Поскольку издание, для которого я писал эту статью, ее слегка урезало и убрало все приколы, публикую ее здесь, безо всякой цензуры.

В сентябре сего года судьба забросила меня на Курильское озеро, что на самом юге Камчатского полуострова. Миссия вполне благородная: почетная волонтерская должность.
Опыта волонтерства в моей биографии – хоть отбавляй: прокладка туристических троп на Кавказе, работа с детьми-сиротами в деревне Китеж Калужской области, многолетние поездки по археологическим экспедициям, и даже месячная работа учителем в непальской деревне…
Но это, камчатское, волонтерство – особенное, вдали от цивилизации, в краю медведей, с видом на действующие вулканы и на самое красивое озеро Камчатки: немногим удается добраться до этого медвежьего угла.

Если даже Камчатка на карте России выглядит каким-то нереально далеким отшибом, то Курильское озеро – дестинация малознакомая и малодоступная даже для самих камчадалов. По моим оценкам, не больше десяти процентов камчатцев – коренных жителей полуострова – бывало в этих местах.

Вообще – позволю себе лирическое отступление – простой внутренний туризм мало интересует местных жителей. Поехать на рыбалку, охоту, на какую-нибудь фееричную пьянку у друзей, куда нужно добираться везде- или снегоходом несколько дней – это да, это камчатцы любят. Но что касается всяких восхождений на вулканы, пешеходные продирания сквозь леса и камчатские джунгли с огромными рюкзаками на плечах – это прерогатива, за редким исключением, гидов и экскурсоводов.

Но зато рассказывать могут про свои камчатские красоты и трудности… совершеннейшие небылицы! Приукрашая, а иногда и попросту привирая, дабы нагнать важности и страху в глазах приезжего с материка, неопытного туриста. Поначалу, прибыв на полуостров, ты веришь всей этой чуши и с глупым видом киваешь: слушая, как медведи прогрызают «Уралы» и «Камазы» насквозь, чтобы добраться до сгущенки, каких невообразимых размеров бывают косолапые. И вулканы на Камчатке, дескать, самые высокие в мире, и камни из вулканических жерл вылетают аж на километр ввысь, и рыба по сто сорок килограмм – и все в таком духе. А уж если – по странной случайности – вы вместе с камчатцем наткнетесь на настоящего, не выдуманного медведя, то ваш новый знакомый поспешит заверить вас, что именно этот – самый маленький, которого они только встречали, все остальные бывали раз в шесть больше!
Камчадалы (или, как их правильней называть, камчатцы) очень любят свой край, но любят как-то на словах, на уровне слухов и каких-то мало похожих на правду историй, часто путаясь в фактах, показаниях, цифрах и масштабах. Но за язык хватать таких добрых и отзывчивых людей как-то не хочется, и, после пары месяцев походов по самым труднодоступным местам полуострова, ты продолжаешь кивать и улыбаться, но уже со знанием дела, отфильтровывая правду от вымысла. Будет нелишним еще раз отметить, что гостеприимство и желание, а – главное – умение помочь, умение всегда вовремя прийти на выручку, накормить и обогреть после долгих походов по лесам и болотам – в этом камчатцам нет равных. И по этим показателям жители полуострова уверенно обгоняют материковых россиян, уступая лишь, пожалуй, только кавказцам и обитателям еще пары-тройки регионов. Поэтому, слушая – уже наши собственные – истории, подкладывая огромные куски рыбы нам в тарелки, местные жители переставали вешать нам на уши лапшу про медведей, протаранивающих «Камазы» и про стокилограммовых рыбин, выловленных своими руками.


Но вернемся к труднодоступному Курильскому озеру. Забраться сюда по земле и воде проблематично, поэтому практически всё: грузы, топливо, волонтеры, туристы, инспектора – доставляются вертолетами. Лишь медведи да камчатская лососевая рыба – нерка – забредают в эти края своим ходом, первые – чтобы есть, вторые – чтобы их ели. На самом деле, камчатский лосось каким-то неведом науке образом, после четырехлетних скитаний по Тихому океану, возвращается в истоки родной реки – Озёрной, – чтобы отложить икру и найти свой последний приют неподалеку от Курильского озера, аккурат в месте своего рождения. К сожалению, не каждой рыбине это удается. Огромная часть их – несколько миллионов особей – становится добычей хищников, с удовольствием пасущихся в этих местах: таков уж закон природы. А врагов у бедной вкусной нерки – хоть отбавляй: это и белоплечие орланы, и лисицы, и, разумеется, сотни медведей, околачивающихся вокруг озера после голодных зимних месяцев. Часы тикают – и готовящимся к следующей спячке мишкам в срочном порядке необходимо запасаться жиром: по нескольку килограммов в день нарастает на их боках.

В самые первые недели нереста медведь пожирает рыбину целиком, но постепенно, к концу августа, становится избирательным гурманом: выедая лишь икру и прочие вкусности, потребляя в день по нескольку килограммов невылупившихся мальков. Если перевести килограммы лакомства в рублевый эквивалент, по среднемосковской цене, то получится, что за сезон прожорливый косолапый сжирает никак не меньше среднего автомобиля. К счастью, медведям деликатес достается задаром.

Отъедаясь вкусной и бесплатной икрой, медведи жиреют на глазах.

Но сытый медведь – не значит безопасный для человека. Бдительность терять не стоит, поэтому выход с кордона – только в обнимку с фальшфейером – специальной светошумовой ракетой, применять которую рекомендуется только в крайних случаях. Но без нее – никуда, даже по малой нужде ночью. Я и сам часто становился свидетелем ночного пиршества, выйдя на крыльцо бани ихтиологической базы, в которой мне довелось ночевать все несколько недель своего волонтерства. Баня стояла вплотную к забору и кромке воды. Держа в одной руке свой детородный орган, а в другой – фальшфейер, в одних трусах наблюдая за светящимися в темноте глазами и медвежий силуэт на фоне луны, хлюпающий по воде, я понимал, что хлипкий электрозабор и фальшфейер вряд ли могут спасти: от прожорливой туши меня отделяли считанные метры.

Люди бывалые, инспектора и рыболовы, лишь усмехаются при виде этих хлопушек и носят с собой настоящие карабины. К счастью, в отличие от браконьеров, применяют их крайне редко.
Туристов же за территорию, огражденную электрозабором, выпускают только в сопровождении вооруженного инспектора: таковы меры безопасности, и вполне оправданные. Ровно 20 лет назад одного японского фотографа загрыз медведь прямо тут, на Курильском. Можно без труда отыскать в Интернете последнюю прижизненную фотографию бедняги-японца: огромного клыкастого медведя, залезающего в палатку. Но – опять же – люди бывалые усмехаются, хоть и с сожалением: виноват сам, нечего разбивать лагерь на медвежьих тропах. Что бы ни говорили на материке (так камчадалы называют остальную Россию), о том, что человек – хозяин природы, на Камчатке законы природы, а, следовательно, и хозяева – другие: мохнатые, зубастые, в несколько раз мощнее, тяжелее и – удивительное дело – быстрее какого-то там человека. Да, именно быстрее; многие поражаются, видя как огроменная туша скачет, словно рысь, за чешуйчатой добычей, умудряясь развивать скорость в 30 и более километров в час – гораздо быстрей ленивой беременной рыбины.

Как мне объяснили ихтиологи, на базе которых мы временно обитаем, к концу жизни у нерки нарушаются какие-то нервные процессы и она начинает вести себя неадекватно: метаться, выпрыгивать из воды, а к тому же изменяется в форме и размерах, агонизируя и медленно подыхая после нереста. Но медведей и прочую хищную живность нервное и предсмертное состояние рыбы не останавливает: выскакивающих из воды красных несколькокилограммовых особей ловко хватают своими когтями косолапые товарищи, вспарывая им брюхо и пожирая вкусные внутренности.

Рыбы действительно много, река и озеро просто кипят и бурлят неркой, поэтому значительная часть особей не становится добычей, а достойно заканчивают свой жизненный путь: откладывают икру, оставляя потомство, и подыхают…
Дохлой рыбы по берегам озера и вытекающей из него реки – видимо-невидимо: она гниет повсюду, наполняя воздух особенным ароматом. Как говаривал профессор Преображенский, рыба второй свежести не бывает. На нашем озере свежесть у нерки может быть абсолютно любой: хоть третьей, хоть десятой. Приезжайте – убедитесь сами! Добавляют особой изюминки в окружающий аромат сами медведи: ведь это на картинках мишка пушистый и красивый, как из рекламы шампуня, а на деле он достаточно резко пахнет псиной.
На целую неделю по соседству с нами поселилась британская съемочная группа из «National Geographic». Английские операторы делают фильм про жизненный цикл лососевых рыб: поработав в Норвегии и Японии, репортеры прибыли сюда, на Камчатку. Если погода хорошая, видеооператоры рассекают на вертолете в погоне за рыбой и ее врагами: снимают настоящий блокбастер. В дни проливных дождей съемки перемещаются к дохлятине: она становится главным героем. Косолапые уходят на второй план. Целый день мы таскаем мешки с полуразложившимися тушками, раскладывая их в интересные узоры, чтобы кадры получились особенно эффектными, сваливаем рыбин в кучи, чтобы прикормить медведей, и занимаемся прочей околонаучной белибердой.

Ну а по вечерам – пьянка. Зарубежным журналистам, стоит признать, по душе местные спиртные напитки.

Бывает, заезжают на кордон и более знаменитые личности. Поговаривают даже, что в прошлом году медведей навестил сам Медведев. Мне же удалось застать американского актера Стивена Сигала. Он был почему-то наряжен в костюм с эмблемой «Единой России», видимо, потому что накануне в России были выборы в Госдуму. По той же, скорей всего, причине, у Стивена сильно дрожали руки – и мы даже были не прочь опохмелить его остатками водки. Впрочем, народ застеснялся: Сигал – парень, с которым шутить не стоит, это не алкожурналисты из «National Geographic».

У ихтиологов и обитающих поблизости инспекторов Кроноцкого заповедника есть свои любимцы. Среди медведей, не среди гнилых рыбин, конечно. Почти у каждого косолапого – своя кличка и биография, которую нам с удовольствием рассказывают местные – не жители, а заточенцы.

Действительно, со стороны местная жизнь отчасти похожа на заточение: ни телевизора, ни женщин… Только и спасает, что карты да водка по вечерам. Но, справедливости ради нужно заметить, пьют тут поменьше, чем в некоторых археологических экспедициях центральной России: знаю не понаслышке. Из других приятных моментов, скрашивающих суровую лесную жизнь инспекторов и ихтиологов, можно назвать простенькую деревянную баню, самодельный тренажерный зал под открытым небом и – совсем невиданное дело – еле дышащий спутниковый Интернет.

Ну и последняя, самая главная и любимая местными работниками отдушина: чревоугодие. Особенно в непогоду. Чтобы не быть голословным и дабы читатель самостоятельно смог оценить масштабы трагедии, скажу лишь, что один из студентов-инспекторов, проходящих практику в этих благословенных краях, за каких-то пару летних месяцев умудрился растолстеть с восьмидесяти двух до девяноста пяти килограмм, став, тем самым, объектом насмешек у своих приятелей-однокурсников. В непогожие дни создается ощущение, что мы соревнуемся с медведями в конкурсе по обжорству: кто кого переест.

Обязанности волонтера нехитрые: наливай да пей, мелкое строительство и ремонт, забота об электрозаборе, заправка многочисленных квадроциклов, моторных лодок и вездеходов топливом, очистка территории и троп от мусора, прокладка новых туристических маршрутов. Есть у нас и собственный крематорий: для сжигания отходов, ведь выбрасывать ничего никуда нельзя, все-таки статус заповедника. Почетная обязанность жечь мусор, щедро политый керосином (топливо тут считать не принято), была возложена на меня. Даже остатки еды уничтожаются особенным образом – чтобы не нарушить сложившийся тысячелетиями природный баланс экосистемы. Никаких «покормить мишек-лисичек куриными косточками» – только в крематорий, чтоб все сгорело дотла. Такое осторожное обращение с мохнатыми соседями делают человека абсолютно для них неинтересным. Эта осторожность оправданна, ведь, как говорят местные зоологи, случайно опрокинутый котелок с кашей может убить медведя. И это вовсе не шутка: однажды отведав человеческой еды, косолапый абсолютно точно продолжит охоту на лакомство в будущем, залезая в деревни и чужие – человеческие – владения, пока рано или поздно не будет пристрелен за свою излишнюю назойливость.
На Курильском озере, при помощи местных инспекторов и ученых, матери растят медвежат в полной уверенности, что с человека вряд ли можно поиметь какую-либо пользу, так, дураки какие-то, генераторами шумят, камерами щелкают.

Знатоки, однако, рассказывают, что наблюдались случаи, когда медведица, почуяв опасность в лице медведя-одиночки, оставляла человеку своих детенышей для присмотра, а сама вступала в схватку с противником. Случаи каннибализма среди медведей нередки: одичалые голодные взрослые самцы запросто могут растерзать медвежонка на глазах у матери.
К сожаленью или к счастью, мне наблюдать за медвежьим каннибализмом не довелось: такое, скорее, случается по весне, когда ни рыбы, ни ягод в округе не сыскать.
Приспособившись к безопасному соседству с человеком, мишки вокруг озера разгуливают непугаными: не боятся ни лодок, ни дизельных электрогенераторов, ни квадроциклов, ни даже вертолетов.

Стайки медвежьих семейств с интересом встречают приземляющиеся «вертушки» и вываливающихся из них туристов с фотокамерами. Получается забавная ситуация: не люди приходят сюда поглазеть на мишек, а они – на нас: ведь это ж мы в клетке, а косолапые – снаружи электроограждения, на воле.

Сигал

Как я упоминал, топливо тут, как деньги на сочинской олимпиаде, никто не считает: генераторы работают почти круглосуточно, даже на самые малые расстояния люди и грузы предпочитают передвигаться на мотовездеходах. Волонтеру предоставляется неплохой шанс освоить эту нехитрую машину. Медведи же, как выяснилось, – большие любители всяких пахучих жидкостей: красок, керосина, дизельного топлива. Нередки случаи, когда косолапые воровали и прогрызали канистры, но не пьянства ради, а чтобы, извалявшись в гремучих жидкостях, стать менее привлекательными для блох, слепней и оводов.

Ведь помимо запаха псины, медведи – еще и переносчики разнообразных зловредных насекомых, а бензины-керосины напрочь убивают всякую заразу. Кстати, первые восходители на камчатские вулканы (в середине прошлого века) несли с собой целые бочки с солидолом, чтобы обмазывать им своих лошадей, от мух, оводов, слепней. Вездеходных дорог к местным извергающимся сопкам в пятидесятые годы проложено еще не было, поэтому путь к подножию преодолевался на лошадях. Медведи же ищут пути борьбы с паразитами самостоятельно. Однажды сильнейший штормовой ветер перевернул нашу плоскодонную лодку. Работы на полдня: просушить и вычерпать воду, поставить судно на место, поменять свечи и масло. Медведь тоже воспользовался происшествием: выловил уплывшую из лодки канистру, прогрыз ее и завладел двадцатью пятью литрами девяносто пятого бензина…

На дворе конец сентября, температура по ночам падает ниже нуля. Пора улетать. Косолапых уже не так много, как в августе. Но загулявшие товарищи особенно любопытны: приходят проводить тебя на аэродром. Из окна иллюминатора кажется, что вот-вот медведица достанет платок, чтобы помахать взмывающей вверх «вертушке», а маленькие медвежата зарыдают в голос. Но, покрутив носом и ушами, косолапое семейство отправляется по своим медвежьим делам: доедать остатки рыбы и ягоды…

«Известный» факт про Россию, что по Красной Площади гуляют медведи – и так действительно думают некоторые американцы (что порой становится объектом насмешек представителей более адекватных национальностей). К сожалению или к счастью, это далеко от истины, на Красной Площади медведей нет.

Но, могу вас заверить, медведи разгуливают тут, вокруг Курильского озера. И в августе-сентябре их особенно много. Так что – пару часов от Красной Площади до Шереметьево, оттуда восемь с половиной часов самолетом до Петропавловска-Камчатского, неделя ожидания хорошей погоды, час вертолетом – и вы на Курильском озере. Тут мишек точно хоть отбавляй – настоящая медвежья столица России!