На языке индейцев племени хаида, слово хаида значит просто – человек. Хаида Гвай – острова людей, называют индейцы эти острова, но ещё раньше они называли их Xhaaidlagha Gwaayaai, что значит "острова на краю света", и верили, что именно здесь началась жизнь. Хаида были самыми развитыми индейцами всего западного побережья, европейцы их даже называли викингами Америки. Их огромных военных каноэ боялись все, а покупка искусно сделанного "хорошо сбалансированного" рыбацкого каноэ была элементом престижа для всех североамериканских народов.
Между западным берегом архипелага и японским тихоокеанским берегом нет ни одной земли, только лишь бесконечные пространства северного тихого океана. Всё что японцы теряют на своей стороне, в конце концов доплывает до этих островов, так было раньше, так же происходит и сейчас (смотри например историю "Казу Мару"). Западному берегу по-своему повезло. Восточный берег – девственно прозрачен и чист, дикий, как будто бы не знающий человека. Западный берег – и вот на каменистых пляжах находятся вещи из какого-то другого мира. Маленькие, скрюченные от тихоокеанских ветров (и тем же спасенные от вырубки) деревья стоят на страже всего японского мусора. Здесь находятся раковины ракушек тропических вод, которые сами никогда не живут в этой холодной воде. Здесь лежат, кажущиеся инопланетными японские банки из-под шампуня, кроссовки и упаковки от еды. Как ужасающее грязен японский берег, всё тоже (хотя и меньше) оказывается и здесь. Каждый живущий на островах и сейчас собирает красивые стеклянные поплавки с именами рыбацких суден. Японские рыбаки их используют на своих сетях, и, удивительное дело, эти стеклянные шарики преодолевают тысячи километров не разбившись, хотя на одно путешествие через океан у них уходит в среднем около 10 лет.
- Ты жил в Японии, - спросили у меня, - видел там такие шарики?
- Нет, - честно признался я, - ни разу. Наверняка они есть, но я просто не обращал внимания. Там на них никто не обращает внимания. Наверное, потому и теряют так много.
Хаида не знали металлов, но умели обращаться с ними и ценили их превыше всего. В те времена, когда японцы ещё не сорили кроссовками Найк, все металлические вещи народу хаида приносило море. Конечно, хаида не знали о японцах. А японцы о хаида. Хаида верили, что металлы дарует магическая морская черепаха.
А потом приплыли европейские корабли. С настоящими металлами.
Считается, что вершины развития цивилизация хаида достигла во время первых контактов с европейцами. Впрочем, так как хаида не имели письменности и в свете того что с ними произошло потом, о том, что было до контакта с европейцами известно очень мало. Разные источники называют цифры от 15 до 60 тысяч человек народа (считая рабов из других племён), живущие в как минимум 126 различных деревнях. Для сравнения, сейчас остались только две деревни. Предположительно хаида не жили в деревнях летом, вместо этого проводя всё время за охотой, собирательством и рыболовством в лесах. Женщины плели одежды из корней и коры красного кедра, а мужчины – вырезали по дереву и строили каноэ. В деревнях люди собирались только зимой, где в огромных длинных срубах на нескольких уровнях жили по нескольку десятков человек, в тесноте, но тепле. Торговля с европейцами позволила цивилизации хаида моментально взлететь на новую высоту. Получив в достатке железные инструменты, бывшие до этого большой редкостью, строительство, резьба по дереву и производство лодок сразу значительно ускорились. Всё больше людей собирались в каждой деревне, теперь получив возможность жить значительно плотнее, чем раньше. Считается, что перед концом, в как минимум некоторых деревнях на 20-30 домов жили по 500-700 человек. Даже сейчас ни один из городов на архипелаге не может похвастаться столь "большим" населением.
Англичане шутят, что разница между Британией и Америкой в том, что Британия – страна, где 100 миль – большое расстояние, а Америка – страна, где 100 лет – огромный срок. Сохранились старые черно-белые фотографии уже заброшенных деревень, сделанные европейцами в первые годы контакта. Все деревни строились по одной схеме. Выбиралось место с пляжем на берегу моря. Обязательно рядом – маленький, частично закрывающий бухту, островок. На этих островках жили только шаманы, вход которым на обычную землю был запрещён. Сейчас все эти маленькие острова и остров Дом, с которого по легенде произошли хаида, считаются священными и вход белым людям на них строго запрещен. На пляже стояли каноэ, каждое из цельного дерева. А далее полукругом – длинные дома. Перед каждым – по несколько 15-метровых тотемных столбов. Каждый – со сложнейшей резьбой, снизу и до самого верха. Не менее массивные и не менее украшенные столбы ставили сваями в каждый дом. Каждый вход был только через раскрытый рот какого-нибудь вырезанного животного. Даже то, что осталось сейчас: потрясающее зрелище, а то, что было тогда - должно было просто кружить голову.
Европейцы сначала предполагали, что тотемные столбы – идолы, но это совершенно не так. Вместо этого столбы исполняли одну из нескольких строго определённых ролей.
Большинство тех, что остались сейчас – так называемые посмертные столбы. Хаида никогда не закапывали умерших в землю. Вместо этого валили крупное дерево. Его основание (широкую часть) выдалбливали до тех пор, пока в неё не входил труп. Заложив в полученное отверстие умершего, снаружи его закрывали резным деревянным щитом с изображением символического животного. Потом вырезалась оставшаяся часть бревна и его ставили в землю как бы вверх ногами, то есть поднимая умершего к небу. Изображения на брёвнах надо читать сверху вниз, каждое – целая история, или легенда. Сначала изображение клана. Их у хаида было только два: вороны и орлы. В старые времена ворон имел права брать в жены только орла и наоборот. Разделение орёл-ворон передается, как и все наследие, у хаида по матери, и хотя чистота браков больше не соблюдается, каждый современный хаида отлично знает ворон он или орёл. Потом идут фамильные символы. Второе животное было своё у каждой семьи и передавалось по наследству, однако дело здесь довольно запутанное, так как фамильными животными можно было меняться. Например, если вам медведь нравится больше бобра, вы могли поменять своего бобра на чьего-то медведя, естественно при соблюдении соответствующей процедуры. Кроме обычных зверей в фамилиях использовалось и немало мифических. Например, косатка с двумя спинными плавниками считалась круче косатки с одним. И так далее. Не шучу. Доходило до семи плавников.
Другая форма тотемных столбов – мемориальные тотемы. Их ставили по тем, чье тело не было найдено, например, о погибших в море. И, наконец, самые красивые столбы делались для парадного входа в дом. Здесь широкая часть дерева была снизу, и в ней вырезался раскрытый рот животного, служивший входом. Впрочем, практически все вещи, сделанные хаида, были не менее декоративны.
Хаида не имели денег, их экономика была основана на подарках. Важнейшим социальным ритуалом был потлач. Количество колец потлача на тотемном столбе – важный признак статуса умершего. Каждое изменение социального статуса у хаида было возможно только через процедуру потлача, то есть если кто-то хотел повысить свою социальную важность, то первым делом он должен был собрать всех жителей деревни и подарить каждому соответствующее статусу количество даров. В обмен на дары собравшиеся обязались запомнить точно и крепко новое социальное положение дарящего (становившегося соответственно очень гордым, но очень бедным). Такой же процедурой передавались и наследные титулы. Например, когда вождь племени умирал, наследнику вождя (который, кстати, был не сын вождя, а сын старшей сестры вождя, так как все наследие у хаида передаётся только по материнской линии), получал два года, чтобы вырезать предыдущему вождю красивый тотемный столб, а так же собрать всех жителей деревни на потлач. Если же финансовое положение наследника не позволяло сделать этого в срок, то роль вождя мог потребовать себе следующий родственник, способный провести указанную процедуру. Изначально основным товаром, меняющим руки во время потлача, были запасы сушёной рыбы.
С европейским богатством пришли и европейские болезни. Не имея иммунитета против болезней старого света, хаида начали стремительно умирать. От (как минимум) 12 тысяч человек к концу 1800-ых осталось только 350. Этот период от первого контакта с "теми кто издалека" до 1990-х хаида называют "временем тишины". Сложно даже представить через какой ужас пришлось пройти жившим в это время людям. Сейчас рассказывают, что оспа летала в воздухе. В самых южных деревнях, куда первыми прибыли европейцы, начали умирать первыми. Оставшиеся в живых люди, бросали все свои вещи, дома и богатства и бежали с юга на север, в части архипелага ещё не знавшие болезни. И, конечно, приносили болезнь с собой.
Одновременно с этим неуклонно росло богатство, приводя к необычайной инфляции потлача. Кроме рыбы и других природных товаров на потлаче начали раздавать произведённые товары, привезённые европейцами, металлические инструменты и одеяла. Постоянная смертность требовала проводить процедуры передачи наследного статуса чаще и чаще. Единственным металлом, который хаида умели добывать прямо на своих островах, было золото, которое у хаида считалось негодным товаром, будучи слишком мягким для производства инструментов. Однако хаида быстро поняли, что европейцы наоборот золото ценят. В 1851-ом индеец хаида продал почти килограммовый самородок золота в обмен на полторы тысячи китайских одеял! Терялась культура, целые племена полностью теряли свою историю, когда умирали, не успев даже воспитать учеников, наследные профессиональные "историки" племени, мужчины, чья работа была заучивать легенды свое племени наизусть.
В 1981-ом году, одна из первых, самых южных, брошенных деревень хаида, Сганг Гваай, была признана мировым достоянием ЮНЕСКО как памятник исчезающей индейской культуры. От былого величия осталось, увы, не так много. Одиноко стоят десятки столбов, лежат остатки домов в оставшихся ямах. Между ними пасутся олени и растут новые деревья.
Деревни подверглись не одной серии грабежей. Мелкие резные вещи, бронзовые щиты, предметы искусства были разворованы европейскими "искателями приключений" вскоре после того, как хаида покинули свои деревни. Музейные экспедиции украли целые каноэ и тотемные столбы, распилив те, что были слишком большие, чтобы увезти целиком. Были вынуты даже все скелеты предков хаида лежавшие в столбах. В то время как хаида продолжали жить и умирать, костями их предков торговали с другом-другом европейские богачи на больших столичных аукционах. Уникальные артефакты искусства индейцев оказались в музеях Лондона и Нью-Йорка. До сих пор тысячи костей предков из деревни Сганг Гваай лежат в лондонском музее антропологии. Часть останков, из других деревень, хаида смогли получить назад несколько лет назад по суду и репатриировали их на родину. Однако подобная процедура пока не возможна для предков из Сганг Гваай, так как у них не осталось ни одного живого прямого наследника.
В 70-ых прямо через деревню Куна, через брошенные дома и столбы прямо по центру деревни прорезали дорогу в лес, чтобы вырубить ценный лес на холме. Сложно представить как можно вести вырубку более деструктивно.
Период отчаянья и болезней у индейцев был благодатным для европейских миссионеров. Священники обещали избавление от болезней и несчастья, в обмен на предание забвению традиционных богов и принятие Христа. Не понимая значения тотемных столбов, священники требовали от самих индейцев сломать их и спустить в море. Нью Клю - заброшенная деревня на северном конце острова Луиз, была одной из таких деревень. Здесь уже не найти ни одного артефакта индейского искусства: вместо этого старые брошенные грузовики с деревянными колёсами, прогнившие ботинки на подошве со стальными шипами. Сложно даже поверить, что каких-нибудь 100 лет назад здесь в этой чаще был целый городок.
Чуть поодаль – огромное кладбище. Старые, покосившие могилы, каждая со своим камнем. До священников, хаида никогда не хоронили своих предков в земле, но, говорят, христианские проповедники были очень строги по этому поводу. На каждом камне только британские имена – священник заставлял каждого принять новое английское имя при переходе в христианство. На архипелаге не было своего производства, и все эти надгробия приходилось заказывать с континента, за огромные суммы. Томас, Дуглас, Адам. На каждом камне всегда круглый возраст: 10, 20, 30, 40 лет. Хаида, естественно, не знали и не считали своих зим.
Не помогло. Люди в деревне продолжали умирать, так что она просуществовала всего около 3 лет, после чего оставшиеся бежали дальше на север. Могилы до сих пор стоят на месте, но с разрытыми ямами. Убегая, оставшиеся люди бросили такие дорогие могильные камни, но раскопали могилы, увезли с собой предков.
В 1885-ом, по рекомендации священников, называвших потлач главным препятствием к цивилизации у индейцев, правительство Канады запретило потлач под страхом заключения до шести месяцев. Лишь некоторые хаида продолжали чтить традицию, маскируя потлач под "христианские собрания".
Между 1857-ом и 1869-ым были приняты федеральные законы о принудительном образовании индейцев в целях интеграции их в современное (британское) общество. Так как на архипелаге не было ни одной школы-интерната, за детьми хаида приехали на больших кораблях, и, насильно отобрав их от родителей, увезли их на материк. Чтобы прервать связь детей и родителей и "воспитать детей индейцев в современных членов общества", при живых родителях их отбирали в фактические детские дома строгого режима. За попытки говорить на родном языке, поклонение своим богам или соблюдение индейских традиций следовали жёсткие телесные наказания. Смертность в таких канадских "школах" достигала 60 процентов. Последняя индейская школа-интернат была закрыта в Канаде только в 1996-ом году. Премьер-министр Канады извинился перед индейцами только в прошлом году. Римский папа – только в этом. Всё современное поколение индейцев – люди прошедшие через ад таких школ, лишённые насильно связи с родителями, с предками, со своей культурой. Поколение детдомовцев, не умеющих и не могущих делать множество самых обычных бытовых вещей, которым может научить только мама с папой, моральных и часто физических калек. Только 45 человек глубоких стариков сейчас знают язык хаида как родной. Только несколько лет назад хаида смогли начать процесс восстановления своего языка, который теперь учат детям в школе на архипелаге, но уже как иностранный.
Впрочем, как всегда, есть и другая сторона медали. Что осталось на месте, разрушает сама природа. Каждый год зимние штормы отрывают новые и новые куски от оставшихся на местах развалин. Каждый год они становятся меньше и меньше.
Лес медленно колонизирует оставшиеся предметы. Гниющее дерево – лучший питательный материал для следующего дерева.
Сейчас, когда хаида пытаются по крупицам снова собрать свою культуру то, что сохранилось в музеях, стало бесценным для современных резчиков по дереву. Смотря на прошлые предметы искусства, современные творцы хаида пытаются снова научиться тому, что умели их предки.
Билл Рид, сын женщины хаида, бежавшей на остров Ванкувер и американского моряка, стал одним из самых знаменитых скульпторов Канады. Его работы украшают аэропорт Ванкувера и обратную сторону канадской 20-долларовой купюры. На мировую выставку достижений в Ванкувере именно он сделал огромное каноэ. Сейчас это каноэ вернулось на архипелаг. Наследники привезли его прах в деревню Тану, откуда когда-то была родом его мама, вплавь от Ванкувера до архипелага, на том самом каноэ. Сейчас это каноэ можно взять покататься за какую-то сущую мелочь, а именно 1500 долларов в час, в Скидгейте. Маленький мемориал художника, на котором его имя написано только на языке хаида, стал любимым местом заточки рогов всех окрестных оленей.
Многие современные хаида – художники или мастера. Сейчас, когда закончился период тишины, снова постепенно оживает голос хаида, восстанавливаются старые традиции. Уже который год хаида безуспешно судятся с правительством Канады и Британской Колумбии за право владения островами. Хаида не признают своего присоединения к Канаде на основе того факта, что они ни разу не подписывали ни актов капитуляции, не были завоеваны в войне, или добровольно присоединились. Их просто не спросили. Вопрос для правительства, безусловно больной, так как аналогичная ситуация есть и практически со всеми другими индейцами.
Несколько лет назад в двух оставшихся деревнях – Скидгейт и Старый Массет снова стали ставить современные тотемные столбы. Один раз я зашёл в библиотеку в современном административном центре архипелага, в городке Королева Шарлотта. Какой-то старичок разговорился, увидев новое лицо; позвал меня помогать ставить новый тотем в понедельник. Тяжелое бревно сложно поднимать и индейцам всегда не хватает рук. К сожалению, я никак не смог помочь – в понедельник у меня уже был самолёт.
Но как бы не были красивы и ярки современные тотемы, ничто не заменит истории старых. Все людские секреты лес прячет всё дальше и дальше. На огромном пространстве, без указателей, координат, и тропинок практически невозможно даже передвигаться, невозможно что-то заметить или найти. Пока не покажут те, кто знают. Вот в чаще лежит брошенное, недостроенное каноэ. Время оспы. Кто-то пытался построить, чтобы убежать от болезни. Видимо, не успел.
Почти невозможно противное английское слово: CMT (culturally modified tree). Так сейчас антропологи называют деревья сохраняющие признаки использования человеком. Где-то была содрана кора (на одежду). Где-то в основании ямка и был зажжён костёр (традиционный у хаида, до получения топора, способ валить деревья).
Есть один тотем, который, вероятно, совершенно никто из увидевших его не сможет забыть. В Сганг Гваай он стоит далеко от всех остальных и по хорошей причине: это тотем вождя первой (более маленькой и сейчас полностью потерянной) деревни полностью вымершей от оспы. Когда вождь деревни остался один, он бежал в тогда ещё живой город Сганг Гваай, где в скорости и умер. Считается, что это было последний тотем, возведённый на этом месте. Для чужака – поодаль от своих предков, на отшибе. На столбе изображён следующий сюжет: медведь гризли облизывает голову человека.
Все остальные тотемные столбы всегда идеально симметричны. Этот единственный в своём роде столб вполне заметно косит. Никто не знает почему. Одна из теорий, что все мастера резчики в этот момент уже умерли от болезни, а ученики не успели доучиться. Другая, что люди, вырезавшие этот сюжет, были уже настолько больны, что не смогли сделать работу ровно.
