Вот и весна, кто-то приводит в порядок тело в преддверии пляжного сезона, а кто-то душу, замерзшую и очерствевшую за зиму. И хотя я не очень люблю популярные туристические маршруты и тем более храмы массового посещения, тем не менее моя первая духовная поездка этой весной состоялась именно в Нораванк. Он описан и уж тем более сфотографирован гораздо лучше меня, поэтому я постараюсь рассказать о чем-то необычном или малоизвестном.
Было это 21 марта 2013 года. Я и двое моих детей загрузились в экскурсионный УАЗик, с которым мы прошли и еще пройдем не только огонь, воду и медные трубы, но и красивейшие, редчайшие и подчас неизвестные места Армении. Спускались мы с высоты 2080 метров над уровнем моря, где в марте еще немало снега, но через 20 минут уже были там, где вместо снега — зеленые пашни.
Вообще очень люблю дорогу именно по Вайоц Дзору: горные серпантины и перепады высот давно меня не страшат, при этом глаз и сердце так и не привыкли к горным красотам и поэтому всегда радуются как будто в первый раз каждому повороту. Буквально кажется, что "в прошлый раз" этой горы не было! А виной тому — солнце, которое светит то так, то эдак, в зависимости от часа, сезона и настроения и по-разному освещает долины и ущелья.
Спустившись за полчаса на 1000 метров, попадаешь как будто в Араратскую долину, хотя на самом деле до нее еще далеко. Но аисты на столбах — точный признак весны, счастья, независимости!
Сворачиваем налево в живописное ущелье реки Гнишик, по берегу которой тянется остальной путь. Дорога тут такая красивая и, несмотря на острые скалы и холодную бурлящую реку, кажется очень теплой и уютной, сердечной. И хочется, чтобы путь не кончался.
"Нет мудрее и прекрасней средства от тревог... Длинной-длинной серой ниткой стоптанных дорог штопаем ранения души...." — Визбор наверняка не знал, что эти его строки будут вспоминать в Армении по дороге к средневековому монастырю. А дорога эта именно такая, успокаивает боль и раны, настраивает на доброе и светлое...
А вот и Нораванк, это монастырский комплекс близ современного города Ехегнадзор и некогда находившегося в ущелье селения Амагу. Поэтому Нораванк Вайоц Дзора иногда называют Амагу Нораванк.
Популярность монастыря объясняется несколькими причинами. Во-первых, он расположен в исключительно живописном месте — вид вокруг на ущелья, отвесные скалы не запирает монастырь, а наоборот добавляет свободы, простора.
Это удачное расположение, а вернее сознательный выбор места для монастыря неразрывно связан с безупречным выбором композиции. Нораванк называют венцом творчества Момика, одного из великих архитекторов Средневековья. Белизна строений напоминает о чистоте, святости и солнце, которое как будто веками питало и оттачивало монастырь.
Древнейшей постройкой Нораванка является, дошедшая до нас в руинах, церковь Карапета, IX-X веков. Остальные постройки относятся, как сказано ранее, к творчеству Момика и его учителя, к XIII-XIV векам. Комплекс включал в себя церковь Сурб Карапет (Святого Карапета), часовню Сурб Григор (Святого Григория) со сводчатым залом и церковь Сурб Аствацацин (Святой Богоматери). Также на территории мы видим сегодня руины образовательных помещений. И бытовые постройки — например, погреба.
Монастырь имел большое значение в Средневековье. Он был резиденцией армянских князей Орбелянов, что делало его крупным религиозным и культурным центром Армении, тесно связанный со многими местными очагами культуры, в первую очередь, с находившимся вблизи Гладзором. Нораванк был местом паломничества, сюда шли и шли и состоятельные, и простые. и нищие люди.
И сегодня жизнь в Нораванке кипит — около поля с хачкарами мостят каменную дорожку, несколько лет назад на территории открыли Музей Момика, тут же работает шикарная сувенирная лавка. И людей как всегда много, в том числе групп иностранных туристов.
Нораванк очень богато украшен. Сегодня мы смотрим на барельефы почти равнодушно, забывая, что эти изящные каменные симфонии творились средневековыми инструментами и мастерами. Нередко в темноте и холоде и не только.
Как и у всех армянский монастырей, у Нораванка непростая история — кроме расцвета и славы, он пережил землетрясения, нашествия и разграбления. И удивительно, что усыпальница князей Орбелянов, владетелей Нораванка, средневекового Вайоц Дзора и всего Сюника того времени, а также все могильные плиты на территории монастыря сохранились отлично, несмотря на все происшествия.
Особого внимания заслуживает могильная плита в Часовне св.Григория — на ней высечено очень необычное изображение человека-льва. Льва, символа князей Орбелянов. Лев худ и долговяз, меня он напугал невыносимо, похож на нечто, кому не место в христианском храме и кого назвать никак нельзя. Говорят, когда наступает ночь и в ущелье спускается мгла,
тот каменный лев оживает и садится на пороге усыпальницы, именно он сторожил веками и сторожит до сих пор дух предков и эти каменные плиты.
Самая прекрасная церковь комплекса, Аствацацин, или Буртелашен (строительство было профинансировано Буртелом Орбеляном). Строительство церкви завершилось в 1339 году, она считается последним шедевром талантливого архитектора Момика. Она отличается от всех армянских церквей прежде всего тем, что имеет два этажа. Момик решил поместить основной зал церкви на втором этаже для того, чтобы в него не могли забираться дикие животные. На второй этаж церкви ведет изящная, при этом очень узкая и крутая, лестница, являющаяся неким символом Нораванка.
Я в Нораванке далеко не первый раз, но никогда не поднималась вверх, не столько из лени или страха, сколько из-за отсутствия интереса или порыва. Сегодня смелости во мне гораздо меньше, но вот порыв как раз появился. И трудно сказать, что сильнее: страх упасть или тяга к небу. Один из эпитетов, описывающих Нораванк, — мост между землей и небом. Соединяющий человека и Бога. И когда я поднимаюсь все-таки по этой лестнице, то понимаю, что не мост, а именно лестница ведет к небу. То ли из-за ее узости, то ли из-за общего впечатления парящей свободы, кажется, что поднимаешься непосредственно в облака. После какой-то ступеньки перестаешь слышать голоса внизу. а слышишь только стук собственного сердца и манящую ослепляющую тишину сверху. Попав наконец на второй этаж, наоборот, слышишь всё, что происходит внизу со всех сторон: стук инструментов рабочих, речь гида, крики детей... Всё это мешается в голове, мне стало неприятно, не по себе, как будто я тут лишняя — и я почти второпях спускаюсь вниз...
Интересно, что внизу, в двух метрах от лестницы сидел местный священник. Он видел и как я забираюсь, и как спускаюсь — и не сказал ни слова. И не было в его взгляде ни одобрения, ни осуждения. Мне почему-то стало стыдно, неловко. Я как будто ждала от него беспокойства или совета, а он невообразимо спокойно и безмятежно сидел и наблюдал за моей попыткой попасть на небеса. Наверно, это и есть внутренняя гармония, nil mirari. Никакого беспокойства не вызвал у него и гид, который, мягко говоря, порол отсебятину о хачкарах Момика.
Кстати про хачкары. Еще одно поприще для приложения таланта Момика. Замысловатые, неповторимые, детальные, с тонким кружевом.
Хачкар же воздвигли потомки в память Момика. Он умер в 1333 году, и в его память в Нораванке был установлен хачкар — особая честь, которой удостаивались немногие зодчие средневековой Армении. Хачкар очень маленький, вряд ли способный символизировать вклад Момика в армянскую архитектуру, искусство и культуру в целом.
Но самые примечательные и беспрецедентные артефакты Нораванка — это барельефы.
Тимпан с изображением Бога Отца уникален для всего средневекового искусства. Бог Отец держит в руке голову Адама, над ним — Святой дух, голубь. Десницей Бог Отец благословляет находящуюся справа от него сцену Распятия. Слева — надпись и серафим. Замкнутая самостоятельность скульптурного рельефа: скульптура вставлена в здание, она уже не считается с его величиной и формой и имеет характер выполненной в камне иконы, вкомпонованной в фасад небольшой усыпальницы.
Композиция рельефа отличается подчеркнутой монументальностью. Скульптор заполняет почти все пространство полуфигурой Бога Отца, причем делает его голову очень большой по сравнению с телом, так что именно это лицо с широко раскрытыми глазами господствует над всей композицией. Оно как бы выдвигается вперед, в соотнесении с Богом Отцом фигура Христа и вся сцена Распятия кажутся маленькими, но их значение выявлено: Бог Отец благословляет десницей эту сцену, подчеркивая ее главенствующий смысл. Заполненная фигурами левая сторона тимпана казалась бы слишком тяжелой, если бы скульптор не сбалансировал се надписью, контррельеф которой и сам рисунок смещенных букв и слов создают столь же глубокую по игре света и теней поверхность. Отличающийся по стилю от нижнего тимпана с изображением Богоматери, от скульптур церкви в Арени, от подписных хачкаров Момика, этот тимпан — работа другого мастера. Спорный вопрос — принадлежит ли этот барельеф руке Момика или другого мастера, в научной литературе есть разногласия по этому поводу.
Это каменное евангелие в одном барельефе — от сотворения мира до Страшного суда..
Примечательно так же, что глаза Бога Отца выполнены немного раскосыми — говорят, что так скульптор хотел сделать лицо монголоидным, чтобы при нашествии вызвать симпатию татаро-монгол и уберечь творение от разрушения. Кто знает, может именно из-за этого руки варваров не тронули церковь...
