Канны относятся к тому редкому типу французских городов, об истории которых сказать практически нечего. Сегодня, сидя в шикарном ресторане на набережной Круазетт, совершенно невозможно поверить в то, что каких-то жалких 200 лет назад вместо россыпи фешенебельных отелей здесь ютилась убогая рыбацкая деревенька, вдоль побережья шатковалкой походкой прогуливалась ненасытная холера, а название Канны было известно разве что беспутному ветру да шелестящим тут испокон веков волнам.
Счастливое превращение приключилось в 1834 году, когда лорда-канцлера Англии Генри Брума на подъезде к благословенной Ницце остановило известие о закрытии этой всефранцузской здравницы на карантин. Переночевав в какой-то жалкой лачуге, почетный альбионец совсем было собрался отправляться во свои туманные свояси, как вдруг обнаружил прямо перед глазами такие потрясающие виды, что вмиг одумался. Он остался в Каннах на несколько дней, побродил по нетронутому ни рукой, ни ногой человека побережью и, растроганный до самой глубины своей обветренной английской души, распорядился выстроить здесь виллу-сад.
Франция редко хранит память о своих старинных "друзьях" англичанах, но для лорда Брума было сделано исключение
Как известно каждому церковно-приходскому школьнику – «Вначале было слово». Но за словом у серьезных людей и даже богов, во все времена шло дело. Слово за слово, дело сделано! На некогда безлюдном берегу проросла и зацвела первая красавица-вилла, названная в честь дочери лорда Элеонорой.
Грустить без подруг Элеоноре-вилле и Элеоноре-дочке пришлось от силы пару сезонов. Несчастным англичанам было до того неуютно сидеть на своем острове с наступлением сезона дождей (а стало быть практически круглогодично), что за первой птахой в сторону тепла и солнца ринулась целая стая подданных ее Величества. Будто крепкие боровики после грозы начали расти вдоль побережья игрушечные домики, матерые особняки и величавые дворцы. Укутанные паутиной безмолвия и забытья Канны, очнулись от почти восемнадцативековой спячки, продрали лазоревые глаза своих окон и на весь мир завопили о том, что жизнь хороша!
Эти громогласные позывные были столь оглушительны, что сумели долететь аж до самой заснеженной России, где с теплом и солнцем проблем было на порядок больше, чем в практически курортной Англии. Как известно, у нас и вопли, и стоны издревле звались песней, а русская душа (особенно с перепоя) петь любила, не умела, но неистово желала. Наш ответ британскому «Керзону» был по-русски суров и величественен. В 1879 году Канны ослепила своим сиянием не какая-нибудь захолустная графиня, не удачливая охотница за капиталами, а сама императрица Мария Александровна.
В сопровождении сыновей Сергея и Павла она всей имперской помпезностью обрушилась на улицы французского городка, и захолустье вздрогнуло от масштабов безжалостно-беспощадного русского ПРАЗДНИКА. Вынужденный переходить на другую сторону улицы, никем не замечаемый и никому не интересный Ги де Мопассан писал о ее визите: «Принцы, принцы, повсюду одни только принцы».
Вдали от родных пенатов русскоподданные всегда тосковали по трем неотъемлемым атрибутам Отчизны: березкам, игорному дому и золоту куполов. Кудрявые ни за какие коврижки и перегнои не желали переселяться из средней полосы на юга; казино и без нашего участия столбили за собой лучшие участки побережья, а потому вновьприбывшие все свои усилия сосредоточили на храме Божьем. В начале начал некая Александра Федоровна Трипе устроила домовую церковь на своей вилле. Но ее инициатива практически моментально сошла на нет, потому как помещение на 30 человек никак не могло вместить всех желающих.
Тогда с легкой руки великого князя Михаила Михайловича в самом сердце католических Канн начал расти православный храм. 22 ноября 1894 года 400 прихожан дружной молитвой отметили появление на карте города русского собора, и отныне гости из Санкт-Петербурга и Москвы окончательно престали чувствовать себя в Каннах гостями. До кучи Великий Князь зачем-то открыл неподалеку гольф-поле, но какое отношение царская семья имеет к этой исконно нерусской забаве история деликатно умалчивает.
Ваш покорный слуга, будучи неисправимым грешником, сему детищу князя Михаила посвятил гораздо больше времени, чем церкви и остался чрезвычайно признателен Его Сиятельству за этот весьма неожиданный русский след на Ривьере.
Тем временем Канны окончательно выросли из своих детских штанишек и превратились в довольно приличный по тем временам город. С 1834 по 1900 годы его население увеличилось с 4 до 20 тысяч человек (сегодня в Каннах проживает уже около 80 тысяч). 34 отеля и 215 особняков во все окна глазели на море, а железная дорога крепко-накрепко связала курорт с Европой и Францией.
1856-ой год стал для города определяющим. 26 главных землевладельцев согласились с проектом обустройства набережной, и уже через несколько лет первые гуляльщики продефилировали по берегу моря, явив миру новейшие наряды из Парижа и старейшие драгоценности из Лондона и Санкт-Петербурга.
Единственное, чего не хватало Каннам для полного счастья, это какого-то международного события из тех, что срывают мир с насиженных кресел и гонят на вожделенный праздник. Сколько ни рыли носом убогонькую историю энтузиасты, даже заскорузлого Праздника поспевания тыквы или Дня морского ежа, выудить со страниц летописей не получалось. Тогда в 1929 году в городе была учреждена Королевская регата. Ненадолго она сумела привлечь любопытствующих к своим парусам, молодым капитанам и рекам шампанского, но панацеей так и не стала.
Конкуренция на проведение регат в мире была настолько жесткой, что Канны просто затерялись в потоке дующих со всех континентов ветров, так и не почуяв долгожданного аромата успеха. Тогда в 1946 году, едва зализав военные раны, Франция объявила о том, что на Лазурном Берегу берет старт Международный Кинофестиваль. Организаторы понимали, на какой идут риск, потому как уже 13 лет Венеция баловала мир киноновинками, вскормленный гамбургерами Оскар будоражил обитателей Нового Света и даже непонятный Советский Союз успел провести смотр своих киноталантов, но игра стоила свеч.
Тихой сапой Канны застолбили за собой нишу интеллектуального кино, и освобождать ее нагловатым выскочкам не собираются по сей день. В наше время к середине мая даже перелетные птицы стараются облетать это место стороной, чтобы с них не содрали лишнего за дефицитный ночлег и комплексное питание. За несколько дней до начала фестиваля местные жители покидают свои дома и отправляются погостить к бабушкам, двоюродным кузинам и просто друзьям, а на их место врывается настоящее безумие.
Вожделенные сантиметры земли подле знаменитой ковровой дорожки столбятся на несколько дней вперед, за них дерутся с виду вполне приличные и не самые крепкие ребята с фотоаппаратами, а предприимчивые таксисты славят тот день, когда сели за баранки своих пылесосов. Однако самые большие метаморфозы приключаются с малолетними поклонницами Венсанов Касселей да Пересов. Будто ранняя апрельская сирень они вдруг расцветают буйством весенних красок, скидывают с себя лишнюю неподобающую торжеству момента одежду и предстают пред светлы очи кумиров готовыми к труду и не способными на оборону.
И нужно сказать, что почти всегда Канны оправдывают ожидания даже самых матерых искателей жареного. Так несколько лет назад моя навеки любимая Софи Марсо решила, что уже непозволительно долго о ней не судачит желтая пресса и сердца поклонников как-то не особенно звонко стучат при ее появлении. Легким движением точеного плеча она сбросила послушную бретельку платья…, и мир на несколько дней снова оказался у ее ног.
Конечно же, все сразу догадались, что это лишь дело несчастного случая, и обескураженное лицо хорошей актрисы явилось тому ярким подтверждением.
Дабы отдельные члены сообщества не обвинили меня в эротомании, здесь я приведу лишь эту фотографию, а за десертами от принцессы отправляйтесь в самые недра «паутины», хранящей и не такие секреты.
Но скажите мне, пальмовой ветви ради, кто остался в накладе от того, что красивая грудь, как и в былые годы, вытеснила с экранов телевизоров пресловутые русские ракеты, растекшиеся по стенам голливудские мозги и на пару дней стала темой номер один во всей цивилизованной Европе. На мой весьма предвзятый вкус это событие стало самым значимым с момента основания Канн, потому как вся остальная история имевшая место в этом городе покрыта пеленой непролазной мглы ☺.
Как говаривал один весьма талантливый, а потому малоизвестный поэт-песенник Тимур Шаов: «Богу, братцы, Богово, ну а снобу – снобово». В Канны не нужно ехать за какой-нибудь старинной фитюлькой, от вида которой соловьиным тремоло начинает дрожать душа, в нем вам не подадут на десерт запутавшегося в паутине легенд замка или надломленного человеческим неверием колокола, здесь царят совсем иные ценности.
Если быть до конца откровенным, то любой путеводитель расскажет вам о «петляющих средневековых улочках», о «подпирающей небо» башне Сюке и о «старинной» церкви Богоматери Надежды. Увешенные дешевыми штампами достопримечательности Канн — это самое последнее, за чем толпы людей ежегодно приезжают в город-сказку и оставляют в нем столько денег, сколько шуршит в их крокодиловых портмоне или звенит в кожзамовых кошельках. Людей сюда манит блеск и глянец!
Ни один уважающий себя, поднявшийся из самых низов миллионер не сможет отказать себе в удовольствии заплатить какие-то жалкие семь тысяч евро и переночевать в Карлтоне в номере Шона Коннери, Элтона Джона, Шарон Стоун, Алена Делона, Софий Лорен или Марсо. А какой буржуа устоит перед возможностью хотя бы одним глазком взглянуть на 30-метровую яхту миллионера из Карлтона? И чего уж говорить о жителях деревни Гадюкино всей семьей приехавших понюхать ароматы обедов буржуа на набережной Круазетт.
Вот так и ездят они любоваться друг другом, полоскать продрогшие по северам косточки в теплом море и поцеживать на берегу благословенный нектар Богов. Это Лазурный Берег, господа, это Канны!
Мой рейтинг – 6/10
