Вышло так, что за последние два года мне довелось побывать в Мюнхене шесть раз. Самое долгое пребывание в этом городе пришлось на зиму-весну 2009 года и совпало с разгаром мирового финансового кризиса. Вот впечатления, составленные тогда же, по горячим, что называется, следам.
Флегматичные паникеры
Наслушавшись новостей по центральным телеканалам и начитавшись федеральной прессы, за границу едешь с чувством почти паническим. Кризис подмял под себя всех и вся, мировая экономика коллапсирует, бывшие развитые страны лежат чуть ли не в руинах, и только Россия, благодаря мудрым правительственным мерам, противостоит бессчетным бедам и невзгодам.
Первое, что удивило в февральском (2009-го, напомню, года) Мюнхене — отсутствие признаков какой бы то ни было паники. Немцы, как ни в чем не бывало, занимались своими обычными делами: ездили на работу, гуляли по паркам, пили пиво в кафешках. Словом, ни финансовой комой, ни великой депрессией даже не пахло. Вскоре выяснилось, что цены в тамошних продуктовых магазинах, равно как в заведениях общепита, по сравнению с докризисным периодом не изменились ни на цент! Даже завидно как-то. Уж что-что, а голодная смерть европейцам не грозит.
Но, может быть, грозит смерть от холода? — Украина-то все выпендривается, не хочет пускать российский газ, а без него, опять-таки если верить центральным СМИ, обитателям Старого Света каюк. Замерзнут, бедолаги...
Знакомые немцы и итальянцы, услыхав эту новость, сильно удивились. В Италии, например, доля российского теплоносителя в общем потребляемом этой страной объеме составляет, как нам сообщили, считанные проценты. Остальное поступает из государств Азии и Ближнего Востока, безо всяких препонов. Так что даже полное отсутствие на Апеннинах нашего газа не приведет к глобальной катастрофе. Честно говоря, осознание этой истины царапнуло по национальному самолюбию, но факт есть факт.
Что ж, получается, за рубежом кризис вовсе не ощутим? Увы. Немцы печально качают головами: кризис наличествует. Только выражается он не в том, что стремительно дорожают картошка и хлеб, а в том, что людям приходится откладывать на будущее покупку домов и машин. Штука, конечно, неприятная, но, согласитесь, вполне терпимая. Есть еще один бич — рост безработицы. Он не то чтобы повальный, но крупные предприятия, к примеру, БМВ и «Сименс», чьи главные конторы расположены в Мюнхене, так называемую «оптимизацию кадров» на своих заводах производят. Но что такое увольнение по-европейски? Человеку не дают пинка под зад, вышвыривая его на биржу с мизерным пособием — он еще год после сокращения получает свою прежнюю зарплату, да и потом ему перепадают кое-какие средства, так что вполне можно подсуетиться и найти себе новое место.
Трижды за два месяца в Мюнхене бастовали городские транспортники. На целый день останавливались трамваи, автобусы и поезда метрополитена, ходили лишь электрички. Работники руля и тормоза требовали от своих руководителей повышения зарплаты. Она у них и так не шибко, по нашим меркам, маленькая (в среднем немец получает 1800-2000 евро в месяц, из которых, впрочем, чуть ли не половина уходит на коммунальные платежи), но в нынешних условиях каждому хочется подстраховаться и отложить цент-другой на черный день. Дали ли забастовки какой-то результат — неизвестно, однако стоимость проездных билетов на городские общественные средства передвижения по состоянию на начало апреля осталась прежней.
Отложив на время приобретение крупных вещей и недвижимости, европейцы и, как утверждают, американцы не отказывают себе в более дешевых удовольствиях: посещаемость кинотеатров не снизилась, а местами даже возросла (хороший способ отвлечься от суровой реальности), книги и сувениры тоже пока расходятся неплохо. Правда, осторожные немцы не подвержены чересчур радужному оптимизму — говоря о своем нынешнем житье-бытье, все время добавляют: «Что будет дальше — не знаем. Как повернется...»
Островок спасения
Наших соотечественников в Германии много. Их встречаешь везде: в магазинах, в больницах, в музеях, просто на улицах. Популярный писатель Кунин выпустил однажды целое исследование под заглавием «Русские на Мариенплац» (Мариенплац — центральная площадь Мюнхена). Немало среди них не только туристов, но и тех, кто мечтает обосноваться или уже обосновался у подножия живописных Баварских Альп. Удовольствие это, понятное дело, недешевое. Недавно одна из московских газет написала, что стоимость жилья в Европе резко упала в цене и, дескать, в Берлине однокомнатную квартирку неподалеку от рейхстага можно прикупить за 50 тысяч евро. Чушь! Жилая площадь и земельные участки отнюдь не дешевеют: в том же Мюнхене, который столицей не является и сравним с нашим областным центром, «однушку» дешевле ста тысяч евриков можно найти разве что на окраине. А в Берлине за «полтинник» и скворечника не купишь...
Русская мюнхенская община начала складываться еще до Октябрьской революции. Именно тогда, по некоторым сведениям (хотя теперь уже трудно установить с точностью) возникло монашеское братство, организовавшее со временем православный монастырь. Сейчас среди членов этой скромной обители есть даже чернокожий афронемец, великолепно говорящий по-русски.
Монахи живут обособленно и при формально свободном доступе в монастырь не очень любят, когда в их храм приходят посторонние. Для последних есть другое место — православная церковь в южной части Мюнхена. Она обозначена на карте, наряду со множеством католических и протестантских храмов, разбросанных по всему городу, но добраться до нее непросто: надо доехать до конечной станции «зеленой» ветки метрополитена и еще минут двадцать идти пешком по пригородным закоулкам — по мосту над автострадой, по узеньким дорожкам вдоль частных домиков и т. д.
Церковь расположена на улице Линкольна. Это неслучайно, поскольку сразу после второй мировой здесь обосновались американцы, в чью оккупационную зону входил тогда Мюнхен. На развалинах ими же разбомбленных домов они построили свой небольшой квартал. Постепенно заокеанские освободители уходили, здания передавались новым владельцам, и один такой дом — подходивший по размеру и по форме — был приобретен русскими для обустройства храма. По словам нынешнего настоятеля православного мюнхенского прихода отца Николая, произошло это сравнительно недавно — в начале девяностых. Прежде была в городе еще одна ортодоксальная, как здесь говорят, церковь («orthodox» — «православный»), маленькая, деревянная, она и сейчас стоит где-то на территории огромного Олимпийского парка затерявшимся среди многочисленных спортивных объектов памятничком истории и религиозного зодчества, но уже не действует.
Отец Николай словоохотлив. Обслуги в храме не хватает, постоянно дежурить некому, поэтому попасть внутрь, когда нет служб, можно не всегда, но если договориться с настоятелем, он подъедет, откроет, поговорит, снабдит контактными телефонами и ссылкой на Интернет-сайт с подробным расписанием литургий и акафистов. Сам он уже немолод, однако подвижен и колоритен: широкие плечи, раздваивающаяся книзу седая борода, густой голос. Типичный батюшка, говорящий, между прочим, на русском без малейшего акцента и даже с каким-то поморским приокиванием. Трудно поверить, что родился он в Германии и в России впервые побывал, когда ему было уже за сорок. Об отце своем говорит коротко: «Сирота, комсомолец, офицер Красной Армии, до восьмидесяти семи лет дожил». Если включить фантазию и логику, легко дополнить это описание недостающими деталями: возможно, молодой офицер во время войны попал в плен (чуть севернее Мюнхена располагался печально знаменитый концлагерь Дахау), затем был освобожден американцами и, будучи сиротой, не стал возвращаться на Родину, где, не исключено, мог угодить за свою «измену» на Колыму. Обзавелся семьей, да так и жил себе в Баварии до конца дней своих.
Храм изнутри выглядит просторнее, чем это кажется снаружи. Постройка немного вытянута и напоминает, скорее, базилику. «Когда мы ее переделывали, ориентировались на образцы псковской церковной архитектуры, — говорит отец Николай. — Но полного соответствия канонам добиться не удалось, отсюда такое своеобразие... За американцами пришлось много чистить и убирать, тут все стены были лозунгами измалеваны». Сейчас внутреннее убранство храма красиво и величественно — такое даже не в каждой крупной российской церкви увидишь. Есть придел святого Николая-Чудотворца с искусными росписями, из реликвий — частица мощей целителя Пантелеимона, хранящаяся в специальном ларце под иконой.
Много ли прихожан? «На Пасху, на Рождество до тысячи иной раз набирается. А постоянно в общине всего сто двадцать человек записано. Несерьезное нынче отношение к вере: прийти раз в год, свечку поставить, обряд совершить для порядка. А чтоб поработать, храму помочь — не дозовешься». В общем, все, как в России. Сколько в полуторамиллионном Мюнхене русских, сказать не беремся, но сто двадцать — явно маловато. «Что ж, это дело личное», — заключает отец Николай и, как радушный хозяин, приглашает заходить.
Таков он, многогранный Мюнхен. Разумеется, несколькими приведенными фрагментами его жизнь далеко не исчерпывается, но вот он вам — контраст между суетным и вечным, между заботой о пище и радением о душе. Хотя так ли он разителен, контраст? Без пищи тоже жив не будешь. Короче говоря, переплелось все, спаялось одно с другим. По-другому, видимо, никак.