Дорога на Стонг Тренг, трасса №…. – невыносимо скучная. Деревень нет, пусто и бесприютно – ни воды, ни еды, ни людей. Плюс ко всему, я уже привыкла к беззаботному кручению педалей по плоским шоссе – а здесь местность холмистая, и ехать труднее.
Дорога, дорога, дорога, желтая сухая трава, редкие деревья вдалеке. Этот пейзаж уже приелся мне.
Если бы было что поесть, я бы уже начала жевать со скуки.
Мимо стремительно свистят машины и грузно ползут фуры. Я провожаю их взглядом и думаю, что будет, если прицепиться крючком к одной. Сколько меня так протащит.

Неожиданно одна из фур замедляет ход. Из окошка высовывается веселая и растрепанная голова.
— Куда едешь?
— В Стонтренг – хотя на самом деле мне в Раттанакири, я называю направление.
— Залезай!
— Ничего, что я с великом?
— Места полно!

Фура останавливается, фырча. В кабине трое мужиков – один из них без лишних разговоров перелезает на крышу, освобождая для меня место. Двое других, открыв дверцу в зеленом борту кузова, взгромождают мой велосипед внутрь вместе с рюкзаком.

Добрые люди! Знакомимся. Моих веселых спасителей (от скуки) зовут Да и Дат. Они, как и многие люди-в-фурах, возят рубленые корни кассавы во Вьетнам, нагружая свою машину как можно полнее. Когда мы останавливаемся поесть, Да демонстрирует мне свои водительские права. Они просрочены чуть ли не на год.
— А как же полиция? Им всё равно?
— Мы же в Камбодже! Нет проблем! – смеётся Да.

Ребята высаживают меня километров за 10 до поворота на Раттанакири, и я радостно продолжаю путь уже на своих двоих колесах – на часах только 11!
Теперь мне стыдно за мой вчерашний нервяк по поводу упущенного времени. Правду говорят: любое развитие событий – правильно.
Я стыжусь своей неуместной «истеричности» и проклятий, которыми осыпала себя за глупость и невнимательность. Да и Дат больше, чем на 100 км приблизили меня к Раттанакири.

Я читала, что трасса на Банлунг Очень пыльная. Но оказалось, что я даже примерно не представляла себе масштабы её пыльности, раздолбанности и кочковатости.
Единственная дорога на город Банлунг – это примерно 120 неасфальтированных километра оранжевой, желтой, серой слепящей пыли и камней, её слегка разбавляющих.

Фуры, обмотанные мешками с кассавой и КАМАЗы, под завязку груженые щебнем, кормят меня пылью каждый раз, когда проезжают мимо. Пыль не оседает. Я ем пыль. Она везде. Она набивается в глаза, в рот. Моя кожа посерела. Я покрепче обматываюсь платком и становлюсь похожа на араба. Даже нацепляю чёрные очки в надежде защитить глаза.

Не помогает.
Я еду очень медленно. Из-за торчащих то тут, то там камней, дорога очень тряская, и моя спина начинает сдержанно жаловаться на свою нелёгкую судьбину.

Домов вдоль трассы мало. Иногда встречаются какие-то поселения, густо покрытые рыжиной. Мне кажется, красные кхмеры выглядели именно так, как жители этих деревень. Все их лица в красно-кирпичной пыли.

Всё – решаю я. Автостоп!
Мой опыт подсказывает, что КАМАЗы с камнями не подбирают пассажиров, а больше на дороге я ничего не вижу.
— Господи – говорю я – пошли мне тачку, которая меня подберет! (Я, конечно, представляла легковушку, минивен, фуру…)
Но Господь услышал мои четкие слова и послал мне ТАЧКУ, деревянную тачку с дизельным мотором, длинным рулем, тачку, нагруженную мебелью, тачку, тарахтевшую как десять тракторов. Господь послал мне тачку.
Я пытаюсь отказаться кое-как – я ведь даже их не стопила! Но дружелюбные люди помогают мне втащить велик наверх, на куски будущей мебели – спинки, ножки, части кроватей, какие-то доски.
Едем.
Клянусь, за всю жизнь меня так не трясло, как на этой телеге. Я еле удерживаюсь, чтобы не слететь, чтоб не сполз велик. Пытаюсь устроиться поудобнее, подложить что-нибудь под пятую точку, опереться куда-нибудь рукой… но это абсолютно бесполезно.
Я думаю – вот сейчас мой позвоночник расщепится на несколько частей. Или – вот сейчас у меня будет компрессионный перелом. Каждый камень и бугор отдается в спине болью. Солнце жарит, оглушительно трещит мотор, вокруг взметаются клубы пыли, и душат меня. Волосы налипли мне на лицо, на зубах скрипит песок. А самое обидное, что едет эта тележка медленнее, чем я еду на велосипеде!
Как же мне отсюда слезть теперь?!
На мое счастье – с телеги падает доска и остается позади. Я толкаю сидящего рядом парня в плечо, показываю на дорогу – и как раз в этот момент за первой доской сползает и вторая. Доски, спасибо! Вы спасли мой позвоночник!!
Я с трудом слезаю, стягиваю свой велик и благодарю. Знаками показываю, что дальше поеду одна. Гоню (насколько это возможно по таким камням) вперед, чтобы оторваться и больше уже не застопить эту телегу даже случайно.
Мораль: просите у Господа четко то, что хотите получить. Господь внимателен к словам.

Опять встаю у обочины. Мимо проносятся машины с пустыми кузовами, но никто не берет меня. Я усиленно медитирую на «хороший транспорт, где я удобно сяду». Вижу вдалеке минивэн и поднимаю руку.
Уже когда он останавливается рядом со мной, и я заглядываю внутрь, меня настойчиво одолевает желание отказаться сразу, извиниться и не мучить людей.
В кабине семейство – за рулем худощавый мужчина в ковбойке и очках, рядом с ним — пухлая женщина в широкополой розовой шляпе. На кусочке свободного места спит маленькая девочка лет 4х… Минивен забит барахлом чуть более чем полностью. Вся задняя часть машины до потолка натолкана одеждой, посудой, овощами и прочим скарбом. Я даже примерно не представляю себе, каким образом сюда могу влезть я и велосипед…
Пытаюсь отказываться – но мужчина уже вылез из машины и открыл заднюю дверь.
Отстегиваю рюкзак от багажника, вынимаю из корзины все, до сих пор не веря, что это возможно. Мужик с большим трудом затискивает мой велик под самый потолок машины, перекинув назад миску с овощами и раздвинув какие-то вещи. Он изрядно мнет корзину. Переднее колесо нависает практически над самой головой его жены.

В кабине места нет тоже. Я собираюсь влезть как-то под велик, но ради меня будят девочку и она начинает недовольно ныть и тереть кулачками глаза. Женщина сажает её к себе на колени

Следующие часа два я сижу очень неудобно. Гляжу в окно – пейзаж безрадостен и пуст. Я хвалю себя за то, что стала стопить, а не пыталась проехать всё расстояние на велосипеде.
Девочка хнычет на руках у мамы и выгибается — видно, что всё её тело жаждет каких-то простых движений – побегать, попрыгать, вытянуться. Она смотрит на меня исподлобья и враждебно. Мне стыдно, что я отняла у неё место. Достаю камеру и начинаю снимать. Показываю девчушке картинки. Это всегда действует безотказно: через некоторое время она уже не дичится меня, а радуется, тыкая замызганным пальчиком в дисплей.
Родители пытаются говорить со мной, но я едва понимаю их. Практически всю дорогу мы молчим.
Машину ощутимо трясёт, но после тачки с мебелью это кажется сущим пустяком.
Вдруг я вижу, что встречную полосу асфальтируют!

По всей части, которая готова, выложены сухие стволы деревьев – чтобы водители не соблазнялись и не поворачивали на менее тряскую сторону.

Я с тихим ужасом думаю, что обратно придется ехать по такой же дороге. Вряд ли её покроют асфальтом к тому моменту, как я решу покинуть Раттанакири.
Наконец, за окном начинаются дома, заправки. Я вижу людей.
Банлунг!
Меня высаживают недалеко от рынка. Мужчина и женщина поворачиваются ко мне…и как я и подозревала, просят денег. Я обреченно говорю: «Сколько?» Мужчина чертит на песке – 20000 риэлей. То есть пять долларов. Говорю – от миен лоой. Не верят.
Я достаю кошелек – в нем всего 4 доллара. Это мои последние наличные деньги.
– Есть только это! – я протягиваю 2 доллара. Всё.
Пара выжидательно смотрит на кошелек. Показывают – ещё ж осталось.
Я вытаскиваю последние мятые бумажки, трясу ими и показываю знаками: «Это на еду!» Нехотя соглашаются.
Я седлаю велик и довольно расстроено еду куда-то, видимо, по направлению к центру города.
Кое-какие деньги у меня есть на карте, но эти последние 4 доллара я рассчитывала потратить на сегодняшний ночлег в хостеле и еду. Сейчас мне, возможно, хватит только на что-то одно. Надо искать банкомат...