Ничто так не бередит уставшую от опричнины, раскулачиваний, дефолтов и перестроек душу русского человека, как поездка в Париж.
Париж! Буровая вышка Эйфеля, поля фильтрации, Портосовские места… Где ещё увидишь мавров-жандармов, станцию метро «Инвалиды», гигантский модерновый тетраэдр, заслонивший Лувр? Пестрит художниками-приставалами малюсенький Монмартр. Зубом-осколком рассекает проспект Arc de Triomphe. Стаи голубей то и дело подкрашивают открытые всем ветрам греко-римские изваяния.
Но вот какие-то полтора часа и город пройден насквозь. В сознании не удаётся удержать всю малость пространства, занятого Парижем. Разнопёрая толпа устремляется в пригородные дворцы. В скупости ландшафтных шедевров меркнет блеск Петергофа. Клумбы полныя аляповатых сюжетов. Озабоченные японцы подобострастно фиксируют объективами задницы будто случайно залетевших в сад редких лебедей. Отчаянно радуют пестрые рекламные шарики, заметно украшающие декаданс королевских апартаментов. На этих табуретках, свесив суровые ноги на каменный пол, почивали некогда голубокровые властители.
Лавина впечатлений обрушивается внезапно, разрывая серость осеннего вечера, особенно после изрядной дозы кальвадоса, закушенного рокфором и запитого (надо же успеть всё попробовать) кружечкой анжуйского.
На этом углу Квазимодо отобрал косточку у французского бульдога. Или не Квазимодо? А на этой мельнице мельник показывал голых девок Ричарду, герцогу Йоркскому. Или не Ричарду? Или не девок?
Но что это впереди? Выход из метро! Впечатляюще смелый выпад против американской диетологии. В эти волшебные створки не протиснутся 60% американцев. Впрочем, они, вероятно, и до Сены не доберутся.
Постойте, кажется, мы заблудились. Нужно спросить дорогу вон у тех полицейских. Кто знает французский? Никто? Тогда я знаю. «Пардон, мсье… Метро?» Как хорошо в Париже знать местный язык! Попробуй, скажи им что-нибудь на русском, бурятском, карело-финском или суахили! Тем более на английском. Разумеется, английский парижане знают, но всё время он вылетает из их занятых осознанием богатства исторических впечатлений светлых аборигенских голов. Поэтому приходится начинать издалека: «пардон», «мсье» или «жё не манж па сис жур». После подобной преамбулы дар к языкам у вашего собеседника вспыхивает с небывалой силой, и незнание корейского или малайского он тут же восполнит легко трактуемыми жестами и милой до невинности улыбкой.
Париж – это не Москва и даже не Бобруйск. Но сколько в этом слове… Нет-нет, да и услышишь на улицах (если не прочтешь на стенке) с детства знакомую, ёмкую как удар в ухо и краткую как картечь фразу. Окурки, бережно сложенные вдоль бордюров, темнокожие подростки, демонстративно отхлёбывающие пиво в вагоне подземки, МакДоналд'с – мелкие детали, призванные скрасить ностальгию по далёкому дому, то и дело выхватываются зорким глазом из обыденной размеренности Парижа. И, конечно, лабиринты переходов метро, которые, подобно одесским катакомбам, причудливо пересекаются, кружатся и подчас заводят неопытного путника в неожиданно унавоженные уголки подпарижья.
Доподлинно неизвестно кто проектировал это хитросплетение коридоров и линий, хотя и приписывают многое некоему эмигранту Розанову, позже возвратившемуся для создания московского метро. Впрочем, потом его всё равно репрессировали, видимо, не дав воплотить на родине буржуазные зарисовки. Потому, быть может, только и в Париже порой от станции до станции ровно столько, сколько по лестнице до платформы. Иногда же наоборот, будто идёшь вдоль по Ленинскому авеню от окраины до Октябрьской, и признаки станций в поле зрения не наблюдаются.
Парижане очень любят багеты. Бомжи, дети, солидные персоналии в дорогих галстуках идут по улицам и жуют длинные, как пёс его знает что, батоны. Поесть в городе можно. Скажем, как Вам эклеры с зеленым горошком, морковкой и кетчупом? Но ежели чего исконного, так это, пожалуй, улиток, устриц, лягушек, ибо более привычная еда стоит столько же, а жаба, как говорится, не задушит, только если её съесть. Выручают сверхмногочисленные арабские и китайские питальни. Адаптированная к среднеевропейским желудкам, их пища вполне легко ложится на бремя съеденного в отчизне. Увидев в магазине оладушки, попарно запаянные в жестоко узкий пакет и предлагаемые за 5 Евро обе, а также грибы-лисички по цене авианосца на уличных развалах, невольно приходишь к мысли о неверно выбранной профессии и вообще радикально ошибочных жизненных ориентирах.
Увидеть Париж можно по-всякому. Увидеть и умереть. Я решил не умирать. Поскольку город сей мне действительно понравился. Незабываемо, несравнимо ни с чем. Но к чему повторять восторженных пиитов? Просто капнул дёгтя и решил не умирать. Вы не были в Париже?? Немедленно забудьте все мною сказанное и поезжайте! Вернётесь – поговорим.
