Сердце земли на архипелаге ещё горячо. Здесь – самое сейсмически активное место Канады, где землетрясения происходят практически постоянно. Просто всем всё равно. Людей здесь мало, да и всё построено из дерева.
Если вы были хоть один раз в любом месте на берегу моря в Британской Колумбии, вы, безусловно, видели огромные брёвна лежащие здесь на каждом пляже. На некоторых из них можно до сих пор найти следы гвоздей и подписанные номера. Все они – памятник всему ужасу канадской лесной промышленности, её масштабам. Весь вырубленный лес перевозиться морем, в огромных связках. Иногда штормы разбивают связки, и лесорубы теряют свой лес, который потом и выносит на пляжи. Многие из бревен на пляжах Ванкувера когда-то были елями в Хаида Гвай.
Здесь растут одни из самых привлекательных в мире сортов дерева. Только один ствол ели ситка стоит от 60 до 100 тысяч канадский долларов. Сейчас, во время экономического кризиса, когда правительство считает что ему нужно больше и больше денег, права на вырубку леса в Британской Колумбии не только не уменьшаются, а продаются больше и больше. Расширяются наделы, разрешенные для вырубки частными компаниями и на острове Ванкувер, и на архипелаге Королевы Шарлотты, и по берегу. Уникальные влажные джунгли умеренного климата становятся всё меньше и меньше.
Смотря на картинки можно подумать, что лес хорошо восстанавливается, но это не так. Лес восстанавливается очень медленно. Часто никогда. Должно пройти много лет, совпасть множество условий. Места бывшей вырубки всегда очень легко увидеть с моря или воздуха: старый лес всегда очень тёмный, почти чёрный, с проблесками седины от умирающих от старости кедров (мертвый кедр может ещё много лет стоять вертикально). Молодой же лес ярко зеленый, как заплатка. Например, здесь был небольшой городок колонизаторов, стояли дома, вырубался лес. По сваям к морю подходила железная дорога, которая отвозила бревна со склонов к морской отправке.
Кедр и ель никогда не вырастают на месте вырубки. Первым появляется неприхотливая быстрорастущая тсуга. Должно пройти 30-50 лет, прежде чем тсуга разгребёт своими корнями почву достаточно, чтобы в ней смогли прижиться семена кедра. Должны осенью пройти медведи, а реки должны быть полны лосося. Каждый медведь уносит в лес в среднем 700 рыб, скелеты которых медведи втаптывают в землю под деревьями. Сгнивая, рыбьи кости выделяют азот, только после которого почва становится готова для первых семян ели. И только если молодые побеги не съедят олени, только через несколько сот лет, снова появится старый лес. И наверное никогда лес снова не станет таким, как на островах не знавших ледникового периода, где деревья пережили до нас буквально десятки и десятки тысяч лет. С этим лесом наверное не сравнится ни один из лесов всего мира. Нигде, ни в заповеднике на острове Ванкувер, ни на Якусима, я не видел настолько старого, настолько тёмного леса. Этому лесу даже не 10 тысяч лет, а все 100.
Один из маленьких островов заповедника называется островом горячих источников. Три источника с горячей солёной водой вытекают на этом острове и больше нигде. Когда в 1985-ом южная часть архипелага стала заповедником, индейцы хаида организовали совместную с правительством Канады программу защиты этой уникальной территории. От хаида, несколько индейцев приезжают каждый год летом в 5 стратегических мест заповедника. От правительства Канады им привозят еду и воду, построили маленькие домики, и платят зарплату (из федеральных налогов и платы за "нахождение в заповеднике", которую нужно платить за каждый день пребывания). Сейчас весной ещё очень холодно, и из всех мест индейцы приехали только в одно – на остров горячих источников. Даже сейчас, когда на всех островах вокруг холод и ветер, на острове горячих источников почему-то солнце и удивительно жарко. Даже деревья здесь совершенно другие, маленькие, тропические.
Температура воды совершенно обжигающая, я еле смог залезть. К сожалению, я забыл взять с собой свой термометр, а у женщины хаида не оказалось в домике ничего лучше какого-то странного кулинарного термометра. Вместо градусов он показывал рецепты: в какой температуре что готовить. Мы засунули его в воду, и термометр честно показал: желе. Не знаю, как и понимать. Вода была не самая лучшая, но такого вида из источника я не видел до этого ни разу в жизни. Вокруг – снежные шапки других островов. Вокруг морские волны. Вокруг – абсолютно никого. И можно лежать в горячей воде и видеть, как продолжают плескаться вокруг вездесущие киты.
Неподалёку – место, с которого начался заповедник. В 1985-ом, вожди оставшихся племён хаида вышли на блокаду на острове Лиэл. На старое видео практически невозможно смотреть без слёз. Маленькие, сгорбленные старички и старушки в очках сидят прямо на земле, в дождь, перекрывая собой вход грузовикам на просёлочную дорогу. Грузовики не могут проехать за лесом. Вызывают полицию. Индейцам зачитывают их права, грозят двумя годами тюрьмы.
- Два года? Мне уже 100 лет, как разница где ещё два? А там кофе в тюрьме есть? Если есть кофе, мне нормально.
- Да поймите же, мы это делаем не ради себя. Мы уже старые. Мы ради детей. Если вырубить весь лес, где будут дети жить? Не только наши дети. Даже дети белых людей. На чём будут делать деньги ваши дети, если вы вырубите весь лес?
- Я хочу спросить у правительства Канады только один вопрос, кто сделал эти острова? Правительство Канады или Бог? Если не правительство Канады, то почему оно их продаёт как своё?
После долгих переговоров был достигнут компромисс с хаида. Правительство Канады согласилось выделить южную, не обитаемую часть архипелага в заповедник и запретить в нём вырубку лесов. Индейцы согласились поддержать, "временно оставив вопрос собственности заповедника в стороне".
Заповедник – царство животных леса. Никто, кроме индейцев, не имеет право жить на его территории. А индейцы, хоть и имеют право, давно не живут. Заброшенные деревни и города призраки на его территории постепенно забирает назад лес.
Есть, впрочем, ровно одно исключение. Почти самый южный конец архипелага – бухта роз. До 1940-го здесь был небольшой городок – японская китобойная база. Убитых китов цепляли на крюки и тянули за кораблем на берег. Ценные части использовали, а остальное варили в огромных ржавых чанах, на удобрение и собачий корм. Даже сейчас, гуляя здесь по пляжу, легко найти кости китов. Теперь на острове Кунгхит, одна как Робинзон Крузо, живёт женщина Сьюзан.
Добравшись до самого юга, мы конечно пришли к ней. Её дом – единственный ночлег во всём заповеднике. Здесь нет электричества, телефона, газа. Всё готовится на открытом огне, да и топить печь приходится в этом климате даже летом. Зато холодильник не нужен, Сьюзан просто выставляет продукты в неотапливаемое помещение и ничего не портится.
Её душ на дровах и туалет известен на весь архипелаг. Такой туалет здесь гордо называют – в стиле первопроходцев.
Из бухты роз такие виды, каких нет ни в одном на свете 5-звёздочном, или даже 100-звёздочном отеле. На восходе я побежал к воде, сел, просто смотрел на раннее, холодное солнце. Что может быть лучше этого, подумал я? И сразу из воды прямо рядом со мной выпрыгнула вездесущая голова морского котика. Стало ещё лучше.
Сьюзан сама выращивает всю еду, ловит рыбу, собирает приносимые морем брёвна, пилит и сушит на дрова. Она вся непрерывно в заботах: закрыть-открыть теплицы, полить, наколоть дров, наловить рыбы, приготовить всем еды на ужин и с собой дальше в дорогу. В таком месте что угодно будет вкусным, но Сьюзан ещё и потрясающее сложно готовит, жарит и печет травы, сама толчет коренья и делает соусы, даже печет на дровах хлеб и сладости на десерт, растит мяту на чай.
Она грозится пристрелить, но пока только успевает отгонять от огорода оленя, которого она зовёт Гертруда, потому что приняла его за девочку, когда он только пришёл и ещё не имел рогов. Но одновременно не забывает ходить собирать оленьи какашки и рыбьи косточки на удобрения.
Смотря на нее невозможно поверить, что она не островитянка и её до сих пор укачивает на море.
Сьюзан родилась в городе Нью-Йорк. Она рассказывает, что в детстве, в музее Нью-Йорка она впервые увидела военное каноэ хаида. Огромное, на десятки воинов, сделанное из единого ствола дерева. С тех пор она всегда мечтала увидеть своими глазами место, где бывают деревья такого размера. В Нью-Йорке, как вы понимаете, такого не найти.
В 19 лет она нелегально перешла границу с Канадой, автостопом доехала до городка Принц Руперт. Оттуда добрые рыбаки перевезли её на архипелаг. В то время южная часть ещё не была заповедником, она нашла заброшенную китобойную станцию и поселилась там. Через три года по какой-то амнистии для нелегальных иммигрантов её нашли, а потом выдали ей канадский паспорт.
Вокруг растут деревья, большие деревья, очень большие деревья. Здесь тоже вырубали лес, но сейчас это уже почти невозможно заметить. Пока не встретишь действительно старое дерево. Человек на фотографии – наша проводница – для сравнения размера. Этой ёлке – несколько сотен лет. В этой ёлке – более 100 метров. По местной легенде, лесорубы испугались, что её не возьмёт бензопила. Мечта Сьюзан сбылась.
Когда в 1985-ом прочерчивали границу заповедника, было, конечно, известно, что есть одна такая бабушка, живущая на самом южном конце. Ни разрывать границы заповедной зоны, ни выгонять старушку, никому не улыбалось. Так и записали её дом в часть заповедника.
Что же, это правильно. Такие люди как Сьюзан должны быть в красной книге.
