма Ват Тмей, посвященного памяти погибших в провинции за годы «великой чистки».
Технический прогресс проник и сюда, почти все монахи — с телефонами и прочими штучками. Кому теперь молятся...
Груды отполированных черепов безвинных жертв, сверкая пустыми глазницами, смиренно «смотрели» сквозь стекло специального саркофага-ступы и словно говорили – глядите и помните наши страдания! Подобный саркофаг, только большего размера и с большим количеством убиенных, видела в мемориальном комплексе «Поля смерти» под Пномпенем — Чтобы помнить. Пробирает до мурашек…
Удивительного в том, что саркофаг установлен во дворе монастыря, где живут буддистские монахи, ничего нет. Напротив, символично. По некоторым оценкам жернова кровавого террора перемололи от 60 до 100 тысяч монахов, наравне с другими хлебнувшими кровушки сполна. Быть монахом сегодня уже не опасно,
и своих сыновей учиться уму разуму и терпению отправляют родители сюда, в монастырь, рассчитывая не только на бесплатное питание-проживание отпрыска, постижение им учений Будды, но и улучшение своей собственной кармы.
И где же сами умудрённые знаниями монахи…?
Из соседнего строения доносились глухие голоса, сливавшиеся в унисон. Заглянув туда, я столкнулась с необычайной глубины взглядом молодого юноши в окружении таких же, как он, босоногих парней, еще совсем «зеленых», разместившихся на полу в ожидании начала занятий. С виду обычные мальчишки, если бы не оранжевые одеяния и наголо стриженые головы, придававшие им солидности и прибавлявшие пару-тройку лет. Их наставник с застенчивой улыбкой, сидевший на коленях напротив, ненамного был старше.
Различий в одежде никаких. Такой же кусок ярко-оранжевой ткани, перекинутый через одно плечо, и отсутствие волос. Такая красивая огненная группа…
Лин вкратце поясняет, почему цвет одежды у монахов, в основном, оранжевый. В древности монахи довольствовались любым обрывком ткани, полинявшим от солнца. Со временем желто-оранжевый оттенок стал каноническим. Оранжевое одеяние еще не факт, что эти подростки стали полноценными монахами.
Так называемые pagoda-boy или «храмовые дети», только-только прикасающиеся к учению Будды, тоже одеты в шафран.
В отличие от них послушники или послушницы носят белое, чем немного смахивают на привидения.
Как раз такие «привидения» бодро шествовали навстречу по обочине, резко контрастируя с той самой багрово-кирпичной дорогой, на которой остановился автобус.
Это были уже пожилые женщины, сухопарые, подтянутые, босоногие, с бритыми головами, спешившие на утреннюю церемонию в храм. В соседнем Таиланде таких называют мэчи. Всё, как у нас, с утра у бабушек одна дорога — в церковь… у одних – за учением Христа, у других – Будды.
«Бабушка, ты сжигаема яростью при встрече с врагом. Посмотри на свои мысли и проверь свой ум. Тебе нужно практиковать учение Будды, тебе нужен знающий и надежный Учитель, и тогда для тебя все может измениться». Это из буддистского фольклора-наставления великовозрастным послушницам. Вот чего-чего,
а на лицах камбоджийских бабулек ярости не заметила, разве что сосредоточенность, как у школьных отличниц.
Статус послушницы, конечно, отличается от монашеского, не такой строгий и не отрывает от мирской жизни. Стать монашкой теоретически может каждая — буддизм не запрещает, только этому предшествует долгий испытательный срок, и существуют определённые сложности с принятием сана слабым полом, сложившиеся исторически. И в отличие от монахов-мужчин, обязанных соблюдать 277 заповедей, женщине-монахине придется придерживаться 311 правил. Опять неравноправие…
Бабули были колоритны, особенно поразила та, что накинула на голое тело свою «простыню».
А чего стесняться, кругом все свои… отважное получилось «привидение»…
Пока «привидения» весело щебетали с нашим гидом, расточая добродушные улыбки, доставшиеся и нам,
я прошла немного вперед, заинтригованная таинственным действом двух женщин под ближайшим навесом. Поначалу даже показалось, что они колдуют над больным, скрытым покрывалом, или, свят-свят-свят, усопшим. Не секрет, что в Камбодже уровень смертности в результате болезней один из самых высоких в Юго-Восточной Азии. Приглядевшись внимательней, вместо головы умирающего разглядела ворох высушенных трав, над которым колдовала рука. А, да это лавка местной знахарки! Она заменяет собою специализированную аптеку, которой в деревне нет.
Вполне приличное здание начальной школы, куда направились дальше, издали давало надежду, что с образованием в деревне дела обстоят намного лучше. Как раз попали в разгар перемены. Кто-то подметал усердно чистую территорию, другие детки, опрятные, в белых рубашках, стояли паиньками на пороге у входа в класс, но, почему-то босыми!
Лин учился в этой же деревне – «Только здание было немного попроще», — вспоминает он.
Образование в Камбодже класса до 8-9 в основном бесплатное, если это не частная школа, потом нужно немного доплачивать.
Высшее образование не всем по карману, а уж заграничное — заоблачная мечта, как журавль в небе.
Лину удалось ухватить его за ноги и попасть в Москву, где он постигал премудрости агрономии в «Тимирязевке», тогда эта специальность была здесь уважаема. Но ни дня по специальности так и не работал, слишком мизерным оказался заработок. «То ли дело гид, можно заначку и от жены и от зазнобы припрятать… только тс-с, никому», — и глаза Лина хитро заулыбались. Да, Лина многому научили в русской столице.
Звонка не слышно, но словно по команде детвора кинулась в класс за свои парты. Урок начался…
Интересно, тот парнишка с ранцем, что попался мне на дороге и, похоже, не очень торопился в школу,
успел или до сих пор по сторонам глазеет?
А тот чудный малыш, тычащий в мою сторону пальцем как на невиданную диковинку, наверное, еще слишком мал, чтобы постигать азы наук…
«А у нас свой Ангкор есть!» — слышится за спиной, и мы перемещаемся вглубь, поближе к джунглям, окружившим пятнистые камни с лишаем, ровным счетом такие же, как в Ангкоре. Ослепительно белоснежный петух, забравшись глашатаем на «трибуну», вторил хору чужих ему голосов громким радостным кукареканьем, не иначе, тоже послушник!
Моему удивлению не было предела. Оказывается, почти в каждой, даже самой захудалой деревушке есть свои маленькие храмы, возрастом старше, чем всемирно известный сайт. Вот у вас за околицей есть древний артефакт? То-то же…
Этот, посвященный Шиве, называется Преах Онг Кассей, построен в 10 веке, в так называемый ранний ангкорский период, когда был воздвигнут другой, отдаленно похожий, но широко доступный туристам храм — [[альбом не найден]].
Ощущения совсем другие, нежели в шумном Ангкоре, — первозданные. Словно не было той тысячи лет, пронесшейся вихрем над Камбуджей, так именовалась в древности страна, взявшая за основу имя некоего легендарного мудреца Камбу Сваямбхува. Никого в храме, все пресытились камнями еще накануне,
и ты одна бродишь по периметру, ограниченному полуразвалившимися стенами.
Я быстро забежала в центр башенки, всё еще надеясь застать там церемонию, о которой говорили послушницы. Но, увы, и здесь было пусто. Лишь золотые язычки пламени недогоревших свечей осторожно мерцали, боясь потухнуть невзначай...
Самое оживленное место, не считая школы, вокруг единственного лотка с разной снедью, уплетаемой тут же за стоящим поблизости столом. Казалось бы, ничего примечательного, но заставило немного сбавить шаг лицо молодой женщины в поношенной вязаной шляпе. Ни капли косметики, ни яркой одежды, как на ресторанных размалёванных танцовщицах, ничего броского, а притягивает. Вот она, настоящая апсара,
с барельефов Ангкора!
Экскурсия подходит к концу. Приблизительное представление о ритме жизни камбоджийской деревни кое-как сложилось, но для полноты картины не хватало самой малости – крестьянских жилищ, их нигде не было видно, разве что заметила парочку схоронившихся в зарослях халуп, напоминавших больше скворечники, привинченные к земле.
— Чем еще зарабатывают на жизнь местные крестьяне кроме торговли и выращивания риса, — не унимались мы, покидая деревню.
— Кто чем, выращиванием лотосов, к примеру.
И мы спешим на плантацию утонченных, с божественным ароматом цветов — священного лотоса, символа жизни, без которого немыслим буддизм и сама Камбоджа.
«Духом светел и чист, не подвластен ни грязи, ни илу, лотос в тёмном пруду…».
Именно так, вобрав в себя все стихии, чистоту влияющей на воду Луны и созидательную энергию Солнца, рождается этот цветок, из ила и грязи, как из хаоса космос. Вырвавшись из толщи воды, он приоткрывает свои нежные лепестки навстречу светилу, наполняясь его жизненной силой. Пройдя полный цикл от бутона до коробочки с орешками-семенами, лотос продолжает дальше раскручивать колесо новой жизни, олицетворяя собой целую вечность: прошлое – настоящее – будущее.
Эти цветы подтверждают старые истины: жизнь зарождается в воде, и вода – это жизнь, а есть ли жизнь на воде? Вот теперь настала очередь другой деревни, той самой, что на озере Тонлесап.
Деревня на воде
Приходилось слышать, мол, сплошная «разводка» эта экскурсия на Тонлесап, начиная с названия (буквальный перевод — «большая свежая вода»). Прокатят вихрем по озеру, на котором ничего толком и нет – лишь грязная, мутная вода и сплошные лачужки, лачужки, лачужки.
Понятно — не Лазурный берег; как раз то, что нужно для картины Камбоджи!
…Буйная, густая растительность вмиг куда-то исчезла, уступив место жиденьким, тонконогим кустарникам, навсегда породнившимся с водой. Незаметно покачиваясь на паучьих длинных ножках, высились невзрачные серые строения, те самые лачужки, кое-как сляпанные в дома. Еще мгновение и… сорвутся с места, побегут водомерками по гладкой воде…
На почти пустой пристани пересаживаемся в лодку-длинномерку и отправляемся в путь.
Теперь уже никто не сомневался — Лин был прав насчет утепления. Обжигающий холодом ветер дул нагло в лицо, смешиваясь с брызгами воды, устремившимися градом в лодку. Вот оно, озеро Тонлесап, широкое, как море, и суровое, как океан. Большая вода, однако!
Давным-давно, еще до Ангкора, в 1 веке, земли вокруг него и оно само были составной частью древнего государства Биунам, по-кхемрски – Бапном (китайцы называли его Фунань), протянувшегося от озера до устья реки Меконг. Связующее звено между ними – труженица река Тонлесап, природой устроенная так, как грёзилось кремлёвским мечтателям своротить реки.
Докатившись до Меконга и собрав его воды в сезон дождей, но не в силах их удержать, Тонлесап-река сама поворачивает вспять и выплескивает меконгскую муть в свою альма-матер. Тогда уровень воды в озере резко повышается — метров до девяти-десяти. Так река постоянно пополняет огромный резервуар, заменяя старые воды новыми, а тот в свою очередь кормит людей, бросивших в эту воду свой якорь надежды.
По словам Лина, люди эти не камбоджийцы, — вьетнамцы, этих водной жизнью не напугать — Жизнь нараспашку.
Преимуществ «водяной» жизни немало, главное состоит в том, что налог на землю платить не надо, вволю можно рыбачить, благо рыба не переводится, и представлять себя этаким колумбом на бескрайних серебристых просторах самого большого водоема Юго-Восточной Азии. Почти как на Титикаке, там тоже на воде люди живут — Люди с черной кровью.
Жизнь обустроена так же, как на суше: есть своя плавучая школа, магазины, церковь, мэрия. Живи – радуйся полной грудью, пока не поплывешь на кладбище.
Мы едем по водной улице, заглядывая мельком в «дома». При общей схожести на вид они разные, выразительно «говорящие» о своих обитателях.
У одних душа требует красоты, вписавшейся красным лотосом на фронтоны.
У родного порога. Любопытно. что и собачки есть, чтобы домик охранять, и даже две, видимо, есть, что охранять
Другим это не важно, главное – безопасность детей.
Третьи еще не определились в своих пристрастиях.
Раз кругом вода, без лодки не обойтись, лодка — главное средство передвижения и добычи заработка. У всех они разные. У кого нет – перемещаются… в тазах, хорошо, что не в кастрюлях. Подобные «тазики» видела во Вьетнаме, только там их делают из бамбуковых прутьев, смазанных смолой, называются "тхунг чай" ("тхунг" — корзина, "чай" – "смола"), чисто вьетнамское изобретение для передвижения рыбака к лодке или между ними. Искусству управления этой посудиной вьетнамцы учатся с детства.
Тут пытаются заработать все, от мала до велика, от взрослых низкорослых мужичков до несмышленышей. Малые малые, а уже понимают, что от них требуется. Родители берут их с собой, чтобы клянчить деньги — детям лучше дают.
Потуги самых маленьких водяных жителей заработать и воспринимаются туристами как аттракцион, вызывающий по большей части жалость, то ли жалеешь ребенка, то ли ту тварь, которой тычат тебе в нос.
У некоторых нервы не выдерживают, и они без сожаления расстаются с одним долларом, лишь бы отстали. Любопытно, в Камбодже вовсе не обязательно менять валюту на местную, все ждут от туристов только «зелененьких».
Подошла к концу и эта экскурсия. Камбоджийский «Метеор» пришвартовывается к берегу. А там вас уже ждут другие, с тарелками в руках, на которых вы с удивлением обнаруживаете свою перекошенную физиономию. Так что улыбайтесь, господа, улыбайтесь!
***
Вот такие две деревни по соседству друг с другом, два мира... Вам какой нравится больше….