Вторую часть двадцать пятой недели мы провели в знаменитой «Маленькой Одессе», в самом плотном русско-язычном районе в США.
«На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-Бич опять идут дожди...» 1992 год — именно тогда я впервые узнал, что в Нью-Йорке есть своя «маленькая Одесса», по примеру «малого Токио» в Лос-Анджелесе или «китай-города» в Сан-Франциско. Потом, уже в штатах, я посмотрел «Little Odessa» с Тим Ротом в главной роли и, конечно же, «Брат-2» незабвенного Алексея Балабанова. В фильмах Брайтон выглядел загадочно-романтично, а русские и украинцы на его улицах были только двух видов — оторванные, вечно пьяные весельчаки и циничные воры-бандиты. Но я все равно мечтал попасть сюда и своими глазами увидеть легендарный район.
Мечта, понятное дело, сбылась, осталось выяснить, хорошо это или плохо. Потому что чем взрослее я становлюсь, тем чаще убеждаюсь, что некоторым мечтам все же лучше оставаться мечтами.
1. Просыпаемся на одной из улиц ведущих к пляжу. С тротуаров непривычно доносится сплошная родная речь, разукрашенная разнообразными акцентами и говорами. Не выбираясь из постели рассматриваем пешеходов сквозь непрозрачные снаружи задние стекла. И уже через десять минут наблюдений понимаем, что мы оказались не в одном из районов Нью-Йорка, но на территории научно-исследовательского института, где проходит эксперимент с названием «Деградация славяно-русской культуры в эмиграции». С нехорошим предчувствием идем разбираться, так ли это.
2. Уже с первых шагов становится ясно, что предчувствие не обмануло. Заложенная в генетический код, активированная грубым окриком советской акушерки и взращенная в нищей стране третьего мире тяга к понтам проявляется не только у славян. Но у славян — как правило. Чем еще мог выпендриться хозяин этого маленького домишки, воткнутого между двумя большими зданиями в посредственном районе? Ответ очевиден: хромированным забором. Который здесь не нужен изначально.
3. А что если ненужный забор сделать из кирпича? А хром позолотить? Заодно и навес в золото, чего мелочиться. А на стену... пришпилить фотообою! Ну и что, что у меня всего половинка одного, цельного, рассчитанного на одну семью, но переделанного под две, чтобы продать подороже, домика, зато моя половинка круче, чем соседская! И еще толь на крыше у нас разного цвета и фасона!
В общем, с домами в Брайтоне рука-лицо, да.
4. Хирург практикует на дому, нечего тратить время на дорогу на работу.
5. За хромированными фасадами картинка не такая блестящая.
6. Опадающие по осени заборы.
Я давно для себя вывел правило: чем выше и плотнее забор, тем беднее и/или опаснее район, город, регион. До Америки я определял это на территории от Кавказа до западной Украины. В Дагестане каменные заборы в два человеческих роста с крепостными воротами, да с обязательной табличкой про злого баскервиля. В России заборы уже пониже, в восточной Украине начинают попадаться «штакетники», через которые видно лучшую половину двора. В центральной Украине еще меньше сплошных заборов, редко встречаться сетки-рабицы, высота по плечи или по пояс. В Западной Украине в основном сетка-рабица, начинают появляться дворы с символическим, по колено, заборчиком. Тенденция очевидна: чем дальше на запад, в цивилизацию, тем меньше заборов.
Точно такая же картина в США — чем хуже район, чем примитивнее и неблагонадежнее в нем жители, тем больше там ограждений и тем они выше. В нормальных районах заборов, как правило, нет вообще.
7. Брайтон-Бич весь в заборах. Народ ходит пешком в магазины и возвращается домой с кулечками.
8. Вдалеке грохочет метро — там «центр» Брайтона.
9. Еще один безошибочный признак отстающего в развитии индивида: нестандартный, да с юморком, автомобильный номер. Наследие пост-совка, когда машина — редкость и шик, а номер обязательно должен быть особенный, с тремя семерками и тремя «х». Только с таким номером ты хозяин жизни и реальный, типа, пацан.
10. На улице запахло продуктовым рынком — мы близко.
Курортный город в конце девятнадцатого века, Брайтон-Бич в начале двадцатого пришел в упадок и оказался в числе беднейших в Нью-Йорке. Постепенно отсюда уехали состоятельные американцы, а на их место прибыли не столь состоятельные иммигранты, прибывшие в страну возможностей без гроша в кармане. В семидесятых сюда повалили одесские евреи и район получил славу «русского». Дешевая недвижимость и аренда, близость к океанскому пляжу и доступный транспорт привлекали все больше и больше непритязательных, не знавших роскоши бывших советских граждан, которые с радостью принялись заново отстраивать свою жизнь, а с ней и инфраструктуру этого района. Уже к девяностым Брайтон постепенно возвратил себе статус «более-менее нормального» района.
11. Одним из главных преимуществ любого района в большом городе является доступность транспорта: автобус — хорошо, трамвай — лучше, метро — вообще прекрасно. Именно метро сыграло ключевую роль во втором рождении Брайтона. И вовсе не потому, что здесь есть одна из станций. Обычно наземная ветка проходит, как и положено наземной ветке метро, в специально отведенном для нее коридоре между жилыми районами, примерно так, как в Чикаго. Дома здесь стоят или боком, или задом к гремящей всеми своими суставами железке.
12. В Брайтоне же эстакада метро расположилась прямо над проезжей частью прежде, чем завернуть в депо, нависая над всей шириной улицы и создавая визуальный и акустический дискомфорт для жителей.
13. Здесь начинается русская часть Брайтон Авеню.
14. Сразу бросаются в глаза сумки-тележки, одежда и лица. И если с сумками-тележками более-менее все ясно — люди живут на расстоянии ходьбы, машинами никто не пользуется, а добычу нужно как-то доставить домой, то с одеждой и лицами хочется разобраться вопросом «люди, что с вами?» Одежда здесь туземная и уникальная, а лица... Лица хмурые и неприветливые. Фотографировать дискомфортно впервые с тех пор, как мы проезжали по плохим районам Детройта. Прохожие подозрительно и сумрачно смотрят, глаза не отводят, не улыбаются в ответ. На лицах мужчин и женщин читается давно забытое «слышь, камеру, бля, убрал!»
На второй день моего приезда в США мы со старшим братом, который уже прожил здесь полтора года, поехали в продуктовый магазин. Я смотрел по сторонам и умилялся «изобилию», настроение было самое благожелательное, в душе даже пела одна небольшая птичка. Затем в узкой аллее мы разминулись с женщиной и брат протянул: «М-да, отпечаток социализма на твоем лице еще тот...» Я не понял. «Ты не видел, что она тебе улыбнулась, когда вы проходили в двух шагах друг от друга и встретились глазами? А ты просто посмотрел сквозь нее без эмоций и пошел дальше. Это же элементарная вежливость: ты показываешь незнакомому человеку, что у тебя все в порядке, ты трезв, не болен душой и миролюбиво настроен».
Я помню, как меня задело то замечание. Не потому, что я с ним не согласился, как раз наоборот — мне стало неприятно от того, что, оказывается, существуют очевидные и естественные вещи, что-то, что давно должно было стать частью моего поведения, но при этом я, по какой-то странной причине, никогда в жизни это не практиковал и даже никогда об этом не думал. Спустя шесть лет я снова оказался в России и теперь мне хотелось повторить слова моего брата каждому, с кем я вступал в контакт или даже просто встречался глазами. Попытался со знакомыми и друзьями, но в ответ получил недоуменные взгляды и какие-то мутные доводы вроде «это не солидно», «я кому попало не улыбаюсь» и «только пендосы лицемерно лыбятся, а мы, русские, если и улыбаемся, то только искренне и своим».
15. Неулыбчивость народа — это никакая не уникальная черта нации, не культурная особенность и уж точно не сознательное решение. Потому что улыбка — это не про «кому», а про «почему». Искренняя улыбка — это всего лишь неосознанное, автоматическое отражение мыслей и эмоций человека с помощью мышц лица. И неважно, видит ли кто эту улыбку, или нет — она там будет не для наблюдателя, а «потому что хорошо». Поэтому люди часто улыбаются не только другим людям, но и теплому солнышку, удачной находке, отлично выполненной работе и приятному воспоминанию. Само собой, добрые, позитивные, счастливые люди в этих случаях улыбаются чаще, чем злые, негативные и несчастные.
16. Если бы над каждым из нас парил такой виртуальный экранчик, где для всех окружающих транслировались бы наши мысли, это многое бы объяснило о наличии или отсутствии улыбки. Вот, к примеру, встретились мы взглядом с этой русской женщиной, я по-привычке ей полу-улыбнулся, полу-кивнул. На ее экранчике тут же высветилось примерно следующее: «Ну и чего ты уставился и лыбишься? Я иду по своим делам, ты иди по своим, я тебя не знаю и знать не хочу, поэтому и ты, будь добр, не лезь в мое пространство. Смотрит он...»
17. А здесь было бы что-то такое: «И тебе привет! Это ты так улыбаешься мне, потому что я кадет или потому что симпатичная? Шучу-шучу...»
18. Конечно, может быть и так, что: «Ага, здорова. В ближайший лесок не хочешь со мной прокатиться? Или тебя прямо здесь пристрелить?» Но это вряд ли.
19. Зато никак не может быть: «Ах, как же и я рада тебя видеть, дорогой ты мой незнакомец! Нет-нет, внутри я улыбаюсь, ведь у меня очень хорошее, светлое настроение!»
Американцы улыбаются другу другу потому, что они воспитаны вносить в общество свой вклад позитива. Пришел в гости, а там все смурные тупят в телефоны? Твоя обязанность расшевелить народ, объединить его в общем деле, а не садиться рядом и тоже тупить. Подбодри стремающегося, похлопай по плечу загрустившего, пошути с растерявшимся, подмигни стесняющемуся. Выдай свою часть добра и позитива другим, тем более, что и тебе когда-то это понадобится.
Движение бровями, легкая улыбка, кивок, короткое «как оно?» незнакомцу — это потому что человек такой по-жизни, а не потому, что так нужно, так заведено. Есть немало американцев и американок, которые улыбаются из чистой обязаловки, или не улыбаются вообще никогда никому, а то и наоборот — ни с того, ни с сего атакуют окружающих. Потому что некультурные, недобрые, несчастные люди. В здоровом, культурном обществе все друг другу улыбаются, независимо от национальности. Это легко проверить: набираем в поиске «Путин (Лавров, Иванов, Сидоров, Петров) на приеме у Обамы (Меркель, королевы Англии, папы Римского)» и смотрим, как там все друг другу улыбаются, улыбаются людям, которых явно видят впервые, улыбаются в камеры, улыбаются, отвечая на вопросы.
Почему? Да потому, что это естественно, вежливо и культурно — улыбаться, а все те Путины и Обамы непременно считают себя вежливыми и культурными людьми. Потому и улыбаются.
Улыбаться нужно еще и для других, не только в результате своего хорошего настроения. Улыбка равносильна опрятному телу, приличной одежде, аккуратной стрижке, ухоженным ногтям. Не всегда только потому, что мы ежеминутно хотим наряжаться и прихорашиваться мы лишний раз идем в душ и надеваем не совсем комфортную одежду. Часто еще и потому, что таким образом мы проявляем уважение к другим людям. Мы знаем, что люди будут смотреть на нас и то, как мы выглядим тем или иным образом отразится на их восприятии нас, на их настроении, на их комфорте. Поэтому мы приучаем себя к порядку — потому что так правильно поступать по отношению к другим людям.
20. С улыбкой все обстоит точно так же. Даже если в душе у тебя темно и грустно, все равно улыбайся другим в лифте, трамвае, на работе и на приеме, потому что эти люди не обязаны разделять с тобой твою смурноту и дурное настроение. А там, глядишь, от улыбки и тебе станет веселей, этот процесс работает в обе стороны.
Наконец, улыбка другому человеку — это желание сделать «хорошо» вот тут, между нами и вокруг нас. Улыбка создает фон для контакта двух личностей, даже если этот контакт длится две секунды. Улыбка «обезоруживает», так мы даем знать ее объекту, что между нами все ок, что мы, приближаясь на встречных курсах, не несем друг другу неприятности. Прямой, открытый взгляд в сопровождении улыбки равносилен древнему знаку открытых ладоней: «Я иду с миром и от тебя не ожидаю вражды».
Константин Райкин рассказывал: "Я как-то был на Ямайке в какой-то джунглиевой поездке. С нами была пара, красивый парень, красивая девка, абсолютные такие американцы. И вдруг что-то меня тормознуло, когда я говорил со своей семьей на русском, почему-то я заосторожничал. Проводники, местные красавцы, стали выяснять, кто откуда — оказалось, они из Эстонии, причем в детстве только там были, русского почти не знают и ни о каком таком Райкине уж конечно никогда не слышали. Просто в глубине взгляда было едва заметное напряжение, какая-то несвобода. Печать совка — она, как живучая и всепроникающая радиация, — лежит на дне любого, кто с ним хоть немного соприкоснулся.
Вся эта серьезность на русских лицах — она на самом деле не серьезная. Потому что мы при этом преступно беспечны и легкомысленны. Не серьезность это, а насупленность. И важничаем. И апломба много. А за апломбом — такая рыхлость, такая глупость, такие дыры, просто сыр какой-то дырчатый".
21. В Брайтоне нам, незнакомцам не улыбаются, потому что ничего такого не знают, о чем я тут пишу.
22. Заходим на улицу. Открытого неба — клочок над тротуаром между эстакадой и вторыми этажами зданий.
23. Фотография не передает ощущения нависшего над головой и душой ржавого монстра. Когда сверху проезжает поезд, разговаривать даже со стоящим рядом человеком очень трудно, проще переждать. Поезда ходят примерно каждые 10 минут в обе стороны.
24. На стенах ад.
25. В витринах большинства магазинов тоже ад. Все, как в серванте у советской пенсионерки.
26. Ад в русских магазинах очень напоминает ад в магазинах китай-города в Сан-Франциско.
27. На полках книжного магазина — ад адский. Страшно от мысли, что именно местный спрос рождает предложение.
28. В вещевых магазинах сплошь китайское барахло: джинсы за десятку, пуховик за четвертак, розовые ангорки и неистовые леопарды. Я-то думал, что в девяностые уже никогда не вернусь, а они — вот они, только руку протяни.
29. Мужик приторговывает несезонным платьишком. Везде сплошные сэйлы-скидки — только сегодняшние, особенные, вот-вот заканчивающиеся и, вообще, окончательные и бесповоротные.
30. Супер-фото. Здесь весь деловой Брайтон в одном флаконе: скидки, китайское барахло в кучу, те самые «турецкие», только в русских домах бывающие одеяла, его ворсейшенство, семисвечники (в каждой витрине каждого магазина), тетенька в велюровых штанах и китайском пуховике «за тридцать по сейлу выбросили» и тележка. В Америке такое бывает только в национальном гетто. Здесь гетто русское.
31. По поводу шмоток. С модой в Брайтоне все тоже очень плохо. То есть как плохо. Вот есть мода, скажем, в Италии. Вот ее мало, скажем, в Москве. Вот ее нет совсем, скажем, в американской провинции. А в Брайтоне все еще хуже. Здесь мода есть, но она анти-, квази-мода. Мода со знаком минус. А все потому, что народ живет в виртуально замкнутом пространстве и варится в собственном соку, поэтому все повторяют друг за другом все, что видят и потихоньку деградируют. У американцев есть поговорка: monkey see — monkey do, обезьянка видит — обезьянка делает. Так и здесь. Брайтон — это обезьянник уникальной, эндемической моды. «Так не одеваются больше нигде», — хочется мне сказать. Но я давно не был в российской провинции, так что не знаю. Может и одеваются. Ужас, ужас тогда.
32. Инструментал, Круг и Лечебные мантры. Доллар за болванку — это тебе не на торрентах музыку тырить и бесплатно раздавать, сынок.
Как будто здесь мало магазинов: торгуют и с тротуаров. Причем продукция одна и та же на обеих сторонах улицы в каждой лавке. И одно и то же выражение лица у продавщиц.
33. Меня как-то брат в детстве подколол, когда мне было лет пять и я еще не понимал номинала денег. Он мне дал три копейки и послал в конфетный отдел купить конфет «Гулливер». Напомню, «Гулливерки» продавались поштучно и стоили около 50 копеек одна штука, а может и больше. Я со своей трешкой и страшно стесняясь (пошел только потому, что брат пообещал угостить, а так бы никогда в жизни) протянул денюшку продавщице и сказал, задрав голову:
— Дайте, пожалуйста, конфет «Гулливер».
Именно «конфет», подразумевая, как минимум, штук пять-семь.
Тетка выглянула из-за своего бюста и насмешливо сказала:
— А больше тебе ничего не дать?
А потом посмотрела вот так.
34. Такого нет больше нигде.
35. Ну здесь еще можно понять ситуацию — бабулька подрабатывает к пенсии собственными фирменными носочками и платочками.
36. Ненавязчивое напоминание, что мы все еще в Нью-Йорке.
37. Нам захотелось кваску. Эх, нет здесь того советского, из желтой бочки, ядреного. Зато здесь есть очень много всяких вкусностей, которых никогда не найти ни в каком американском магазине, от выпечки до копченой рыбы. Кто-то не поверит, но для нас поход в русский магазин — это праздник :)
38. В этом месте нам тоже очень понравилось.
39. Многие местные дети получают образование тут же, у частных преподавателей: общая школа, музыкальная, художественная, танцевальная — все свое.
40. Зашел в местную библиотеку. Большая часть книг на английском языке, но читатели все русские.
41. Ребята проповедуют Иисуса. Насколько качественный Иисус на Брайтоне — мы не интересовались, но не факт, что превосходит всю остальную продукцию. Впрочем, в «христианской» Америке Христос давно уже даже не третьесортный, так что.
42. В отличие от оккупировавших один перекресток христиан кришнаиты методично прочесывают улицы Брайтона напевая «харе кришну» под аккомпанемент конго и маленьких дурацких кимвальчиков. По лицам неясно — стесняются, или правда все так плохо.
43. Везде, куда ни глянь — аптеки. Средний возраст жителей Брайтон-Бич — 45-50 лет.
44. Но вряд ли только в возрасте дело. Во-первых, в Брайтоне курят. Вот просто так идут по тротуару, стоят у дверей магазина, говорят по телефону, что-то выбирают на уличных прилавках — и, при этом, курят. Не в удовольствие после ужина с вином, не на пляже с коктейлем, не до/во время/после секса, не за компанию, в конце концов, а так, где придется, «где нужда застала».
Для нас сегодня это выглядит так же дико, как если бы человек посреди дня, на людной улице вдруг переоделся в треники, переобулся в тапки, разложил походные столик и стульчик, поставил бутыль, стакан, закусь и принялся хлестать горькую, потому что «захотелось выпить». Для всего есть время и место, в том числе и для сигаретки. Мы забыли, что на земле есть еще люди, которые дымят постоянно и всюду, выкуривая по пачке и больше в день. Даже если рядом дети. Опять ужас, ужас.
45. Вообще-то с примером про водку это я поторопился. Вечером мы зашли в ресторанчик «Сковородка», посидели, выпили, послушали саксофон из девяностых под цветомузыку из тех же времен.
46. Все просто и без изысков, сделано сильными мужскими руками, больше привычными к работе у станка или доменной печи, чем у печи кухонной.
47. Улица к тому времени превратилась в городскую свалку. Гулять по Брайтону после восьми вечера стало еще неуютнее.
48. Вот, а на следующее утро мы пошли завтракать. Но сперва нужно было посетить туалет на пляже.
49. Заботливо покрашенный детский городок.
50. Народец просыпается под крики чаек и свежий ветерок с океана.
51. Вид на Брайтон с пляжа. Вполне неплохо, натуральный старый Нью-Йорк.
52. Брайтон-пляж. Вдалеке недавно построенный развлекательный комплекс. Брайтон развивается и расширяется.
53. Знаменитый ресторан/ночной клуб «Татьяна».
54. Тракторец подбирает мусор и собачьи какашки.
55. Будни пенсионеров. Днем, когда работоспособное население на работе, кажется, что здесь кроме стариков вообще больше никого нет.
56. Так вот, про аптеки и водку на тротуаре. Люди-то, на Брайтоне, — пьют. Этот снимок сделан в девять часов утра. В «Татьяне», еще закрытой, уже зависают мужички у предусмотрительно работающего ларька. Потягивают пивко, доливая в него что-то из карманных фляжек. Завтракают.
57. Погуляв по берегу и проголодавшись, мы заходим в какую-то забегаловку позавтракать. За соседним столиком справа дамы празднуют День рождения подруги, «шампанское» здесь, скорее, для прикрытие — дамы доливают в стаканы что-то покрепче, спрятанное в сумках. На часах — десять. Через полчаса улыбчивые тетки превратятся в пьяных стерв и будут громко материть всех мужиков-кобелей.
58. За столиком слева дела идут не лучше. На снимке не видно, но у мужичков на столе стоит почти полностью выпитая бутылка водки. Один уже почти в полной отключке. Через двадцать минут его в полусознательном состоянии под руки потащат в туалет. К тому времени на часах будет 10:20 утра.
Короче, не добралась еще цивилизация до русских на Брайтоне. И неизвестно, когда доберется. Если доберется.
59. Русские бомжи здесь тоже имеются, куда без них. Хотели поснимать, но они так громко орали бухими голосами «Ра-си-я!», что мы, на всякий случай, решили слишком близко к ним с фотоаппаратами не приближаться. Вон они, в павильоне.
60. Американский бомжик. Работает, старается.
61. Многоэтажки Брайтона почти ничем не отличаются от многоэтажек Москвы. Содержимое тоже.
62. Во дворах та же история — мужички режутся в карты.
63. Дедки — в домино, как их отцы и деды. Для большинства жителей Брайтона не существует Америка. У них тут своя атмосфера.
Мы нисколько не жалеем, что побывали в Брайтон-Бич. И нисколько не будем жалеть, если больше никогда в него не вернемся.
