Если воспринимать сказку поверхностно, не вдаваясь в смысл и значение символов, то ее запросто можно спутать с бредом психически нездорового человека. Иногда бывает и наоборот, и порождения ослабленного разума становятся чудесными сказками. Так случалось в живописи: помраченный рассудок Ван Гога рождал удивительный, ни на что не похожий мир, воплотившийся в картинах. Однажды то же самое произошло и в архитектуре.

На краю земли в молчаливых горах стоит замок. Зимой его острые шпили пропарывают низкие облака, обволакивающие стены мистическим покровом. За огромными сводчатыми окнами – заснеженные Альпы и белесое небо. Пусто и тихо. Одиноко и спокойно.
Весной и летом все меняется: ладонь утеса подносит замок к солнцу, на резных башенках оживают блики, и замок превращается в марципановое чудо – впору селить в нем прекрасных принцесс.
Сказка и внутри. Легендарные герои древних преданий – Парсифаль, Лоэнгрин, Зигфрид, Тристан и Изольда – волей увлеченного заказчика и мастерством талантливых художников навсегда поселились на внутренних стенах замка.

Сказка ли это? Как раз нет. Болезненная фантазия короля Людвига II Баварского, прозванного безумным, когда-то оживила музыкальный мистицизм Вагнера, полностью посвятив его героям замок Нойшванштайн. Сначала были давние сказки, потом – воплощение мечты сумасшедшего. А дальше – снова сказки. Замок оказался таким чудесным, что по его подобию создали дворец Спящей красавицы в парижском Диснейленде. А озеро у подножия скалы, на которой стоит Нойшванштайн, населили волшебными лебедями. И случайно ли главного героя «Лебединого озера» зовут Зигфрид? Или это дань Зигфриду Вагнера, Людвигу Баварскому и замку Нойшванштайн (который, кстати, переводится как «новый лебединый утес»)?