Палец на ноге трехлетней девочки сильно распух. Из-за корки засохшей грязи, покрывающей ступню, невозможно разобрать, как далеко зашел процесс. Сначала надо отмыть кожу теплой водой, затем в дело идет перекись, наконец загноившуюся рану можно разглядеть. Когда-то это был просто порез. Но еще бы немного, и дальше палец – работа для хирурга.
Нужно было с самого начала продезинфицировать и сделать так, чтобы не попадала грязь. Все это, пока Ксюша обрабатывает рану девочки, сидящей на руках своего бородатого отца в шапке-масудке, я объясняю проводнику на английском, он переводит на урду. Отец согласно кивает, но видно, что понимает мало. Главное, втолковать ему, чтобы он не запускал рану, пока не заживет. Девочка – бессловесное создание с огромными глазами, сосущая чумазый палец, – молчит, хотя ей наверняка больно. Получив бинты, йод, пластырь, перекись и подробные инструкции, горец уходит. На очереди мальчик, оцарапавший голень.
Утро в деревне Нижняя Лойба отдает лазаретом. Паломничество началось еще накануне вечером, когда пришел кашмирец, сказавший, что его жена чуть не умирает от болей в животе. "Ей очень плохо!" – переводил Самандар. – Она не может заснуть, мучается сильно". Ксюша скрылась в недрах палатки в поисках аптечки, а я пытался расспросами выяснить характер болей – по женской части или что-то желудочно-кишечное.
Ниже деревни наконец открывается вид на Диамирский склон Нанга Парбат
Жителям деревень возле больших пиков, представляющих интерес для альпинистов, повезло больше, чем тем, кто ухитряется выживать в более низких горах Кашмира. У альпинистских экспедиций всегда хороший доктор и обилие медикаментов. В каждой деревне к врачу выстраивается очередь, ибо это редкая возможность получить квалифицированную помощь в краю, где до ближайшей больницы несколько дней пути, а собственных знаний о гигиене и медицине нет и быть не может.
На вопрос о детской смертности Самандар ответил просто: "очень много". Из благ цивилизации здесь только школа на другой стороне ущелья (день пути для взрослого человека), которую на свои деньги построил Райнхольд Месснер. Кстати, снимаю шляпу. В деревне с другой стороны горы на средства фонда Месснера построена небольшая больница.
Школу можно попытаться разглядеть. Это домик внизу под террасированными полями
Мы в глазах местных тоже экспедиция, поэтому наша небольшая аптечка уменьшается стремительно. Более всего смущает проблема двойного перевода, ведь из-за недопонимания можно дать не то лекарство. А мы не ахти какие доктора, правда, Ксюша заранее составила подробную шпаргалку о действии лекарств. К счастью, врачебная помощь ограничивается раздачей пластырей, антисептиков и антибиотиков – ничего особо серьезного, а мужчина, у которого умирала жена, с утра приходит и говорит, что лекарство помогло, и она заснула.
Пока собираем вещи и сворачиваем палатки, задаюсь вопросом, почему сволочи от политики думают о том, как больше состричь денег, или изобретают новую атомную игрушку вместо того, чтобы построить пару лишних больниц и дать образование этим людям? Риторические вопросы, разумеется.
Приходит еще пара горцев. Они раскладывают перед нами товар на продажу, несколько вышитых из бисера украшений. Это удивительно приятные своей незатейливостью и скупой красотой ожерелья, бусы, серьги, которые в свободное время делают женщины. Отличие от стандартных туристических побрякушек разительное. Эти делаются не на продажу, но для себя, их можно рассмотреть на девичьих шеях, ушах и головах, обладательницам которых пока рано закрывать лицо. Покупаем несколько ожерелий.
***
Путь вниз, как водится в горах, начинается с того, что мы здорово набираем высоту. Тропа идет по левой стороне ущелья, и пока от безжалостного уже на этой высоте и в это утреннее время солнца нас скрывают деревья. Однако, судя по тем видам, которые на очередном изгибе тропы открываются внизу, дальше будет только жарче, деревья закончатся, и вода иссякнет. Впереди долина Инда – одно из самых засушливых мест в нагромождении безымянных 4-х- и 5-тысячников между Гималаями и Каракорумом. Кстати, к вопросу обо всяких усама бен ладенах, найти кого-нибудь здесь нереально.
Самый светлый участок впереди внизу – долина Инда. Хорошим шагом до нее два дня
В этой местности в основном живет народность шина. В справочниках только скупая информация: всего их около 120 тысяч человек, исповедуют ислам со значительными пережитками древних анимистических верований. Занятия – земледелие, отгонное скотоводство, охота, торговля. Многие шина работают носильщиками и проводниками. Язык шина бесписьменный – это одна из разновидностей дардских языков (промежуточные языки между иранскими и индийскими). Удалось найти очень интересное сходство некоторых слов, видимо, без санскрита не обошлось.
Русский язык – язык шина
мужчина – мужа
месяц – матз
между – мажжа
будить – бужеоно
ты – ты
не пей – не пи
ты мой друг – ты май дари
зажечь – падзай (аналогия с "поджигай")
я ем – а юм
ты ешь – ты юш
душа – джили
дым – дым
храбрый солдат – мужалей багадыр
дверь – дарр (сразу вспомнил таджикское "даро")
голова – гава
заяц – ушайный
не бойся – не бийо
Жалею, что не знали об элементах анимистических верований, было бы интересно узнать о них от Самандара. Впрочем, в следующий раз…
***
Довольно долго слышится отдаленный гул, будто где-то идет гроза. Причем гул нарастает, и очевидно, что грохочет с другой стороны ущелья. Пытаемся разглядеть, что там, но дно ущелья слишком глубоко. Носильщики и проводник качают головами и возбужденно переговариваются. Самандар указывает на противоположный склон, и только тут замечаю, что во всю его высоту висит столб пыли. Он настолько огромный, что я его поначалу и не заприметил, тем более что пыль в цвет стен ущелья. Это камнепад. Высотой примерно в три километра. Продолжается он около получаса. Самандар говорит, что внизу есть небольшая деревня.
Он объясняет, что куда ни попадут камни, все плохо. Если на деревню, то это конец. Если перед нею, камни могут перекрыть реку – единственный источник воды. Кроме того, образуется запруда, которую может прорвать, и тогда поток смоет деревню. Если русло заблокируется ниже по течению, вода начнет собираться в озеро, и деревню затопит. Это уже не говоря о том, что и камнепад, и запруда уничтожат все подходы к поселку.
Черт возьми, дожить в этой стране до старости это подвиг! Ксюша более философски замечает, что здесь ты либо на горе, либо под горой. Точно, других вариантов нет. И это похлеще, чем "со щитом иль на щите".
Вид на Нанга Парбат и долину Нагатон. Из этой долины начинают восхождения по Диамирскому склону, именно сюда спустился Месснер после гибели брата
Только отнимешь глаз от окуляра, как наткнешься на ряд лиц, которые глядят на тебя с пугающей внимательностью :)
Мгновенные уроки урду
Тропу перерезает крутая осыпь. Где-то выше пасутся козы, и это очень некстати. Прыгая по осыпи, они сталкивают вниз камни, и потому приходится следить за тем, чтобы не стать победителем в игре "догони меня кирпич". А осыпь, сволочь, большая. Проходим благополучно, хотя пару раз пришлось уворачиваться.
Вскоре вступаем в заросли густых кустов, вокруг густая трава, значит, рядом вода. Эти отроги Нанга Парбат, по всей видимости, по строению похожи на непальские горы, что, в общем, не удивительно – и то, и то Гималаи. По капризу природы, не помню, как называется по-научному, вода здесь выносится почти на самый верх трех- и четырехкилометровых хребтов и оттуда течет вниз. Часто бывает так, что вместо ручьев лишь пересохшие и едва не вертикально уходящие вниз русла, путь которых по голому склону отмечен кустами и деревьями. По весне это бурные потоки, начисто размывающие тропы, но сейчас сухо, открытая вода встречается очень редко, и это даже ручьем не назовешь – так, что-то капает потихоньку. Приходится терпеливо набирать воду или же искать природные запруды-лужицы.
Умываемся в ручье. Пригоршнями лью ледяную воду на голову до тех пор, пока волосы не намокают как следует. Увлажняю и бандану. Этого хватит часа на четыре, потом понадобится еще, иначе солнечного удара не избежать – слишком жарко. Фляги уже наполовину пусты. Все отдыхают, кроме Абдула, который что-то выискивает в кустах. Внешний вид их знаком мне, я где-то видел такие кусты, причем не раз. Блин, это ж малина! Карабкаюсь вверх по склону в более густые заросли. Абдул улыбается и жестами показывает, что ягоды съедобны. Объясняю, что знаю это. Но уже не сезон. Находим от силы двадцать тощих ягодок и большую часть синхронно отдаем Ксюше.
Не иссякающие даже в самое жаркое лето ручьи отмечены деревнями. За весь день деревня попалась одна – несколько семей, живущих в полуземлянках. Люди пасут коз и делают небольшие лесозаготовки – древесина здесь очень ценится. Тут же маленький тоненький ручеек, из которого пьют два ослика. Выше по течению набирают воду для хозяйственных нужд люди. Как водится, при нашем появлении все мужчины выходят навстречу (женщины осторожно смотрят из укрытий) и приглашают на чай.
Но мы отказываемся, причем даже Самандар делает это настойчивее, чем обычно. Тревожный звоночек – видимо, спуск будет долгим. Идем дальше, Самандар рассказывает, что эти люди – Kashmiri people. Так народности Северных территорий, живущие к северу от Гималайской гряды, иногда называют тех, кто живет южнее Нанга Парбат. Эти семейства из непризнанного государства Азад Кашмир и ушли сюда по трем причинам. Первая и основная – тяжелые жизненные условия. В одной из предыдущих записей упоминалось, что с южной стороны Гималаев в горах зимы многоснежны и длятся по восемь месяцев в году. Все это время людям приходится жить, не выходя из домов, которые заваливает выше крыши.
Вторая причина – нестабильность в районе Линии контроля. На территории Азад Кашмира сразу после отделения Пакистана от Индии шли бои, во многие районы и сейчас запрещен доступ туристам, там неспокойно ввиду близости границы с Индией, вдоль которой с обеих сторон сосредоточены войска. Кроме того, на территории Азад Кашмира действуют лагери подготовки мусульманских экстремистов.
Третья причина – недавнее землетрясение. В 2005 году весь Кашмир протрясло на семь с лишним баллов, больше всего досталось именно Азад Кашмиру, где счет погибших шел на десятки тысяч, а многие деревни пропали бесследно.
Зеленым отмечена Линия контроля, отделяющая Азад Кашмир от Индии, и Нанга Парбат, за которую переселились Kashmiri people
***
Спускаемся ниже, становится еще жарче. Деревьев на склоне больше нет, будто ножом обрезали. Впереди все прелести горной пустыни плюс засушливость долины Инда. Ее близость чувствуется отлично – когда нет ветра, воздух горячий, как в печке, и потому заснеженная Нанга Парбат выглядит отсюда просто наваждением. Проходим, по всей видимости, последний ручей. Останавливаемся, кипятим воду – мы не хотим рисковать – и разливаем по флягам. Кто бы мог подумать, что вечером нам будет так плохо, что будем хлестать воду из реки, не глядя.
Широкий, почти бескрайний холм, покрытый выцветшей травкой. Ни одного дерева вокруг, ни одного пенька, прямо тундра. Время от времени в земле попадаются небольшие камни, их происхождение непонятно. Проводник обращает наше внимание на камни и говорит, что они сделаны в виде колонн и уходят вниз на большую глубину. Вкопали их тибетцы в то время, когда Кашмир был окраиной их царства.
– Мы как-то интереса ради пытались выкопать один из них. Не смогли, – говорит Самандар. Назначения их он тоже не знает.
Деревья кончились, защиты от солнца теперь нет. Наши носильщики
Доходим до края холма, дальше появляется тропа, которая змеей вьется по крутому склону. Это, товарищи, конец. Я спускался по подобным склонам в Крыму, правда, значительно меньшей высоты. Тут и налегке колени убьешь, а с тяжелыми рюкзаками с суставами можно прощаться уже сейчас. Время около часа дня, хорошо, если придем вниз к вечеру. Самандар, указывая вниз, говорит, что это его родина Бунарская долина, и приглашает нас в гости.
– Познакомлю с семьей, отдохнем, поедим, сможете помыться.
– Самандар, а мы не стесним тебя?
– Sergey (ударение всегда делается на первом слоге), – со значением произносит Самандар, – it's my home! And you my guests! Он широким жестом обводит долину и прикладывает руку к своей груди так сердечно, что сомневаться невозможно – мы действительно его гости.
В моей голове неудержимо возникают опасные образы хорошего деревянного сруба с кроватью, со всеми удобствами, а главное душем – мы не мылись уже неделю. Судя по лицу Ксюши, ее преследуют те же видения, и прогнать их мы не в состоянии. Мысли столь навязчивы, что я грежу наяву: перед глазами коттедж, а на нем сверкающая надпись "все включено". Чтобы попасть в деревню, придется после спуска пройти по долине немного вверх, чего очень не хочется, но упускать возможность испытать на себе местное гостеприимство было бы глупо. Где еще доведется посмотреть на жизнь горцев изнутри?
Самандар показывает, куда предстоит спускаться. Ущелье глубокое, и отсюда его деревню не видно
Снимок на максимальном увеличении телевика на 300 мм. Спускаться куда-то туда
Ксюша пока не представляет, что это будет за спуск
Внезапно с другой стороны холма появляется двое горцев. Они вписываются в окружающий ландшафт идеально – хоть картину рисуй. На бедрах подсумки с мощными биноклями – только так в этих горах можно найти скот, который в поисках травы откочевывает на десятки километров. Бинокли обходятся в целое состояние, не иначе как один в складчину на всю деревню покупают. Но самое поразительное, эти безумные спуски и подъемы для пастухов ежедневная обыденная прогулка. Правда, ходят они налегке.
Мы садимся на штабель обработанных и намертво высушенных деревянных шпал (как их сюда спустили сверху, думать не хочется даже), начинаются расспросы, Абдул быстро замешивает тесто и делает на горелке чапати, и ребята с удовольствием перекусывают чапати с маслом. Я думаю только о том, что во флягах уже мало воды, и набрать ее до низа будет негде. А пить хочется неимоверно – обезвоживание, в том числе за счет вчерашнего, пардон, поноса, меня доконает.
"Встреча на шпалах". Ксюша нашла в кармане рюкзака остатки шоколадки, и тайком их доедает
Самандар пытается позвонить по телефону Али, нашему менеджеру, впервые за несколько дней выйти на связь, сказать ,что все хорошо, и предупредить, что мы изменим маршрут (мы поняли, что еще пять дней такого трека будет слишком). Однако сотовый не берет здесь – несмотря на высоту, прямой видимости на долину Инда нет, а только там вдоль Каракорумского шоссе вышки связи. Из деревни Самандара дозвониться тоже невозможно, однако у встретившихся нам горцев сотовые телефоны. Оказывается, звонить они ходят в соседнюю долину. Это несколько часов вверх по противоположному от нас хребту в деревеню, где ловится сигнал. Потом тот же путь надо проделать в обратном направлении.
Пастухи. На заднем плане Нанга Парбат. На небе ни облачка, но на горе, как обычно, их целая куча, вершина окутана туманом. Отсюда, из этой жары, восьмитысячник кажется миражом
Сдается, такое растение доводилось видеть в России, правда, в горшке
Вскоре пастухи уходят. Пока Абдул пакует горелку и продукты, расспрашиваю Самандара про окрестные горы и долины. Оказывается, по эту сторону Инда он исходил их все, и про каждую может рассказывать часами. Впоследствии мы узнали, что один из перевалов альпинисты назвали его именем.
Рассказ про окрестные горы. На противоположной стороне видна зелень полей – туда снизу "ходят" позвонить
Спуск без содрогания вспомнить невозможно. Достаточно сказать, что уже на середине склона мы с Ксюшей даже впервые поругались, остановившись под тенью чахлого деревца. Ей показалось, что я занял более удобное место для сидения. Оно действительно было более удобным :), но не настолько, чтобы ругаться по этому поводу.
Вот что думает на этот счет Ксюша: На то, чтобы подняться с земли или камня после отдыха, уходили почти все силы. И вот я смотрю на огромного здорового мужика, который с комфортом присел на очень удобный корень дерева, этакий стул. А стул один! Все равно как если пожилая беременная женщина с третьей группой инвалидности (а состояние было похожим) входит в автобус, где одно свободное сиденье, и у нее на глазах это место занимает пышущий здоровьем (ну ладно, ладно, не пышущий), но, черт побери, детина! О, как я была зла… :)
Пышущий здоровьем детина в этом время с ужасом думал о том, сколько часов еще идти вниз. От тропы осталось одно название, каждый шаг – новая нагрузка на колени в попытке не уехать по осыпному склону вниз. Пот заливает глаза, футболку можно выжимать, а остатки воды превратились в нагретое пойло, не приносящее облегчения.
Еще один вид Нанга Парбат
Каждый из нас падал по нескольку раз, хорошо, что несильно. Час за часом мы шли вниз, наконец солнце спряталось за ближайшим хребтом, но было уже все равно, теперь, останавливаясь отдохнуть, мы не садились – падали в пыль и лежали, время от времени дико похохатывая. У всех одежда стала одного серого цвета. Утирать пот уже не надо, потому что потеть нечем. Думаю, именно здесь обезвоживание достигло своего пика, и именно здесь я потерял три кило веса.
На безлесных холмах людей видно издалека, поэтому когда мы спустились на дорогу (это дорога, пусть проселочная!) и подошли к деревне, навстречу выбежала вся самандарова родня. Он сказал мужчинам, чтобы у нас забрали рюкзаки. Дважды нас уговаривать не пришлось. Оставшиеся сотни метров мы шли на автомате, не замечая почти ничего вокруг. Было заметно только, что деревня очень сильно пострадала от наводнения.
Наконец домики, полуземлянки, дворики, крутые тропинки, гостевой дом в одну комнату. Выбеленные и прокрашенные стены, двери, окна со стеклами, на полу матрацы с простынями (!), на которые мы падаем с одной только мыслью – пить!
Здесь стоит сказать о Самандаре. По местным меркам он встретил нас как самых дорогих гостей. Устав ничуть не меньше нашего, он еще долго бегал по деревне. Нагреть воду, принести нам парное молоко, принести воды, приготовить еду... Он задействовал все семейство. Ледяную воду из речки мы вместе с носильщиками, с которыми вповалку лежали на матрацах, пили из чайника, его принес один из сыновей Самандара.
Самандар Хан на фоне Нанга Парбат. Лучшего гида, чем он, встречать не доводилось
Опрокидывая кружку за кружкой, я вспомнил, что только однажды в жизни довелось полностью потерять чувствительность в ногах из-за усталости – когда в быстром темпе проехал 150 километров на велосипеде.
Уже глубоким вечером Ксюшу отвели на женскую половину, где она смогла помыться. Вода оказалось нагретой только до комнатной температуры, и это исключительный поступок, потому что в отсутствие дров жители деревни моются горячей водой весьма редко. Мне воды не досталось, впрочем, я вряд ли был способен оторваться от матраса, лишь выполз к порогу, чтобы отмыть от пыли и грязи руки и ноги. Впрочем, простыню это не спасло.
Счастливая вымытая Ксюша. Правда, руки замерзли – вечером очень холодно
Ужин был сказочным. Еда подавалась на лучшей посуде – фарфоровых блюдах. Рис, курица, редис, помидоры, перец и вода, много воды! За ужином мы еще долго разговаривали – нервное напряжение не давало заснуть, но уж когда завернулись в плотные теплые китайские одеяла ярких расцветок, сон пришел моментально, и даже пара местных блох, которые меня покусывали, были убиты только к утру.
За ужином. Рахим, Самандар, Абдул. Сзади один из многочисленных родственников Самандара
Продолжение следует…
