Выехали вчера в Мурен часов в 12, на буханке с Батом и Сисик, у которых я прожил пять дней в Ханхе. Поначалу это было интересно – захватывающие дух виды на озеро, сложной формы небо, желтые, с каждым днем теряющие цвет лиственницы. На первом же высоком перевале, рядом с огромным, сделанным из лиственницы овоо, Бат остановился, достал бутылку водки, налил немножечко в чашку и напоил духов. Теперь, когда духи удовлетворены, можно выпить и самим. Каждому по полглоточка – больше полбутылки долой, по-монгольски, не закусыввая. «Монгол водка» гордо сказал Бат – ну да, вообще-то именно этого «монгол» я и боюсь. Водка прожгла путь к желудку, но и к сердцу тоже, особенно когда я нашел в своем бездонном рюкзаке палку Брауншвейгской, а Бат, едва мы спустились с перевала, не выдержал и под предлогом «здесь есть связь» мы остановились и ликвидировали остатки. Связь там, впрочем, и правда была.
В первую, светлую часть пути меня наполняло внутреннее ликование, как будто мне опять шесть лет и сегодня утро моего дня рождения.
Единственное, в чем я себя еще долго буду упрекать – почему я не попросил остановиться, так много раз! Например, когда мы ехали почти по кромке воды мимо сюрреалистических ледяных родственников Ктулху, намерзших на прибрежные коряги, или чтобы сорвать красный, как грудка снегиря, спелый шиповник, растущий в придорожном сугробе. Зато мы остановились, когда встретили лиса. Лис был огромный, очень рыжий (как он живет в белом лесу?) и очень любопытный. Когда машина остановилась, он все-таки решил ретироваться и быстро, но не спеша, с высоко поднятым хвостом пересек дорогу и ушел в лес, где скрылся за бревном и продолжил за нами следить.
Ближе к закаты мы достигли большого овоо на обрыве, с видом на большую реку и бухту озера (овоо зачем-то сопровождался табличкой “World’s most beautiful 100 km run”). Место силы, безусловно. Вообще, большинство овоо поставлены в местах таких сильных, что даже я это чувствую. Под обрывом стояла юрта с привязанной лошадью и целой отарой пронзительно мекающих овец вокруг.
Мои спутники не задумавшись ни на секунду устремились в эту юрту и тут же начали казавшийся бесконечным разговор. Однако тут же был сделан цай (видимо истинно традиционный монгольский чай – на местных травах и без чая), очень вкусный, и тут же после чая – цуйван (монгольская самодельная лапша). Между приготовлением цуйвана и чая хозяйка успевала утихомиривать и кормить грудью взрослого (для грудничка) ребенка, который то заходился в плаче, то за какую-то провинность пытался пнуть отца – монгола в традиционной одежде с очень симметричными рублеными чертами лица.
