Лавандовые сны...

Из последних сил я карабкалась со своей поклажей по огромной лестнице марсельского вокзала Сен-Шарль. Удовольствие исключительно для тех, у кого лишней энергии больше, чем лишних денег. Кому вообще в голову пришло делать на железнодорожном вокзале такую высоченную и крутую лестницу. Нет, ну ладно, если бы промахнулись с высотой и углом подъема один раз, но ведь это свойство есть практически у всех железнодорожных вокзалов мира. Мне кажется тот, кто это придумал, давно в мире ином насмехается над нами с бутылочкой бренди, когда мы втаскиваем на пятидесятую ступеньку свой 30-ти килограммовый чемодан.

Хотя, если остановить мгновение, то картина выглядит куда более радужной… Туристы любят эту знаменитую широченную лестницу с ее красивыми вычурными фонарями и причудливыми статуями в виде Африканских и Азиатских дам. Видимо, еще тогда в 1926 году, когда состряпали этот чудо-шедевр в 104 ступени, Марсель уже в благосклонном поклоне был повернут в сторону Африки, и ее арабского контингента, что даже сама лестница их в город приглашает, послужившая им «лестницей в Европу» в своё время…

Но я сделала это! Прощай арабо-африканская лестница – окно в другой мир!

Впопыхах вбегая в кассы, где столпились огромные очереди, а ведь до отправления моего поезда в Авиньон оставалось всего каких-то 15 минут. Уже понимая провал своей идеи успеть на поезд, я начинаю суетиться, и тут на глаза попадаются желтые терминалы по продаже билетов. Рванув к ним, я спотыкаюсь о чью-то ногу и оказываюсь лицом рядом с новеньким коричневым чемоданом LOUIS VUITTON. Только потом я бросаю взгляд на туфли, натертые до блеска, разбросанные билеты «Авиньон. Первый класс», и поднимаю глаза на господина с голубыми, цвета весеннего утреннего неба, глазами. Он помогает мне встать, держа меня за локоть, а я только и успеваю проронить «Мерси, Месьё…», и быстрым шагом направляясь к терминалам, зачем-то тереблю свой рыжий конский хвост, думая про себя: «Только не поворачивайся, только не поворачивайся». Повернулась – слабачка. Я мгновенно залилась краской, но мужчины уже и след простыл…

Стоя у желтого терминала, я не могу различить и слова, все превратилось для меня в один «многобукв». Бросаю взгляд на часы – 5 минут до отправления. Концентрируюсь, но голубые глаза… черт бы их побрал. Я машинально нажимаю на иконку «Первый класс» — всего на 10 евро дороже – это что какая-то акция всем сегодняшним неудачникам… Автомат выплевывает мою кредитку, и я, хватая свои вещи, несусь по перрону. Мой поезд преспокойненько стоит, проверяющие желают «Бон Вояж»…

Наверное, где-то на подсознательном уровне я готова была обойти два вагона Первого класса в поисках счастья, правда, только цель этих действий тогда была понятна одному только мозгу, точнее тому, что двигало им. Только вот делать мне этого не пришлось. Я влетела в первый вагон, как раз в то время, когда в динамике тетушка жутко гнусавым голосом с арабским акцентом прогундосила, что поезд Марсель-Авиньон отправляется. Но я то только влетела в поезд, а тетка давай в динамик визжать, что для меня было несколько неожиданным, и запутавшись в развязанных шнурках Конверсов, я крайне «удачно» расстелилась в проходе. Ну, если так дело дальше пойдет, то к концу путешествия от меня ничего не останется. А перед глазами возникли знакомые ромбики-цветочки и буковки «LV». Сердце заколотилось чаще.
— В Авиньон? – спросил Он, протягивая мне руку, откладывая газету на соседнее сиденье и привставая с места.
— Да – выдавила я, но получился лишь возглас молодой уточки. Мой голос в мгновение куда-то пропал. А я, дура, даже не заметила, что Он заговорил со мной на чистом русском…

Пока за окном плыли бесконечные зеленые поля, пестреющие желтыми и сиреневыми заплатками, взъерошенные холмы, маленькие деревушки и пушистые леса, Он травил байки про Авиньонское заточение Пап, про Люберонское розе, Прованс и местных жителей. Мне казалось, что за 34 минуты в скоростном поезде, я узнала о Провансе намного больше, чем из всех этих путеводителей и книг Питера Мейла. И я готова была упасть в любовь – к Провансу, разумеется!
— Вино будешь?
— О, нет мне нельзя. В его взгляде читалось: «Боишься нахлестаться в печеньку..?!» И я начала оправдываться… Я поступаю на курсы школы рестораторов Авиньона. Алкоголь убьет чувствительность рецепторов.
— Так ты в Прованс за чувствительностью…?! Сверлил он меня своим взглядом, при этом указательным пальцем правой руки очень неоднозначно почесывая верхнюю губу. Господи, что он делает – подумала я, краснея, я опустила глаза, хихикая как дурочка.

Наш поезд приехал. Он вынес из вагона мой чемодан, вручил мне мои котомки. А я, мило улыбнувшись, рванула подальше от этого сумасшедшего сердцебиения.

Авиньон был моим городом. Обосновавшись в апартаментах, окна которых выходили на одиноко стоящий Папский дворец, я направилась относить документы в кулинарную школу, где за ближайшие три недели меня должны были научить, как изысканно отхерачить башку утке, и превратить жирненькую тушку в шедевр французской кулинарии. После чего мой уровень ресторатора должен был подняться до мидиум сверхгениального, но это уже как повезет.

Авиньон был моим городом. Городом, который в средние века хорошо проинвестировали. Такие долгосрочные инвестиции, приносящие уже сотни лет прибыль потомкам. Круто – вот научиться бы также.

Казалось бы, те же мощеные улочки, старинные дома, уличное кафе и местные, играющие в петанк в тени платанов, но у Авиньона есть свое преимущество. Он величественен, грациозен и бесподобен – нет второго такого, именно благодаря его историческому контексту, который завораживает и привлекает.

Авиньон пропиарили Папы, в историю это вошло как «Авиньонское пленение пап», когда католической церкви стало некомфортно в беспокойном Риме, и богатенький папа Климент Шестой принял решение выкупить авиньонские земли у графов Прованса. Хорошее такое пленение, хотела бы и я быть плененной в таком месте.

Авиньон меня итак пленил. Пленил его старый город, обнесенный крепостной стеной XIV века. Здесь фантастическое ощущение единства старого города – все здания, постройки, улочки, башенки, церкви не беспорядочно разбросаны, а существуют в гармонии друг с другом. Ты идешь по этим мощеным улочкам, а город играет тебе свою мелодию…

Мне казалось, я выглядела нелепо в своей майке и джинсах в рамках Старого города, хотелось подыграть ему по закону роскоши Средневековья. Надеть платье с множеством юбок и оборок, а сверху накинуть зеленый бархатный уппеланд с широченными рукавами и длиннющими полами, и поплыть по Авиньону, как тень минувших эпох. Мне оставалось лишь тяжело вздохнуть, поправить криво скрученные в пучок волосы, и посеменить по утреннему воскресному городу.

Внезапно отовсюду начали раздаваться многочисленные церковные перезвоны – службы заканчивались, а значит, местные сейчас направятся на поиски кафе для семейного обеда. Церквей в Авиньоне было не просто много, а ооочень много, ну еще бы, ведь здесь проживали Папы, и каждому хотелось доказать свою значимость, а чем, ежели не церквями меряться… Не смотря на то, что многие церкви уже переформировали в музеи, различные фонды, культурные центры, действующих осталось не мало, у каждой из них есть свои постоянные клиенты, они же прихожане, жертвующие огромные средства на поддержание жизни дома Господня. Еще пару минут, и весь этот воскресный припудренный контингент хлынет откушать фуа-гра и пате – надо было торопиться.

Авиньон хоть и считается центром провансальской гастрономии, и ресторанов хороших там вроде как предостаточно, но искать их на главных площадях города – это бессмысленное занятие. Что на площади Дю-Пале, где возвышается обширный комплекс Папского Дворца, что на площади l'Horloge, которую я вследствие неисправимого упрямства так и называла Ратушной, из-за наличия там городской Ратуши, представлен чистый туристический гастрономический продукт, поставленный на поток, без заявки на совершенство. Но я же баран, мне во все это не верилось, и в свое свободное от познаний французско-провансальской гастрономии время, я посвящала поиску из ресторанного туристического отстойника своего идеального кафе. Так как воскресенье было полностью в моей власти, с утра пораньше, закинув в сумочку Питера Мейла, я направилась на ту самую Ратушную площадь.

Площадь эта – сумбурная куча кафе, чуть ли не взгромоздившиеся друг на друга. И вот, когда я проходила мимо непонятного кафе со стульями обтянутыми страшными розовыми тряпками, из-за газеты, приподнятой над столиком выглянула пара голубых глаз:
-Привет, Кукла! Казалось, я свалюсь в обморок, мое тело теряло способность двигаться, рот говорить, а мозг соображать. Он усмехнулся. Вот гад! Это он надо мной ржет?!
— Присядешь?!
Он предложил начать этот день с Шато Латур, красного сухого региона Бордо, где в потрясающей гармонии уживался каберне совиньон и мерло, но я моментально перевела все в денежный эквивалент, вспомнив цену за бутылочку такого винодельческого шедевра, решила, что меня хотят купить. К тому же, когда-то еще в Лондоне на курсах сомелье нам говорили: «С утра, если очень хочется праздника, то лучше начинать этот день с холодного шампанского или благородного коньяка». Что ж, под легкое игристое розе, которое из самой прагматичной дамы делает летящую дурочку со звенящим голоском, отлично залетал утренний завтрак, а напротив меня сидел Он такой благородный и статный, как же нелепо, наверное, мы выглядели со стороны. Хотя многообразие туристических ресторанов, которые, простите, загадили ратушную площадь Старого священного города, выглядело куда более нелепым зрелищем, нежели эти двое…

***
По шкале эмоционального подъема все мои амперметры и вольтметры зашкаливали, казалось, что я вполне могла давать электричество, ведь недаром меня долбануло током от чайника, тостера и даже безобидного утюжка для завивки волос. Да, я достала его из своих тайников. Сегодня я должна быть красивой просто для себя...
Вставив наушники в айфон, я вылетела на улицу, как первая июньская ласточка, еще такая свеженькая и беззаботная. О, боже, Он. Я краснею. В его руках охапка нежно-сиреневой лаванды. Он выпустил смачный клуб дыма, и решительными огромными шагами предводителя спартанцев направился ко мне.
— У тебя 15 минут на сборы. Ты же приехала искать вкусы Прованса. В Авиньоне ты их не найдешь, здесь все чистая подделка. Я пыталась возразить, что у меня кулинарный курс, практикум, и мне еще пахать три недели. Но в ответ лишь услышала — он уже обо всем договорился, мне обещали вернуть меня в целости и сохранности ровно через сутки, и полное восстановление в правах на авиньонских кухнях.

Кто придумал куда-то тащиться утром… Но сказочная страна Люберон заиграла для меня новыми красками. Что за вздор ехать многополосными автострадами, и видеть перед своим носом скучную серость дорожного полотна. Прованс настоящий — это узкие, практически сельские дороги, рядом с которыми выстроилась почетная армия люберонских виноградников. Они будто приветствуют вас в этом царстве безмятежного, легкого, веселого, романтичного Прованса. Главное ловить детали, даже если вы не прирожденный гедонист, Прованс научит вас чувству Прекрасного. Он влюбляет в себя, и пусть чуточку надсмехаясь над вами. Сопротивляться его чарам бесполезно. Это Искушение. И вот вы уже в его Власти…

И вот ты уже в качестве жертвы этой нездоровой любви в Провансальском стиле, петляешь по извилистым дорогам Люберона, взбираешься на новый холм, и не веришь своим глазам… Да это же Горд!

С него началась моя заочная любовь к Провансу с лавандовыми снами… Мне было достаточно увидеть где-то фотокарточку, и погрузиться в свои мечты, представлять ароматы, запахи, шершавость старых стен. И вот он передо мной, нависающий над пропастью, кривоватый и какой-то нелепый старинный Горд. Да, он казалось действительно ГОРДился своей средневековой стариной, важно задирая «нос» своих башен, над всем этим раскрученным туристическим аттракционом.

Горд невозможно не любить, эта любовь статична, она не двигается не в плюс не в минус, но дабы не быть совсем лохом, ты веришь, что любишь Горд. Все потому что эта любовь навязана – один дурак когда-то где-то написал о нем, другие дураки поверили ему, с тех пор прошло больше двадцати лет, но с каждым годом дураков, которые так и прут становится все больше. Горду совершенно не к лицу эти огромные туристические автобусы с толпами китайцев, которых перед этим, видимо, завезли на фабрику шляпок, и они как инкубаторы нацепили их на себя. Мне они мешались – честно, хотя я уже давно к ним адаптировалась, но на узких улицах-лестницах Горда их копошение и тявканье было чрезмерным. Во мне проснулся бунтарь, и я готова была сделать что-нибудь нехорошее… Например, аккуратненько подтолкнуть одного на спуске, чтобы они все дружной пирамидкой попадали вниз. От одной этой мысли мне становилось веселее, и я поняла Горд – это городок деталей, тут главную партию в ансамбле Провансальской жизни играют мелочи…

А еще для меня совершенным открытием стало такое большое количество спусков и подъемов, всевозможных самых неудобных лесенок и ступеней. Таким дамам-воронам, как я, без кавалеров ходить строго запрещается, навернуться – плевое дело. А еще наверху ужасный ветер, и моя сорокасантиметровая юбка постоянно мне давала знать об этом. Поэтому, мне приходилось бороться сразу с рядом проблем: вечными неудобными спусками и подъемами, очень стараясь не навернуться, сильным ветром, который ликвидировал все юбочное предназначение и черными головешками китайцев, но к ним я нашла применение, их вполне можно использовать в качестве декораций, главное, остановиться, слиться со старыми стенами и наблюдать… Только вот, когда я пыталась что-то снять – это было странное зрелище из недоработанного жанра комедии. Но Его похоже забавляло, хоть кому-то вся эта ситуация поднимала уровень эндорфина.

Он смотрел на меня и чрезмерно сладко над всем этим надсмехался.
— Зачем ты повсюду таскаешь с собой этого Питера Мейла? – Спросил Он, вытаскивая «Год в Провансе» из моей сумки.
Ну что я должна была ему ответить… То, что это идеальный роман о Провансе, и ни одному местному не удалось так запечатлеть в слове всю красоту этого региона, как это почувствовал какой-то там англичанин. Он небрежно кинул книжку на заднее сиденье и со словами — Хорошо, поехали в Менерб,- втопил педаль газа в пол. И чего этот англичанин так задел его.

Жизнь прекрасна! – ни с того ни с сего воскликнул он, паркуясь в Менербе, промолчав при этом всю дорогу. Для меня трындычихи это были самые страшные 20 минут, такой стерильной тишины не было еще никогда в моей жизни.
"La Vie est Belle!" – Жизнь прекрасна – действительно, эта надпись встречает нас на одной из стен сразу, как только ты попадаешь в город. Судя по всему жизнь здесь действительно прекрасна, ведь недаром Питер Мейл выбрал деревеньку своим домом в Провансе, а написав роман об адаптации в этом местечке, распродал его тиражом в шесть миллионов экземпляров. Такую жизни не иначе как Прекрасной не назовешь.

Но, не смотря на всю раскрученность городка, не смотря на бренд «Самые красивые деревеньки Франции», городок сей чрезмерно скучен. Он вызывает сонливость, хочется завернуться в плед и засесть где-нибудь на веранде, жуя жутко калорийную пасту с трюфелем, заливая все это литрами розе. Наверное, Менерб предназначен исключительно для жизни, ну не производит он у меня впечатление чего-то по-провански романтического.

Даже наличие рядом пары глаз, с вожделением смотревшие в мою сторону, картину исправить не могли. Пока я снимала этот "мертвый" город с редкими прохожими, которые явно были из числа местных, и странно поглядывали в мою сторону, Он исчез. Как сквозь землю провалился. Ну не заглотили же его эти старые стены...

Это было уже не смешно и жутковато. Закрытые булочные, кафе, спрятавшиеся за решеткой, лишь одинокие вывески напоминали о том, что здесь все-таки есть жизнь. В этом непонятном, чрезмерно замедленном и спокойном течении жизни яркий свет одинокой булочной смотрелся как спасительный маяк. Как ни в чем не бывало, Он вылетел из булочной, протягивая мне бриош с яблоком, наполовину завёрнутый в коричневую бумагу. Я в свою очередь, как будто никакой паники и не было и все это в порядке вещей, начала его жевать, разглядывая витрину булочной, где в хаотичном нагромождении стояли разные склянки вперемешку с бутафорскими пирожными и сдобами. Мой взгляд приковали всевозможные варенья и джемы. Я вручила Ему пакет с 8 баночками инжирного, грецкого ореха, лимон-розмарин — имбирь, черешня, айва.... Конечно, на меня посмотрели как на ненормальную, но это моя слабость, попробуй, объясни сладкоежке, который уплетал уже третью булочку с шоколадом, что ты сахар видишь только в банках с вареньем- не поймет, осудит)
— Унылое го*но, — вынес Он вердикт – я ж говорил, что твой Мейл старый му*ак.

Так вот зачем он привез меня в этот скучный Менерб, чтобы доказать свою теорию. Нет, настраиваемся на позитив, и ищем только хорошее. Первый плюс нашелся тут же– буквально за углом – на юге городка открываются удивительные панорамные виды на зеленые кудрявые, неровные, какие-то еще совсем юные холмы Люберона. Эта природная красота, именно в таком минорном настроении воспринимается лучше всего, ее одиночество вокруг всего нашумевшего туристического Провансальского мира более ощутимо.

Тишина улиц и отсутствие людей мне казалось уже тоже большой удачей, нежели толпы туристического потока, носящие тебя по улицам города. Тут город будто обволакивает тебя вокруг, создавая ореол прекрасной жизни… Где за каждым поворотом скрывается какая-то тайна, где каждый камень несет в себе историю столетий, а каждый случайно брошенный взгляд дарит идеальную картину мира, мира провансальской деревушки, деревушки созданной для красивой жизни, а не для туристического баловства.

И если южные стены гористого Менерба нам подарили великолепные виды на холмы Люберона, то на севере, у стен города простираются бесконечные виноградники Прованса, насажанные пьяной рукой мастера, как тому взбрело в голову, все вместе они составляли огромное лоскутное одеяло. Здесь впервые, глядя на виноградники, ко мне в голову пришли два слова «синергия» и «гармония»…

И вот уже плетясь по улочкам города к машине, я задрала голову, и увидела совершенно не уместно «припаркованный» замок, ну как-то он не вписывался в этот мир, где казалось всегда правило Его Величество Спокойствие. А раз есть замок, который к тому же выглядел как неприступная цитадель – значит, было что и от кого защищать… И не была бы Даша Дашей, если бы не полезла на разведку… Замок сей выглядит очень антуражненько, с десятком табличек, что это частная территория и любая съемка запрещена, но кого это когда останавливало, тем более что из живых существ меня ждал только каменный лев.

На ужин мы поехали в Лурмарен. В настоящую мекку вечерней жизни в Провансе.

И если другие маленькие городки и деревеньки страдают туристической несостоятельностью и отсутствием ресторанов, либо их непонятной «начинкой», то здесь открывается настоящий рай для гастрономического гения. Всевозможных ресторанов, кафе, баров в Лурмарене кажется больше, нежели местного населения. С местными здесь вообще напряг, ты скорее встретишь какую-нибудь знаменитость либо всесильных мира сего. Практически 90% всей недвижимости принадлежит иностранцам, для которых Прованс, а точнее Лурмарен стал домом родным, кто-то здесь обосновался и живет, проедая миллионы сына-банкира или свою немаленькую пенсию, которая вполне покрывает расходы на новенький порш. Кто-то приезжает на каникулы и отпуск, а для кого-то это просто престиж иметь недвижимость в Лурмарене. Лурмарен это такая Люберонская Ницца. Это модно. Так из самой красивой деревни за пару десятилетий он превратился в город шанелей и майклов корсов, город моетов и реми мартенов, город, где модно выкаблучиваться и не бояться быть смешным, смешон тут тот, кто пьет крюшон

Лурмарен создал истинное «art de vivre» — «искусство жить». Как только ты попадаешь на этот бал роскоши и красивой жизни, тебе действительно кажется, что это целое искусство, как бы искусственно и наигранно порою оно не выглядело.

Но почему-то именно в Лурмарене становится невероятно комфортно и весело. Ты влюбляешься в эти старые стены, в этот замок и оливковые деревья, окружающие город. Милый, приятный городок, няшность которого порою зашкаливает

Ты с радостью выстаиваешь огромную очередь в гастрономический изысканный ресторан Auberge la Fenière, и с такой же чрезмерной радостью пробуешь пятый коктейль «Золушка». Здесь уже нет той чопорности Горда, той грусти Менерба, здесь какая-то своя «легкая» жизнь, «легкие» блондинки в бриллиантах и «легкие» дядечки демонстративно взмахивающие своими золотыми вашерон константин. Глядя на весь этот цирк, настроение поднимается еще больше, и «Золушка» идет хорошо.

Как в этой беспечной неге может быть нехорошо? Каждая деревенька, каждое местечко дарит разные ни с чем несравнимые эмоции. Здесь как нельзя лучше работают все пять чувств: ты видишь сиреневые лепестки лаванды, пробуешь легкое, слегка дурманящее розе, трогаешь шероховатость старых стен, и тебе кажется, что воздух буквально пропитан запахом прованских трав из мельницы на кухне. Розмарин, базилик, тимьян, шалфей, мята, душица, майоран – эти запахи преследуют тебя повсюду, они дурманят, может, именно они как наркотик действуют на твое сознание, вызывая чувство привыкания к Провансу. Так или иначе, но выпив на ночь лимонада с лавандой, и повесив сиреневую веточку на кровать мне спалось так сладко… как младенцу…

***
Он исчез из моей жизни также мгновенно и оперативно, как и появился в ней. В 14:00 аккурат на кулинарном практикуме, когда я пинцетом украшала цветочками мусс из кабачка, в кармане завибрировал мобильник.
— Я улетаю сегодня вечером.
— Спасибо за Прованс.
-Пока, детка. Гудки. Комок в горле, испарина на лбу. Черт!
Вечером, когда я сидела с ненавистной мне нутеллой перед "Завтрак у Тиффани", раздался звонок в дверь. Красивый кудрявый курьер, несколько смущаясь моих разглядываний, протянул мне сверток в коричневой бумаге. Ни штампов, ни имени, ни обратного адреса. Ну что за марсианин прислал....
Передо мной на столе лежал мой первый молескин и походные акварели. На маленькой записочке жутко правильным почерком с катастрофическим надавливанием на перо выведены красивые буковки: «Человек обязательно должен что-то коллекционировать. Начни с эмоций и моментов, милая...»

Действительно, а почему бы нет, ведь эмоции всегда можно нарисовать, момент запечатлеть, собрать их обширную коллекцию. Гораздо бОльшую по экспонатам, чем какие-то там марки... Дать им вторую жизнь. Переложить на бумагу в виде карандашных и акварельных почеркушек, или на "электронный лист" в виде многослов...Чтобы тысячи таких же странников были...влюбленные в Прованс

Продолжение здесь Влюбленные в Прованс. Лавандовые поля