…Солнце встает с Востока,
улыбаясь лукаво,
а приглядись – жестоко.
Облупившаяся штукатурка на стенах. Высокий потолок с красиво расположенными деревянными балками – в хорошем гостевом доме всегда просторно. Дешевый пакистанский матрац, дешевое китайское одеяло и пара блох. Чувствую себя падишахом, ведь это первая нормальная постель за неделю. А еще неподалеку дорога, и идти ногами больше не придется. Правда, она разрушена в нескольких местах, но это, наверное, мелочи.
Оказалось, после вчерашнего тело вполне исправно функционирует, хотя мускулы словно деревянные. Потягиваясь, смотрю в окно. Оно сплошь облеплено любопытствующими детскими физиономиями. Видимо, дети собрались еще до рассвета, но никак себя не проявляли. За что им спасибо, кстати.
Ребус под названием "разгляди кашмирца"
Позавтракав уже в шуме и гомоне – раз уж ты гость, то гость всей деревни – отправляемся на прогулку с проводником. Вся родня его идет с нами. В утреннем свете разрушения после наводнения выглядят страшно. Когда известно, сколько труда и средств эти люди вкладывают в землю при той нищете, в которой живут, то очевидно, что на восстановление потребуются годы.
Деревня стоит в месте слияния двух горных рек на своего рода отмельном острове. При нормальной погоде такое положение очень выгодно, с помощью водоотводных каналов легко решается проблема полива, что для этой засушливой местности жизненно важно. Семьи здесь, пользуясь близостью дороги, выращивают на продажу овощи, в основном сладкий перец, который отправляется по Каракорумскому шоссе в ближайший город.
Муссонные ливни в области дождевой тени в пакистанских Гималаях случаются крайне редко. В аномальном 2010 году они были чудовищной силы. В этой деревне обе реки мгновенно вышли из берегов и стали смывать поля, дома… Убежать не смог никто, в считанные минуты взбесившиеся речки снесли автомобильный мост, полностью отрезав отмель с деревней от внешнего мира. Спаслись те, кто успел забраться повыше.
2. Разрушенный автомобильный мост
Попасть на большую землю людям не удавалось 12 дней. Вскоре подошли к концу продукты, и фактически начался голод. Кое-какую еду сбрасывали с вертолетов – правительство мобилизовало армию, в том числе военную авиацию, так как наводнение охватило весь Пакистан.
3. Обкусанный водой берег. Близость к шоссе позволяет завозить цемент для построек, и даже электричество проведено. Но света нет уже три месяца – уцелела примерно половина опор, и когда восстановят остальные, неизвестно
Не сладко пришлось и тем, кто остался на "большой земле". В одной из предыдущих записей упоминалось, что предгорья Гималаев особенного строения: ручьи выходят на поверхность ближе к вершинам и оттуда текут вниз. Муссон превратил эти ручьи в потоки, и оползни и сели смывали деревни десятками. А когда наводнение кончилось, вернулась жара, от которой спастись было негде.
4. Новый придел к старому дому. Новая часть просто сложена из камней – денег на цемент нет. Половину этого домика снес оползень
5. На другой стороне реки. Что-то уцелело, что-то пытаются отстроить заново
Сейчас старейшины многих поселений, в том числе и того, где живет Самандар, хотят перенести дома выше от реки. Но это очень дорого и непросто, придется в буквальном смысле лезть на стены…
6. Раньше до края было не полметра, как сейчас, а больше десяти. В некоторых местах речное русло стало шире более чем вдвое
7. Срезанная наводнением береговая линия. Видны два уцелевших участка дороги
От реки веет холодом, но солнцу, похоже, все равно, что на дворе октябрь, сегодня утром оно таки нас доконает. Прощаемся со всеми разом и по очереди, но уходить будем с многочисленными остановками – каждый встречный жмет Самандару руку и перекидывается парой слов.
8. Очередное прощание :) Дядька, глядящий в объектив, до чего колоритен, зараза!
9. Старость и юность. Дети опечалены, ведь иностранцы для них редкое развлечение
День начинается радостно: и на проселок мы выходим быстро, несмотря на скрип в костях, и джип тут как тут, правда, уже набитый основательно местными бородачами, жаждущими добраться до большой дороги. Проводник лезет четвертым в кабину, а мы, покидав на крышу кабины рюкзаки, вместе с носильщиками и остальными пассажирами встаем по бортам в кузов, на дне которого баулы под зорким взглядом косоглазого аксакала.
Еще один кашмирец-камикадзе взбирается на подножку машины со стороны обрыва, мотор чихает, кашляет, и мы трогаемся. Этому рыдвану явно судьбой предначертано кувыркнуться с обрыва в реку, а недавний обвал, заперевший джип на этом отрезке (машина курсирует до обвала и обратно), и лакуны на пути делают выбор мест падения вполне очевидным.
10. "Съеденная" дождями и оползнями дорога
Местами край обрыва подходит практически под колесо, но мы переносим это спокойно – тут всего метров тридцать вниз, и почему-то не страшно. Эта дорога морально подготовила к тому, что пришлось испытать вечером.
Вскоре счастью наступает конец, впереди обвал. Перебираемся через него. Джипа номер два, курсирующего на этом отрезке, нет, он вниз уехал за какими-то трубами, и когда вернется, непонятно. Потому вновь рюкзаки на плечи… Солнце уже высоко, от склонов пышет жаром, вода во фляге быстро подходит к концу, и становится хреново, а долина Инда по-прежнему далеко впереди. Скоро мы уже не в состоянии нормально двигаться, а просто ползем подобно вьючным животным, садясь в пыль на обочине, как только находим мало-мальскую тень. Запас сил, накопленный за ночь, кончился.
11. Джип, на котором мы ехали. Ксюша в предвкушении дальнейшего пути пешком
В тени прохладно – по лицу и телу струится горячий пот и вызывает озноб. Пока еще жить можно – перед выходом я намочил волосы и бандану, так они сохнут долго. Иду в мечтах о том, что по обочинам Каракорумского шоссе продуктовые лавки, там тень, там продается холодная бутилированная вода, у которой нормальный вкус – не как у ледниковой, которой невозможно напиться. Пока же мы поджариваемся, как пончики на сковородке. При нынешней жаре сильно за тридцать трудно поверить, что зимой здесь за сутки выпадает до полутора метров снега.
12. "Дедушка старый, ему все равно". Незадолго до теплового удара. Размыто, но Ксюше тоже не по себе было
13. Вид снега из этой духовки причиняет муки. На фото – Нанга Парбат
После затяжного спуска по сокращенке переходим еще один обвал и оказываемся возле искусственного канала, который строят рабочие. Цемент привозной, вода рядом, камни для стен также дает река, только вот колют их вручную – кувалдами. После того, как поколешь камни на такой жаре, можно грешить, сколько угодно, в аду уже не страшно будет. Местный инженер, руководящий постройкой канала, соглашается подбросить нас до шоссе на развалине-легковушке. С благодарностью набиваемся в машину с барахлом и на радостях допиваем всю воду. Носильщики и местные остаются дожидаться джипа, которым по-прежнему и не пахнет. С водой мы поторопились.
14. Речка налево, канал направо
15. Об отбойных молотках в горах никто никогда не слышал. Они и на Каракорумском шоссе не везде используются
На полпути вниз из-за крутого поворота навстречу вылетает пара новеньких Land cruiser'ов, следом за ними пустой пассажирский дряхлый Dodge, и наш инженер бьет по тормозам. Оказывается, приехала комиссия инспектировать стройку. Мы с грустью выходим из машины, она разворачивается и укатывает назад. Вновь бредем по проселку по щиколотку в белесой пыли. Редкие встречные прохожие словно под копирку: черно-белые мужчины осторожно и с любопытством здороваются, разноцветные женщины проходят мимо, закрывая лица.
16.
Возле следующей деревни решаем дожидаться пассажирского джипа и бросаем рюкзаки в рощице возле неглубокого арыка с холодной и быстрой водой. Вскоре нас окружают дети, и с ними удается установить хороший контакт.
17. Игра в колесо. Подробнее см. в предыдущей записи
В один прекрасный момент солнце меркнет. Детский смех слышится теперь издалека, а вот удары пульса подобны колоколу. Немеют губы, во рту пересыхает. Я сразу встаю (смерть надо встречать стоя) и неверными шагами направляюсь в арык. Обезвоживание, выведение солей, жара и тяжелая работа доконали Сивку, это явно тепловой удар. Стою на четвереньках в арыке, чувствуя, как сводит погруженные в ледяную воду руки и ноги. Лью воду на голову, потом на подколенные сгибы и внутренние стороны локтей. Неимоверное облегчение! Дети с интересом следят за манипуляциями. Желая как-то оправдать странное поведение, начинаю на английском объяснять им, что люблю воду, но они ни слова не понимают.
В этот момент на дороге слышится надсадный рев джипа. Он нагружен людьми и вещами так, что видны только колеса. Разработчик модели поседел бы, увидев условия эксплуатации. Люди с бортов и подножек свисают гроздьями вперемешку с рюкзаками, мешками с перцем и переметными сумами. Пассажиров и багажа, наверное, втрое больше, чем может взять несчастный "Додж". Похоже, нам придется спускаться пешком, и долина Инда получит-таки труп белого человека. Я и гроша ломанного не поставлю на то, что дойду с рюкзаком до конца деревни.
Самандар спасает положение. Он по-прежнему наш проводник и по-прежнему очень почитаем в этой местности. Выясняется, что наши рюкзаки как-то можно разместить на самом верху. Мы передаем их висящим на борту джипа людям, они передают их выше. Пока суд да дело, на дороге слышится чахлое тарахтенье, и вскоре из-за поворота показывается аксакал на мотоцикле. Он соглашается взять нас на борт, а Самандара люди на джипе ухитряются закинуть на верх "Доджа" в дополнение к рюкзакам.
Я сажусь на мотоцикл, нежно обнимаю за талию бородатого кашмирца в масудке, за мною садится Ксюша и страстно обнимает за талию меня, потому что места ей почти не осталось. Мотоцикл быстро катится вперед, его трясет на камнях, перед глазами время от времени все начинает плыть, и хочется расхохотаться – если грохнусь в обморок, интересно, меня перегрузят на "Додж"-катафалк, едущий следом? "Додж" демонстрирует чудеса сопромата, проселок идет под уклон, да и сама дорога неровная, с камнями, рытвинами и промоинами. Машина медленно ворочает колесами и угрожающе кренится с прицепившейся к ней кучей людей. Как они не падают, ведает только Аллах.
Наконец шоссе! Здесь еще жарче, и теперь "плывем" мы оба – Ксюше тоже нехорошо. Нужно срочно в тень и купить литра полтора холодной воды. Прощаемся с мотоциклистом и сопровождаемые толпой одинаково одетых бородачей вваливаемся в ближайшую лавку. Неизвестно, поймет ли кто английский – Самандар на "Додже" еще приедет не скоро, но во рту такая Сахара, что, думается, я и на урду заговорю.
– Вода есть? Хозяин лавки понимает английский, но отрицательно качает головой – вода кончилась. Глаз режет обилие дешевых китайских товаров на полках, начиная от спичек, заканчивая жвачками. Из жидкостей – соки пакистанского разлива, их пить невозможно, и спрайт и фанта в стекле.
– Есть холодные? – спрашиваю я, указывая на бутылки. Вновь отрицательное покачивание головы. Ну да, электричества-то с лета нет, уже три месяца как.
Под внимательными взглядами бородатых дядек, щетинистых юношей и детей еще без следа поросли на лице (все мужеского полу) опускаемся на грубо сколоченную скамейку возле стены. С одной стороны буйство красок китайских товаров, с другой – однообразные белые одежды набившихся в лавку людей. Они днями просиживают вдоль обочины шоссе – лавочники, подмастерья и просто любопытные. День за днем ведут разговоры (интересно, о чем?) и смотрят на проезжающие изредка машины. Жизнь течет неторопливо, как Инд, и перспективы так же неопределенны, как его мутные воды. Мы – яркое событие в этой послеполуденной монотонности, и такое развлечение горцы не упустят.
Кому не хватило места, молча рассаживаются у порога снаружи. Душно, не ветерка, мы буквально купаемся в поту, и чтобы остаться в сознании, приходится прилагать усилия. Это, товарищи, п…ц! Если сейчас не найдется вода, история Кашмира вообще и Гилгит-Балтистана в частности, и так не бедная на жертв различных баталий и альпинистских восхождений, обогатится еще двумя трупами.
Покупаем по бутылке спрайта. Это действие вызывает оживление в рядах зрителей преимущественно молодого поколения. Мерзкая горячая сладкая жидкость льется в рот, мысли вяло ворочаются в голове. Вот интересно, допустим я сейчас сползу по стенке на пол. Что будет делать Ксюша и собравшиеся тут пакистанские наши братья? Отливать теплой фантой? Понесут отмокать бренное тело в Инд? Он тут недалеко – метров сто всего. Со стороны это будет выглядеть, словно правоверные понесли топить язычника. А в Инде, в непрозрачных водах его водятся крокодилы! Эта мысль настолько быстро приводит меня в сознание, что довольно непринужденно начинаю отвечать на расспросы лавочника кто мы и откуда. "Руссия? О! Руссия". Наши ответы переводятся на урду, чтобы было понятно всем. Получая информацию, горцы дружно каждый раз кивают.
Индские крокодилы (гавиалы) могут достигать 6 метров в длину. И хоть питаются они рыбой, и хоть экология уже не та, да популяция на грани исчезновения, мой труп не хочет в воды Инда.
А если Ксюша сейчас сползет на пол, что буду делать я? Мусульмане здесь Коран чтут по-настоящему и к чужой женщине пальцем не прикоснутся. То есть Ксюшино тело волочь все в тот же Инд и все к тем же крокодилам буду только я при моральной поддержке бородатых зрителей. Нет, уж лучше спрайтом... Он, кстати, помогает. Уж не знаю почему, но мы вскоре чувствуем себя лучше и под вздохи восхищения детей (роскошь!) покупаем еще по две бутылки.
Появляется Самандар, носильщики. Они втаскивают в лавку наши рюкзаки. Мы безучастно наблюдаем за происходящим. Шевелиться нет сил, я могу только немного поддерживать светскую беседу. Тело слабое и расслабленное, словно из бани. Самандар куда-то исчезает. Вскоре каким-то чудом он материализует джип. Это повидавший виды "Додж" с молодым пакистанцем-водителем.
Прощаемся здесь с одним из трех носильщиков. Под внимательными взглядами собравшихся выдаем ему чаевые. Оставляю в подарок нож. Он благодарит, но по лицу нельзя понять, доволен или нет. Забираемся в джип, горцы машут нам руками…
Тень, ветер (у джипа брезентовая крыша) и третья бутылка спрайта приводят меня в чувство. Мы едем по Каракорумскому шоссе на северо-восток, хотим добраться туда, куда не дошли – до Fairy Meadow, Сказочной поляны. Это единственное место со стороны Ракиотского склона Нанга Парбат, где есть гестхаузы и можно почувствовать себя туристом. Более всего предвкушаю возможность помыться, потому как не делал этого уже более недели. Судя по карте, в районе поляны куча отельчиков, даже возле шоссе гостиница "Шангрила"! Самандар говорит, правда, что наверху дорога к поляне разрушена, но идти немного. Карта радует взгляд.
18. Зеленым обозначен трек. Левый зеленый квадратик – где был солнечный удар, правый – где кончается дорога к Сказочной поляне. Каракорумское шоссе идет вдоль Инда
Ничему не научил Сереженьку пакистанский Кашмир. Первый звоночек – "Шангрила". Действительно, практически на самом берегу Инда у обочины дороги был отель "Шангрила". Когда-то был. Сейчас от него осталась лишь коробка с проломленной крышей и выбитыми окнами, а ветер вокруг гоняет пыль. На съезде с шоссе мы прощаемся с Абдулом и Рахимом. Этих носильщиков я никогда не забуду. Выдаем им большие чаевые, делаем подарки. Они изумленно качают головами. Долго сидим вместе в придорожной пыли и никак не можем расстаться.
А потом… Потом начинается самая страшная дорога в моей жизни…
***
Сказочная поляна лежит на высоте 3300, Инд течет на высоте 1100. Разницу надо преодолеть частично на джипе, частично на своих двоих. На дорогу к поляне средств не жалели, она вьется серпантином и проложена по стене ущелья на головокружительной высоте. Многие ее участки складывали вручную. Но те, кто складывал, видимо, не очень любили жизнь. Те, кто едет по этой дороге, вообще жизнь не ценят.
19. Фрагмент дороги. Основание сложено из камней вручную
Если бы дизайнеры "американских горок" учились строить у местных, то каждого второго катающегося с их аттракционов уносили бы с сердечным приступом. Еще в начале ущелья стало ясно, почему поляна называется Сказочной. Сказкой будет, если мы туда доберемся живыми. Ширина дороги минимальная, маневр, особенно на поворотах, крайне ограничен. На витках серпантина у джипа не хватает радиуса, и водитель сдает назад, в пропасть, причем когда тормозит, машину боком волочит по камням под уклон, потому что покрышки у нас разные и по крайней мере две из них сношены до корда.
20. Мы в начале "дороги смерти". Отсюда она пойдет все выше и выше. Внизу течет Инд. На той стороне реки Каракорумское шоссе
Вскоре мы останавливаемся, водитель пытается рассмотреть дорогу впереди, почему-то не выходя из машины. Все просто: с правого борта между джипом и скальной стеной не просунуть и ладонь. Зато с другой стороны оба колеса стоят вровень с краем обрыва. То есть можно открыть дверцу и сразу выйти в пространство. А дна ущелья не видно. Здесь сотни метров. Даже мне становится плохо при взгляде вниз – от безысходности. Водитель задумался, потому что небольшая осыпь впереди превратила дорогу в наклонный скат в пропасть. Мы с Ксюшей пересаживаемся на дальний от пропасти борт, чтобы как-то компенсировать наклон. Благополучно проезжаем. Но уже до самого конца сидим на дальней от обрыва стороне, прижимаясь друг к другу, ибо неприятных мест на дороге было несколько.
Едва переводим дух, как сзади раздаются требовательные сигналы клаксона. Это нас догнала местная мафия…
***
Тут стоит сделать пояснение. Ряд дорог, прилегающих к шоссе в этой местности, держат местные водилы. Если хочешь проехать по дороге, изволь пользоваться их услугами, а нет – будешь битым. Когда мы съезжали с шоссе, Самандар не увидел ни одной машины, а ждать на солнцепеке, понятно, никто из нас не хотел. Потому и отправились дальше на своем джипе. Часть серпантина просматривается снизу, и нас заметили. И теперь местный водитель, везший наверх местного же гида, требовал сатисфакции.
***
Однако Самандара знают и здесь, поэтому до мордобоя не доходит, просто, доехав до места, где из машин можно выйти не в пропасть, мы останавливаемся, и наш водитель с проводником с одной стороны капота, водитель из местных с другой вступают в спор.
Говор на урду на повышенных тонах долго разносится в абсолютной тишине ущелья, и, судя по эмоциям и жестикуляции, местные друзья не хотят отпускать нас просто так. Но с Самандаром им спорить трудновато, слишком уважаемый он человек. В конце концов приходим к компромиссу, местный гид пересаживается к нам, местному водиле заплатили и отправили восвояси, а мы отправляемся дальше вверх.
21. Слющай, кагда далше паедем, а?
Вскоре показывается место, где дорогу размыл бурный ручей. С трудом перепрыгнув его, идем пешком. Звоночек номер два – если горец говорит вам, что идти немного, уточните у него, сколько именно. "Немного" выражалось в подъеме "всего" на двести с лишним вертикальных метров в сумерках. И вновь нам не по себе – то ли резкий перепад высот, то ли физическая нагрузка дали себя знать, но стало понятно, что до Сказочной поляны мы не дойдем. Решено добраться до первой же деревни и попроситься переночевать…
22. Не дошли мы до Сказочной поляны. Нанга Парбат на закате
Продолжение следует…
