На моих сапогах еще не высохла грузинская грязь. Я пытался хоть как-то почистить их, но было совсем неохота: высохнет — сама отвалится. Я разложил свой шатер для просушки под жарким рязанским солнцем. Попытался зашить кафтан, пострадавший в Вардзиа, после катания на попе по каменистому склону, но потом плюнул и решил купить новый. Вдруг из трубы донесся невнятный шум и послышалось предложение Синего Носа сбегать на годовшину битвы на Воже. Шум постоянно прерывался звуком булькающей жидкости и глухим звоном бутылки, бьющейся о край стакана.
С автовокзала каждый час отъезжал извозчик на большой карете, в которой помещалось до 20ти душ. Вскоре прибыли в бескрайние незасеянные поля. В деревне я увидел, что еще не все русские бабы разучились одеваться
На зрелище прибежало до тысячи люду. Пришло и два десятка батюшек, которые в начале отслужили молебен. Стоять на крутом склоне под палящим солнцем было не очень удобно. Народ с облегчением вздохнул и присел, но нас подняли еще раз петь гимн России.
Потом началось форменное безобразие под названием митинг. Товарищи из администрации полчаса пытались испортить народу настроение. Я пожалел, что не прихватил яиц и помидоров.
Потом вылезли скоморохи и попытались изобразить битву. Драка получилась скучной и совершенно не зрелищной. Билось всего по три десятка с каждой стороны. Татары и русичи вяло махали мечами и копьями. Где-то на периферии бегали девчата из группы поддержки и изображали танцы. Я поставил местному хореографу жирный неуд.
Оглядывая окрестности я заметил, что на краю поля несколько татар и русичей побросали мечи и сошлись врукопашную бить морды.
— Наших бьют! — закричал я и бросился на подмогу, но никто меня не поддержал. Народ разнежился на солнышке и ему было неохота защищать землю русскую.
— Ты куда?- вопрошали меня менты из оцепления
— Так ведь наших бьют!
— Сами разберутся.