Абсолютно в каждой поездке с нами приключается некая, уже практически заложенная в маршрут «запланированная случайность». Так я окрестил места, от которых вроде бы ничего не ждешь, а на выходе получаешь это вожделенное – «в зобу дыханье сперло». В наших Лазурных поползновениях эту роль на себя взял казалось бы исхоженный и изъезженный вдоль и поперек Кань-сюр-Мер.
Ну чего можно было ждать от небольшого, курортного городка, находящегося в трех поветренных плевках от Ниццы? Ту же набережную, на которой сытым стадом пасутся обалдевшие от счастья двуногие; те же бутики, где китайцы с русскими меряются глупостью и толщиной своих портмоне; тех же искусственных от ногтей до задницы красавиц и того же нехитрого, погрязшего в лени и неге распорядка дня. Однако не тут-то было.
Новый, современный город действительно прост и неказист, как потертый полтинник в кармане вечноголодного студента, а вот старый, низвергая все представления о Лазурной безликости, поверг нас в подлинный восторг. Ему, как легко догадаться, и будет посвящен мой рассказ, обильно сдобренный вполне заслуженными дифирамбами.
История Кань-сюр-Мер неразрывно связана с семьей Гримальди, что по сей день правит Монако. В 1310 году князь Ренье заложил здесь вполне ершистую и производящую неизгладимое впечатление на всякую нечисть крепость, которой суждено было стать символом города и его неиссякаемой гордостью.
В 1620 году другой представитель семьи — князь Анри предпринял попытку перестроить замок и вырвать его из липких объятий средневековья, однако его потуги не увенчались успехом. Сколь ни измывались архитекторы над мощными и грубыми стенами шато, превратить боевого, нюхнувшего пороха «рыцаря» в изнеженного, прилизанного «трансвестита» у них не получилось.
По завершению трудов они честно сказали работодателю, «что нельзя из букв «Ж», «О», «П» и «А» составить слово вечность» и наскоро умыли руки. А шато Гримальди, так и не превратившись в резной ларчик, продолжил смотреть свои средневековые сны и гордиться своей историей. Однако, справедливости ради нужно сказать, что не одни только венценосные небожители принесли городу славу и сделали его в свое время столицей богемного мира юга.
В 1960 году в Кань-сюр-Мер пожаловала одна из самых одиозных дам послевоенной Франции — Сюзи Солидор, и это событие в один момент вывело город из многовековой спячки, поставило с ног на голову и заставило поверить в то, что в часах существуют крайне стремительные секундные стрелки.
В венах Сюзи булькала такая адская кровяная субстанция, что мадемуазель порой и сама не знала, кто она. В ее появлении на свет были задействованы какие-то таинственные корсары из Сен-Мало, бароны, укладывающие на лопатки несговорчивых горничных, депутаты и еще черт знает кто, включая того самого черта.
Одним словом – «Шалость удалась»: девочка у родителей вышла неординарная, с неуемной энергией и острым желанием видеть все живое у своих ног. Однако, прежде чем оказаться на троне, Сюзи пришлось повкалывать на кондитерской фабрике, освоить управление автомобилем и даже научиться отличать карбюратор от трамблера. Эта уникальная способность и привела 17-летнюю девчушку на пыльные дороги Первой Мировой войны, по которым она рассекала за рулем санитарной машины.
Выяснив, что быть по тем временам одним из первых водителей в юбке почетно, но малоприбыльно, Сюзи по окончании евромордобоя N1 отправилась в Париж. Вот тут-то судьба впервые улыбнулась девушке во все не выбитые войной зубы. Ей удалось стать манекенщицей, а заодно и опытным путем выяснить, что «девочки» могут быть гораздо ласковей и приятней на ощупь, чем грубые, самовлюбленные мужланы.
Одной из первых в Париже ей встретилась преуспевающая и эпатажная графиня Ивонн де Бремон д’Арс. “Это любофф” – пропели бы романтично настроенные менестрели, кабы в то же время в жизни потомственной корсарки не возник брутальный, ладно скроенный летчик Жан Мермоз (друг Антуана Сент-Экзюпери).
Небольшая светлая полоска на горизонте это самолет, идущий на посадку в Ниццы
Оказалось, что окончательно сменить грубых самцов на утонченных дам Сюзи пока не готова. И нашим, и вашим – решила она для себя, наполнив ночи смыслом, разнообразием и вполне полезными связами. Свою ориентацию, а точнее ее категорическое отсутствие, новоявленная манекенщица скрывать не собиралась, а потому в беснующемся послевоенном Париже слово о ней очень быстро выпорхнуло из будуаров на бульвары города и облетело все мало-мальски значимые вечеринки богемы.
Примерив корону дамы полусвета, Сюзи на достигнутом останавливаться не собиралась. Она начинает позировать обнаженной и делает это столь увлеченно, что вскоре становится самой популярной моделью столицы живописи. Наряды, в которых она щеголяет на подиумах, заставляют и властьимущих парижан, и продвинутых парижанок заходиться от восторга, а ее купальник, состоящий из одних сетей, производит фурор, сравнимый разве что с первым выстрелом «Большой Берты» (жертв, кстати, оказалось ничуть не меньше).
Дабы придать звучности своему имени, она не задумываясь отказывается от своей настоящей фамилии и берет псевдоним Солидор. Так называлась одна из сторожевых башен ее родного Сен-Мало, но отныне «Золотым Солнцем» (Soleil d’or) будет зваться она. Когда о взошедшем над Парижем «Солнцем» не знали только тараканы и пуритане, верная подруга Ивонн предложила девушке попробовать себя в кабаре. Разрыв парижского мозга и в этот раз не заставил себя долго ждать.
На нее ходили, ее хотели и получали, ею жили и ради нее готовы были умереть. К началу 40-ых годов у Сюзи было все, о чем могла мечтать провинциальная простушка, вылезшая из под грязного авто и ни за что на свете не согласная залезать под него обратно. Скорее всего это детское воспоминание о машинках и захлопнуло для Ивонн дверь в спальню Сюзи. Десятилетний роман двух задорных девчонок завершился в тот день, когда на амбиции Сюзи безжалостно наехал шикарный автомобиль Мориса Барбеза.
Он держал салон роскошных авто, для роскошных господ, а Сюзи срочно понадобилась одна из его дорогих игрушек. Вкупе с баснословно дорогой безделушкой она получила галерею, в которой на каждом углу красовалась такая голенькая, и такая соблазнительная владелица, а также собственное кабаре, где пела все та же голенькая и такая соблазнительная она же. Жизнь для Сюзи превратилась в одну восхитительную ночь, в которой она была королевой, а вокруг всегда ошивалось с десяток принцев и принцесс, желающих спасти ее от какого-нибудь надоевшего дракона.
И все бы было ничего, но 14 июня 1940 года «звезда Парижа» увидела под своими окнами столь знакомые по юности немецкие танки. Для кого-то это могло означать фиаско, но только не для нашей героини. «И нашим, вашим» — всегда было девизом «Солнечной девочки», которая немедленно принялась петь для тех, кто оккупировал ее страну, ее город и ее жизнь.
В 1941 году она впервые исполняет популярную немецкую песенку Лили Марлен на французском, и та моментально становиться парижским хитом номер один. Курьез этой песни заключается в том, что чуть позже американские солдаты, как обычно не разобравшись, решили, что эта песня посвящена Марлен Дитрих, а потому начали горланить ее на каждом углу. По обе стороны фронта на разных языках бойцы исполняли друг-другу задорный шлягер, который в итоге оказался переведен аж на 48 языков.
А в Париже Сюзи Солидор за эту песенку не простили. На пять лет ей запретили выступать перед публикой и намекнули на то, что из Франции на это время ей тоже желательно свалить. Сказано — сделано! Сюзи было не привыкать начинать все сначала, а потому ее изгнание, более всего походившее на мировое турне, обернулось грандиозным успехом. Только в 1954 году она снова вернулась в город своей мечты, где и продолжила заниматься тем, что умела лучше всего. Она открыла новое кабаре, начала снова позировать перед властителями кистей и мольбертов и давать по два концерта в день.
Лишь шестью годами позже, утомившаяся не на шутку дама, решила, что со столицами, центрами цивилизации, да и скоплениями публики пора завязывать. Все таки возраст у нее был уже не шутейным, да и о покое вдруг замечталось так, как не мечталось в свое время о славе и блестящих погремушках на шее. Семейный очаг было решено устроить в полусонном, городе Кань-сюр-Мер. Уж больно это место было похоже на пришедшую из ее детства старую сказку.
В Кань за Сюзи Солидор немедленно потянулись те, кто ее когда-то любил, писал, слушал и боготворил. Ее дом практически сразу превратился в место паломничества парижской богемы, которая никак не желала отпускать от себя своего кумира. И все-таки маленький Лазурный городок это вам не парижский муравейник!
Здесь она прожила до самой смерти, передав замку Гримальди коллекцию своих портретов (их в результате оказалось 40, а всего известно более 250 картин, на которых изображена эта удивительная женщина). Городу «Золотое Солнце» Франции поставила лишь одно услови: все они должны были быть размещены в будуаре шато, потому как, видимо, именно с этим местом у Сюзи были связаны самые лучшие воспоминания жизни.
К счастью появление коллекции картин в замке старого Каня никак не отразилось на его посещаемости. Одинокая бабушка, две задорных лесбочки да пара фотографов-маргиналов – вот и весь улов, который мы обнаружили в сетях спокойного, как сон сытого удава городке. А ночью мы и вовсе слонялись по нему вдвоем, славя лень туристического собрата и наслаждаясь непередаваемой атмосферой таинственных, потерявшихся в веках улиц.
Это была сказка, подсвеченная сотнями неброских фонарей, благоухающая всеми ароматами цветущего мира и под завязку наполненная какими-то таинственными звуками. В ней хотелось раствориться без остатка и остаться навсегда, и кабы не проклятая жажда повседневной цивилизации, наверное я бы так и сделал.
Кань-сюр-Мер стал-таки в итоге той самой запланированной случайностью, без которой эта поездка во Францию осталась бы в памяти самым обычным фантастическим путешествием.
Кань-сюр-Мер, Cagnes-sur-Mer
Мой рейтинг — 9/10
