— Люди!…, Кто так строит?! — вопил на весь фильм в свое время замечательный актер Семен Фарада.
Этим же вопросом, я уверен, задастся каждый, кто впервые увидел замок Пьерфон.
Что ж, давайте вместе попробуем найти ответ на поставленный вопрос, тем более, что для этого нам всего-то навсего понадобится сгонять в IX век и прожить вместе с этой невероятной махиной каких-то жалких тысячу двести лет.
Доподлинно известно, что именно в конце IX века места к северу от Парижа стали лакомым кусочком для грязного отребья, которое будто катком прошлось по городам и селам слегка разжиревших франков. Племена пришельцев звались норманнами. Основным родом их нехитрой деятельности была война; ей они отдавали лучшие годы своей недолгой, но насыщенной жизни; ее они славили во время своих кровопролитных обрядов и ею они упивались до беспамятства.
Также полоумные дикари не представляли своего досуга без крепкой набитой крысами темницы, со старой доброй пытошной во главе угла. От подобного увлечения норманнов в Пьерфоне остались бесконечные подземелья, и к счастью, на этом след варваров в летописи замка теряется. С ними, как и с любыми дикарями, не имело никакого смыла воевать. Недорогие бусики, огненная вода, благородные девицы вождям и сытные крошки власти очень скоро превратили безжалостных воинов сначала в подвластных кнуту любителей пряников, а затем и в добропорядочных франкофилов.
Далее Пьерфон начал бродить по рукам, как эстафетная палочка, и закончился этот увлекательный процесс лишь с приходом к власти могущественного, но не любившего дерзких наглецов короля Филиппа Августа. Монарху пуще лягушачьих лапок осточертели своевольные всесильные вассалы вокруг Парижа, которые плевать хотели на столицу, законную власть и само королевство. Филипп довольно ловко сумел стравить между собой зарвавшихся графов Фландрии, Блуа и Невера, а в самом апофеозе веселья отгрыз у них столько власти и земли, сколько мог переварить хилый желудок королевского домена. Так Пьерфон перешел во владения короны.
Всю свою жизнь Филипп буквально по буквам пытался собрать единое, красивое слово «Франция», но на тот момент у него еще не было в наличии даже первого полукруга столь важной, заглавной буквы «Ф». Не до замков ему было в эти нелегкие времена Великой Раздробленности, а потому Пьерфону пришлось еще около двух веков дожидаться настоящего хозяина, которому крепостные стены позарез нужны были бы для какого-нибудь веселого, лязгающего мечами междусобойчика. И такой сюзерен в итоге сыскался. В 1392 году безумный на всю голову король Карл VI дарит замок своему брату герцогу Людовику Орлеанскому.
Издревле Орлеанские считались самой «несчастной» семьей Франции. Младший брат…. Полудержавный властелин, стоящий на расстоянии полутени от трона, обреченный всеми рецепторами души ощущать сладкий аромат власти, но неспособный к ней прикоснуться; ребенок, выросший в черной зависти и в зловонном дыму интриг; вечно младший, вечно обиженный и вечно ВТОРОЙ!
Вот кому нужны были стены, которые могут выдержать любую осаду! Вот тот, чей дом должен был стать непреступной крепостью! В случае с Людовиком ситуация осложнялась еще и тем, что он открыто заявлял о своих королевских амбициях, остервенело (и с удовольствием) спал с женой короля, а в лучших врагах числил герцога Бургундского!
И Людовик не подвел: такого замка Франция еще не видывала! Его строительство было практически завершено к 1400 году, а 11 лет спустя в Пьерфоне со знатной резней и матерной пушечной перебранкой прошло торжественное новоселье. Герцог бургундский осадил замок и положил под ним половину своей армии, едва надкусив похохатывающие над его жалкими потугами башни.
Мелким заварухам, войнушкам, никчемным попыткам нахрапом овладеть крепостными стенами в истории Орлеанского детища не было числа, а вот гости посерьезнее начали наведываться в Пьерфон в конце XVI века. В разгар религиозного безумия Генрих IV с исключительно недружественным визитом подошел к замку и властно повелел сдаться всем, кому дорога жизнь. Ответом самонадеянному наваррцу был лишь дикий хохот да лай пушечных залпов! В результате, оценив толщину стен и наглость защитников, лидер протестантов предпочел искать счастье в местах менее щетинистых и кусачих. Несколькими годами позже, он поднабравшись сил и серьезно заматерев, вернулся в Пьерфон, но снова получил по своей еще не коронованной макушке и более в этот замок ни под каким тартаром не совался.
Роковую роль в истории Пьерфона сыграл брат первой красавицы того времени Габриэль д'Эстре. Бессонным, изнурительным ночным трудом хрупкая барышня добыла для родимой кровиночки этот замок, а Франсуа взял да и с дуру поставил не на ту карту. Можно было шутить безобидные шутки с переменчивым Генрихом IV, перечить принцу Конде и даже изредка тявкать на сурового Людовика XIII, а вот с кардиналом Ришелье здравомыслящие люди предпочитали не связываться. Франсуа д'Эстре слишком уверовал в неприступность стен своего замка, за что и был образцово-показательно бит. Матерый Ришелье, который за свою жизнь пощелкал немало зубодробительных орешков, просто поставил перед замком батарею только что отлитых орудий и неделю без перерыва на обед и молитву поливал центральную башню безжалостным огнем. Когда ядер в стене оказалось больше чем камня, могучий исполин, испустив истошный предсмертный вопль, рухнул, и судьба гиганта была решена….
Несколько лет его пытались стереть с лица земли лучшие стиратели своего времени, но детище Людовика Орлеанского, ощерив наполовину выбитые клыки, огрызалось и не поддавалось ни разрушительной человеческой мысли, ни заложенным под стенами бомбам. В конце концов даже великий кардинал признал за замком право на существование, и срыв внешние укрепления, оставил его в покое.
Медленно но верно Пьерфон начал превращаться в груду никому не нужных, заунывных развалин. Казалось, что удача навсегда отвернулась от этих некогда суровых стен, но в начале XIX века на смену всесметающей революционной вакханалии пришла эпоха романтизма, а с ней и мода на все средневековое и искалеченное временем. Зачем Наполеон I купил себе Пьерфон, не знает наверное даже сам великий император, а вот его племяннику Наполеону III замок действительно был нужен как воздух.
Дело в том, что будущий правитель Франции считал себя крупным экспертом в сфере создания оборонительных сооружений. Игру в замки и крепости он любил почти так же самозабвенно, как его дядя — игру в солдатиков и сражения. Во что бы то ни стало Шарлю Луи нужна была гигантская забава, в которую он мог бы вложить весь свой детский азарт и нерастраченные фантазии.
На роль архитектора был приглашен человек воистину великий и далеко не случайный. Именно благодаря ему Франция превратилась в страну, которая сумела так «бережно сохранить» свое историческое наследие. Сегодня уже никто не задумывается над тем, что практически все средневековые раритеты были подняты из руин и заботливо восстановлены в середине XIX века.
Аббатство Сен-Дени и Сент-Шапель, Венсенский замок и замок Куси, Амьенский собор и собор Парижской Богоматери, крепость Каркассон и еще Бог знает что, — все это дело рук Эжена Виолле-ле-Дюка. Именно его Наполеон III пригласил для исполнения своей мечты, и причиной тому была не только гениальность мастера. Недоброжелатели Эжена утверждали, что при реконструкции развалин основоположник архитектурной реставрации не столько пользуется старинными чертежами, сколько наслаждается полетом собственной фантазии. Если маэстро видел инженерные просчеты былых мастеров, то немедленно исправлял их, если ему до одури хотелось увидеть на вершине замка затейливую башенку, то она немедленно вырастала, как по мановению волшебной палочки, ну а коли половина крепости мешала обозревать окрестности, то день-другой, — и не было никакой стены!
Этот стиль был очень близки Наполеону III. Он сам хотел создавать историю, а не пассивно перелопачивать идеи занудных всезнаек. Поначалу, он предполагал восстановить лишь донжон, который должен был восстать над «живописными развалинами». Однако в процессе реконструкции будущий император нагулял такой зверский аппетит, что после внесенных им изменений, пришлось восстанавливать весь оборонительный комплекс.
Увы, Наполеону так и не довелось увидеть свое творение в полной красе. Зато благодаря его амбициям и мечтам сегодня мы можем без каких бы то ни было проблем восхищаться восставшим из руин великаном.
Внутри Пьерфон так же великолепен, как и снаружи. Самым впечатляющим его помещением является «Зал девяти достойных женщин». В Наполеоновские времена здесь проводились музыкальные салоны и роскошные балы. Это помещение было целиком посвящено благородным временам средневекового рыцарства. По периметру его когда-то стерегли от нежелательных визитов статуи славных воинов, а сами стены были украшены нюхнувшим пороха и попившим кровушки боевым оружием. В небольших нишах над камином расположились скульптуры девяти дам, история которых показалась мне настолько интересной, что я позволю себе остановиться на ней более подробно.
Дело в том, что башни в Пьерфоне не безымянны, и все они имеют свои посвящения. Где-то в середине XIV века Европа придумала себе красивую сказку о девяти величайших мужах в истории человечества. Тремя античными героями были признаны Юлий Цезарь, Гектор и Александр Македонский, Ветхозаветными — Иисус Навин, Иуда Маккавей и Давид, а средневековыми — Готфрид Бульонский, король Артур и Карл Великий. Статуи великих мужей воинственно расположились на своих сторожевых башнях и кто верой, а кто мечом стерегли покой прекрасных дам, что под их надежной защитой могли посвятить себя занятиям чисто женским. (Достойным мужчиной «без башни» оказался почему-то царь Давид. Его звезда расположилась в часовне замка и, видимо, таким образом оберегала Пьерфон от напастей).
Входные ворота замка доверены великому Юлию Цезарю.
А пока мужчины стояли в дозоре, прекрасная половина своей грацией и красотой украшала балы в Пьерфоне и превращала рядовые праздники в из ряда вон выходящую сказку. Пьерфонские красавицы конечно тоже были далеко не так просты. В них обладатель наметанного глаза может признать великих цариц Египта, Вавилона, Иллирии и, естественно, прекрасных амазонкок. До Наполеоновских времен не дошло ни одной мало-мальски приличной фотографии этих величественных дам, а потому девять самых прекрасных и знатных женщин Франции предоставили свои благородные анфасы и ухоженные тела в распоряжение скульпторов. Так Семирамиду легко подменила в галерее императрица Евгения, а одну из цариц-амазонок Синопу – грузинская княжна Саломея Дадиани. Она, к слову сказать, каким–то боком, ну или с помощью других частей тела, умудрилась породниться с родом Мюрата, и именно потомки маршала подарили советским комсомолкам вкус изумительного вина Оджалеши.
Уж не знаю, насколько Евгения была похожа на царицу Ассирии, но говорят, что обе были восхитительно прекрасны.
Более остальных меня заинтересовала таинственная герцогиня, сыгравшая роль другой царицы амазонок — Лампето. Оказалось, что на карте Франции в предместьях Парижа 8 ноября 1883 года народился на свет новый город – Malakoff. Назван он был в честь маршала Жана-Жака Пелисье, который в Севастопольскую войну овладел Малаховым курганом, за что и получил титул герцога и город впридачу. Таким образом, в зале 9 достойных женщин есть свой, хоть и не самый торжественный русский след.
Во время нашего посещения в замке проходила выставка женских костюмов, и эта дама своей «элегантной шляпкой» насквозь пронзила мне сердце. В хрущевскую двушку моей юности я не смог бы привести ее, даже если б вошел в долю с соседом сверху.
Но если бальный зал — это скорее торжество величия и красоты, то подземелье Пьерфона отдано во власть вечного покоя и памяти. Это не совсем кладбище, как думают многие. Гизанты (от французского слова gesir – покоиться) это надгробные фигуры, сделанные с портретным сходством усопших. В подземельях Пьерфона никто не похоронен, и ничья душа не будет потревожена нелепыми воплями туристских детей или вспышками камер, просто здесь устроена выставка памятников самых благородных людей Франции.
Эту коллекцию распорядился собрать в Версале в 1837 году король Луи-Филипп. Она по всем канонам Революции должна была сгинуть одной из первых под молотками разбушевавшихся пролетариев, потому что в ней, как легко догадаться, не нашлось места ни одному «рабочему и крестьянке». Каким чудесным образом ей удалось выжить в то мракобесное время, наверное навсегда останется тайной. Сегодня, под таинственную музыку, что извивающейся змеей заползает в самую душу, под тихую молитву, растекающуюся из темноты замкового подземелья, можно прикоснуться взглядом и памятью к надгробиям Екатирины Медичи и герцогов Орлеанских, Генриха Навррского и Анны Бретонской…
На меня это место произвело неизгладимое впечатление! Я как будто на полчаса погрузился в многовековое прошлое и был представлен ко двору тех, о ком когда-то с таким упоением читал, а ныне пишу. В странной, щемящей сердце, прострации я бродил по страницам французской истории и не чувствовал себя чужим ни на балу, ни в битве…. Уж больно многие здесь были мне знакомы и далеко не безразличны, уж слишком часто упоминания об этих людях встречалось в моей изгрызенной книжными червями жизни.
Замок Пьерфон Chateau de Pierrefonds
Мой рейтинг – 8,5/10
