Прага и ее окрестности сольются с переживаниями и жизнью Марины Цветаевой, станут не просто фоном, на котором разыгрывается действие стихотворений и поэм Цветаевой, но и сами станут настоящими героями. Один из таких героев — 
холм Петршин, самый высокий холм в Праге.
Цветаеву влекло к этому месту некое таинство, мистика, окутывающие холм легенды и предания, связанные с кельтами, которые обитали в этих местах в стародавние времена. Холму Петршин Марина Ивановна посвятила «Поэму Горы», открывшую интересную серию поэм, «действующими лицами» которых стали неодушевленные предметы и абстрактные понятия, в которые поэтесса вдохнула жизнь и страсть: «Поэма лестницы», «Попытка комнаты», «Поэма воздуха».
Та гора была — миры!
Бог за мир взимает дорого!
Горе началось с горы.
Та гора была над городом.
О каком горе написала Цветаева? О личном горе: холм Петршин был свидетелем любви Цветаевой, окончившейся предательством. В Праге у нее ярким пламенем разгорелась любовь к Константину Радзиевичу, университетскому товарищу и однополчанину мужа. Это человек сложной биографии, вызывавшей разные толки в эмигрантской среде из-за того, что, будучи красным офицером, в конце гражданской войны оказался в плену у белых и вместе с ними бежал за границу. Невысокий, стройный, с военной выправкой и тонкими чертами лица Радзиевич имел неизменный успех у женщин.
Не избежала его чар и Цветаева, поначалу не придавшая особого значения этому знакомству. Но потом… Потом возникшее чувство захватило ее полностью, накрыло, как волной, с головой. Это была самая настоящая сильнейшая страсть, подарившая ей и радость и боль: «Как это случилось? О, друг, как это случается?! Рванулась, другой ответил, я услышала большие слова, проще которых нет и которые я, может быть, в первый раз за жизнь слышу».
Та гора была, как грудь
Рекрута, снарядом сваленного.
Та гора хотела губ
Девственных, обряда свадебного.
Это самое большое увлечение Цветаевой едва не привело к разрыву и расставанию с мужем Сергеем Эфроном, который все видел и знал. Он нашел в себе силы выдержать ее уход и простить ей ее приход, правда, уходила она всего на несколько дней. А Марина начала писать «Поэму конца», где символами расставания стали мост и река (Карлов мост и Влтава), разделяющие героиню и героя.
Постепенно улеглись страдания, рвавшие когтями душу, и в ноябре 1924 года среди прочих стихотворений в цветаевской тетради появляется новое — «Под шалью», где намекается на грядущее материнство.
Женщина, что у тебя под шалью?
— Будущее!
Из письма Тесковой: «Дорогая Анна Антоновна, Вам — первой — письменная весть. Мой сын, опередив и медицину, и лирику, оставив позади остров Штванице (родильный дом), решил родиться не 15-го (февраля), а 1-го (февраля)». Цветаева хотела назвать сына Борисом (в честь Пастернака), но по «робкой просьбе» мужа Эфрона, который, несмотря на щекотливое положение дел, однозначно признал ребенка своим, назвала сына Георгием. Впрочем, в семье все называли ребенка Муром за способность издавать звуки, похожие на мурлыканье.
Имя Георгий было близко Цветаевой из-за базилики Святого Георгия в Градчанах: эта базилика ей нравилась больше собора Святого Вита. Она ласково называла его «Святой Георгий под снегом», так как башни этой базилики выполнены в белом цвете.
Гуляя по Праге, Марина Цветаева часто приходила на
Староместскую площадь
полюбоваться часами «Пражский Орлой»
и помолиться в храме Святого Микулаша, бывшего в то время православным.
Цветаева много времени проводила на старом кладбище в Йозефов, где в полной тишине и одиночестве читала письма от своих корреспондентов: «Помню изумительную прогулку на еврейское кладбище, в полный цвет сирени…».
В 1925 году муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон закончил учебу в Карловом университете. Но, вопреки ожиданиям, жизнь в Праге стала не легче, а тяжелее, потому что масарикова стипендия, выдаваемая чешским правительством студентам-эмигрантам, закончилась, работы не находилось, а поэтическое творчество прокормить не могло. Существовать было практически не на что. От усталости, нищеты и мрачной перспективы растить сына в убогих деревянных окраинных домах родилось решение уехать в Париж…
Цветаева не переставала тосковать о Праге, не оставляя мечты встретиться с ней вновь и повторяя: «В Прагу рано или поздно вернусь непременно». Но – не вернулась. Не получилось.
