Вечерний дождь смывает с домов осевшую за день пыль. Теперь всё кажется таким одинаковым, как будто эти недели бесконечных странствий никогда не начинались, и мы едва выбрались из города в деревню, к бабушке. Сквозь мельтешение капель видно, как в набегающих волнах ветра танцуют ветви деревьев. Травы пригибаются низко к земле. Небо чуть ли не падает на голову с каждым новым ударом грома. Вдоль дороги вьются родные сердцу покосившиеся заборы, а за ними – избушки с ярко раскрашенными ставнями. И названия у деревень сплошь русские – Покровка, Лебединовка… Дождь превращается в нескончаемый хоровод водяных брызг, они заползают под дождевик, но вот скрипнула калитка, и в дверях показались люди.
- Входите, мы вас давно ждем.
Внутри собралось несколько десятков человек, что намного превышает размеры комнаты. Остальное место распределено между коврами с вышитыми на них сутрами из Корана, окном и дверью. Потолок оккупировала тусклая маленькая лампочка. И пока капли за окном отплясывали азбуку Морзе, свет в лампочке так же, в такт дождю, освещал полутемное помещение. Эти люди вокруг ждали дни и недели, если не больше, чтобы оказаться здесь и выслушать предсказания молодой девушки, которая умеет общаться с духами – так мне сказали. Но на самом деле не только. Сеанс начинается общей молитвой. В вечерний сумрак врываются раскаты грома. Нарастающий гул голосов настраивает на мечтательный, миролюбивый лад. Хочется думать о чем-нибудь приятном или не думать вообще, но не получается. Во время молитвы нужно проговаривать вопросы, которые ты хочешь задать призракам. Людское многозвучие сливается в длинную тягучую песню без начала и конца, среди прочих выделяется тонкий и режущий слух голос Уймют – маленькой предсказательницы. Она ходит между людьми, будто парит – здесь негде поставить ногу, все перемешалось в коврах и людях. Когда изнеможение берет свое и голос наконец срывается, становится хриплым и прерывистым, она начинает сначала. Никто не осмеливается на нее взглянуть – это запрещено во время молитвы. Кап. Кап. Шаг за шагом, все глубже в транс, на коврах расселись людские массы с ладонями вверх. Глаза прикованы к земле. Потом что-то произошло, а вернее, прозвучало, похожее на взрыв или падение молнии, и из Уймют стали извергаться имена, со скоростью зарождения вселенной. Все заметно ожили и прислушались, ожидая своей очереди. Каждому из собравшихся духи сообщали по несколько важных, на их взгляд, событий из будущего. На киргизском. По выражениям на лицах людей трудно было понять, что они испытывают в этот момент. Но многие пришли не впервые и наверняка навестят этот дом еще не один раз, ведь верность привычке гарантирует исцеление от болезней, решение всяких проблем. Им действительно это надо. Как и Уймют, во всяком случае, – исцелиться от эпилепсии. Для этого она дала обет помогать людям и отреклась от всего, что окружало ее несколько лет назад. В этой деревне на окраине всего, что только может существовать в мире, у нее осталась только вера.
- Это варенье я сварила после того, как вышла замуж, - добавила она.
Отлично! Не больше трех месяцев – просчитываю в уме – это не самое страшное, чем могут угостить в горах. Несколько пиал с янтарно-золотистой нугой – горно-абрикосовое, а другие наполнены пряным вишневым сиропом. Мимо ложки лавируют аппетитные вишни, кусочки оранжевой мякоти. За печкой лежат матрасы и подушки, после сна их всегда сворачивают и куда-нибудь убирают. От этого в комнате всегда светло и просторно. У окна стоит швейная машинка, а в большом кованом сундуке – обычно в него складывают приданое – наверняка найдется не один обрез красивой ткани. Вот и вся мебель. Солнце проникает в комнату и оставляет свои следы на низком столике, рваных кусках свежего нана, стенах и потолке. Становится тепло, от лепешки и от солнца одновременно. Учительница из соседней деревни привела своего младшего сына, племянника Уймют, чтобы не брать его с собой на работу. Пока женщины разговаривают, мальчик легкой рукой размазывает по столу яичницу – вот оно, доступное искусство. В дверной проем заглядывают гуси. Они не ходят поодиночке, наверное, пользуясь таким доводом: если умирать – то вместе. И поскольку несколько дней назад начался рамадан, кое-кому из них не дожить до курбан-байрама. Гуси нервно оглядываются по сторонам, взгляд падает на кошку, которая медитирует под скатертью в надежде, что сейчас стол растворится и еда посыплется ей на голову. До слуха доносится негодующее покрякивание. Мы сидим на полу, скрестив ноги, и перевариваем пищу с наслаждением людей, которым некуда спешить.
