В феврале в Нью Йорке было тепло. Многие даже не одевали легких курток поверх и закатывали рукава рубашек. В Бруклине, конечно, все равно дуло морским холодом, но Маннхэттэн от него защищали небоскребы и отапливаемые тоннели метро неглубоко под землей.
В августе, в первый день, когда у меня было несколько часов до следующего самолета, я немного заблудился в районе Маленькая Бразилия, где-то между Таймс Сквер и 5 авеню. Со мной были мои упакованные вещи и желание потратить layover time с пользой. Но. В Нью Йорке было лето, я был в Маленькой Бразилии, далеко не в белых штанах, и моего желания проветриться хватило лишь на дойти до следующей станции метро. Жирный пот склеил глаза.
Тогда я только и увидел собор Св. Патрика на пятой, крысу в метро на сорок второй и скользящих задами людей на голубых скамейках поезда. В Атланту прилетел уже ночью. Там душная жара, плёнкой по лицу и мокрыми пятнами по рубашке, стояла дней триста в году. Там, выходя из холодного автобуса, по телу волной проходил какой-то внутренний ток как от глотка горячего кофе после ванильного стаканчика.
Дождями Нью Йорк был похож на Россию. Небо с таким же мучением по целому дню выдавливало из себя капли, заволакивая город серым цветом и сплином. На юге, почернев и напрягшись, тучи разрешались ливнем минут за пятнадцать и удирали от Ра.
Я ночевал один раз на полу вокзала Атлантик-Пасифик в Бруклине, когда 26 декабря, в вечер за Рождеством, природа обездвижила транспорт. Снег был в тоннелях метро, снег был в радиаторах автомобилей, бровях и ресницах людей, не успевших с работы вернуться домой до коллапса. Снег метром лежал на дорогах. Бродвей стал похож на тропу в сельский клуб. Сугробы потом растаяли сами, устав от мышиной возни Блумберга и его экскаваторов. Хотя мэр усвоил урок – месяц спустя штурм белых дивизий захлебнулся в дизельном дыме.
Пронизывающая зима с парящими колодцами канализации, вентиляциями и трубами прачечных в Готэме перекрывала свой вентиль холодного ветра на день Патрика – 17 марта. Зеленые, по-доброму пьяные люди, разбрёдшиеся по барам и макдоналдсам после парада, были главным этому признаком. В Бостоне, немного повыше, погода была безразлична к святому ирландцу и его пестрой пастве. Согреться я смог только в том же Макдоналдсе с очень красивыми дверными ставнями торговой лавки через дорогу от Commons парка и в автобусе Грейхаунда по пути обратно в Нью Йорк мимо сияющих обледненных фьордов Массачусетса.
В Атланте – столице рабского юга, лето атакует прохладу нахрапом. За неделю солнце замазывает полуголые ветки деревьев, бледные лица белых обитателей теплой гуашью. Сейчас, уже живя в Петербурге, я вижу эту разницу в скорости. Так же долго и трудно как этот город приходит в себя от рахита и малокровия, легко Атланта влетает в болезнь ожирения с циррозом, перебрав красок у ранней весны.
