[youtube]o3rF2ToPcRs[/youtube]
Я чистил зубы, когда ко мне подошёл Фил и спросил:
— Хэлл, ты видел рыб?
— Кого?!
— Ну, рыб. Три штуки. Там, в луже за бытовкой. Сходи, глянь.
Мне стало интересно, и я поспешил к указанному месту.
Напротив бытовки, стоявшей возле занятого нами дома, тускло отблёскивала лужа. Она образовалась у самого подножья отвесного склона холма. Дно лужи усеивали опавшие листья. Мшистые наросты нависали над ней, а пожухлый папоротник погрузил стебли в воду, будто пытался спастись от жажды. Под стеблями папоротника краснели три небольших продолговатых тулова.
— Ничего себе! – изумился я.
В мелкой лужице, засыпанной прошлогодней листвой обитали три декоративных карпа. Как им удалось выжить? И откуда они взялись? Необычная находка Фила пробудила во мне жгучий интерес. Я осмотрел водоём внимательнее.
По краям он был окантован травяными кочками, под которыми угадывались плоские камни. Слева подходила мелкая канавка, питавшая лужу водой, а канавка справа отводила от неё излишек. Выходило, что это маленький пруд, вырытый хозяевами дома. За годы отсутствия людей он обмельчал из-за осыпей со склона и листьев. Но карпы каким-то образом уцелели.
Тут меня посетила догадка. Может статься, что рыбы не жили здесь с самой катастрофы. Их привезли сюда хозяева. Неясно зачем. Наверное, семейная традиция или нечто в том же духе. В противном случае, карпов уже съело бы местное зверьё или птицы.
Но важны не сами рыбки, а то, что их привезли. И сегодня, накануне годовщины, люди снова могли приехать, дабы проведать дом. Значит, нельзя оставлять в нём рюкзаки. По правде говоря, это и раньше было не очень осмотрительно с нашей стороны. А сейчас надо озадачиться отдельным схроном.
Я позвал Макса, чтобы и он взглянул на карпов. А после изложил товарищам свои соображения. Они поддержали идею. Но обустроить порядочный схрон было проблематично.
Вроде вокруг куча построек. А рядом в глинистом склоне вырыт крупный грот, оборудованный под сарай. Казалось, прячь куда хочешь. Но не так всё просто. Рюкзаки требовалось уложить так, чтобы к ним не мог пробраться кабан и другие дикие обитатели Зоны. Риск того, что какой-нибудь любопытный хряк разорит наше добро, был велик. Здесь, как и в других местах, мы успели найти немало следов от копыт и кабаний помёт. А вчерашняя встреча не оставляла сомнений в том, что кабаны чувствует себя в покинутых городах полноправными жителями.
Задачу помогла решить отдельно стоявшая баня, обнаруженная ещё при ночном поиске. Дверь в неё хорошо открывалась и закрывалась. И банька стояла так, что сами хозяева наведались бы в неё в последнюю очередь. Для верности я заблокировал дверь, уложив на полозья металлический пруток. Да так, что сразу не поймёшь, что мешает двери открыться. Случайный посетитель точно не будет разбираться и оставит баню в покое. И кто бы знал, что три рыбёшки оказали нам очень хорошую услугу, подкинув мысль вытащить рюкзаки из дома… Но об этом позже.
Со схроном покончено, теперь путь лежал на восток. До океана.
Для пересечения железной дороги воспользовались подземным переходом. Крайне любопытно, что он был обустроен не на людной улице. И не соединял собой какие-то более-менее оживлённые дороги. Он просто находился на задворках домов, где мы ночевали, и вёл в такие же задворки. Что являлось для нас идеальным вариантом.
Спустились во влажную прохладу. На полу скопилась грязь, и мы ступали так, чтобы не оставить на ней следов.
Поднялись. Красота! Вот и наш холм, поросший бамбуком, и большой комплекс на холме. И даже крыша «нашего» дома.
А перед нами дорога, которую лучше поскорее пересечь.
И тут пришло горькое осознание, что поход на восток будет непрост. В конце улицы, на которую нам предстояло пройти, ходили два человека в касках и сигнальных обвязках.
— Чёрт! Рабочие! – с досадой сказал я.
Мы отошли немного назад. Я достал навигатор и стал подбирать другой путь. Вот, есть подходящий! Затем мы всё-таки вылезли на дорогу и пошли по тротуару, ни от кого не таясь, как уже делали до этого.
В альтернативном переулке нас опять ждало разочарование. Там стоял грузовичок, а возле него работал человек в белом спецкостюме. Ладно… Я стал уже на местности искать не столь широкую улицу, где бы мы могли чувствовать себя в относительной безопасности.
Блик со стороны переезда. Радостно блеснуло на солнце лобовое стекло, и на дорогу выкатил белый «кубик».
— Парни, лица попроще и можно поздороваться, если будут на нас глазеть, — напомнил я.
В авто сидела пожилая пара. Они заметно сбавили скорость и уставились на нас. Как и было определено, мы с деловитым видом сделали короткий поклон, обозначающий приветствие, и пошли дальше. Не успел «кубик» скрыться с наших глаз, как слева выехал ещё один. За рулём молодая женщина. Тоже удивилась. Мы кивнули. Она уехала.
— Хэлл, мы дважды спалились, — сделал замечание Макс.
— Трижды, — процедил я, отвешивая поклон рабочим, которые что-то разбирали во дворе дома, мимо которого мы проходили. Они тоже поздоровались и вернулись к своему занятию.
Я вновь сверился с навигатором, и решил, что всё же пора перемещаться в менее людные места.
Прошли мимо школы со срытым под ноль футбольным полем и кучей брошенных велосипедов.
И добрались до моста через речушку.
Перейдя по нему, попали в небольшой частный сектор. Здесь тихо. Но задерживаться тут нельзя. На ближайшем холме располагались жилые корпуса, принадлежащие компании TEPCO. А значит, они могли использоваться в данный момент.
Я попросил у Макса спутниковые карты и стал искать ближайшее место, где можно пересечь Шестёрку. На снимке я заметил, что рядом с нами Шестёрка проложена в насыпи. Значит, дороги, пересекающие её на карте, должны проходить под трассой.
Сделав небольшой крюк,
вышли на пустой перекрёсток.
На нём стоял забавный знак в виде бегущего человечка. И направлялся этот человечек прямиком в переход под Шестёркой.
Дважды объяснять было не нужно. Мы проскочили под дорогой, вышли на опушку леса и побрели по узкой кабаньей тропке, петлявшей среди кустов.
Справа от нас по холму взбирался лес, а слева — здания и дороги, по которым раскатывали машины. От города нас отделяли рисовые поля.
Справа тоже иногда попадались дома
И небольшие кладбища
Так бы мы и дальше топали, но далее вовсю развернулась рекультивация. Чтобы не вызвать подозрения у рабочих, мы не стали продираться сквозь лес. А выбрались на дорогу, уводившую в холмистый район, и стали подниматься по ней. Холмы нас интересовали по ряду причин. Во-первых, с обрывистого берега красивее вид. Во-вторых, больше деревьев и складок местности. И дороги не такие прямые. В-третьих, у обрывистого берега вряд ли ведутся какие-то работы. А вот чуть севернее по карте явно что-то происходило. О чём свидетельствовали спутниковые снимки. Южнее мы держаться никак не могли – там ФАЭС.
Местность была более запущена.
И машины проезжали куда реже.
Здесь мы встретили несколько интересных вещей.
Дом с надписью на крыше: «I love peace. Futaba town».
Синтоистский храм.
Брошенный спорткар.
Фил облокотился на машину и попросил:
— Хэлл, сфоткай, типа моя. На аватарку поставлю!
Я исполнил просьбу товарища. Что такое «майбахи» и «бентли» всякие? Вот авто из Зоны – действительно вещь!
Чем ближе мы подходили к побережью, тем больше запустение сменялось облагороженными видами. Столбы очищены от растений. Дома приведены в порядок.
Тут и там площадки с заражённым грунтом и строительной техникой.
А из-за деревьев нет-нет да и покажется труба характерного вида.
Это ФАЭС «махала» нам своими трубами-охладителями и высоченными кранами.
Когда-то и ЧАЭС имела такую же трубу, опознаваемую по первому взгляду. Но перед завершением строительства нового саркофага её демонтировали.
Перешли по мосту над дорогой и увидели, что чуть севернее действительно развёрнута строительная площадка. Спутниковые снимки не обманули.
Но не стоило задерживаться. Мы и так повстречали здесь около десятка машин. А одна из них, тёмно-синяя, проехала мимо нас дважды — туда и обратно. Я узнал её по характерным эмблемам на дверях и капоте.
Сойдя с дороги, углубились в лес.
Заросшая тропа вела нас всё ближе и ближе туда, где волны разбивались о берег.
Последние метры приходилось продираться сквозь плотные заросли. И потому мы выскочили на край обрыва, едва не сверзившись вниз. Мы как будто смотрели слайд-шоу. Только что перед глазами была ветки, увитые лианами, а теперь бескрайний водный простор.
Внизу волны с грохотом накатывались на кучи бетонных чушек. Ветер бросал в лица солёную водяную пыль. Серо-синяя поверхность океана, усеянная белыми барашками волн, уходила вдаль до слияния с небом.
Была мысль, что здесь сильно фонит. Но дозиметр успокоил, показав сначала 187 микрорентген в час, а потом ещё меньше.
Посозерцав Тихий океан с полчаса, мы задумали омыть подошвы в его водах.
Как раз рядом находилась низина, защищённая бетонной стенкой.
А у края стенки удобный спуск к наброске из тетраподов.
Лезть по причудливым бетонным ёжикам оказалось очень удобно, опираясь сразу на руки и ноги.
Подошвы и ладони совсем не скользили. В тот момент со стороны мы, пожалуй, походили на больших пауков.
Подобрались к узкой полоске песка, омываемой волнами.
Тут мы были скрыты от другой части берега, где активно шла работа.
А шум прибоя и ветра заглушал любые звуки.
Так что мы предались ребячеству и стали играть в догонялки с волнами.
Пару раз мы не успевали вернуться к тетраподам, и волны на излёте окатывали нас пеной.
Натешившись вдоволь, уселись передохнуть. Будь сейчас лето, наверное, искупались бы.
В ЧЗО моря нет, только реки… Как же похожи обе Зоны. Но их всё время стараются противопоставить друг другу и найти максимум различий. Отчего бы это?
Причиной в обоих случаях стал человеческий фактор. На ЧАЭС ошиблись при эксперименте. На ФАЭС ошиблись с расположением систем аварийного питания. И, пожалуй, с местоположением самой станции.
При обеих авариях произошёл масштабный выброс радиоактивных веществ. Чернобыльская станция выпустила «следы» по Европе и центральной России, а Фукусима слила кучу всего в мировой океан. Отрицать это глупо. Даже если все утечки на станции ликвидировали бы в первый день, то частицы с заражённых территорий до сих пор поступают в океан вместе с дождями и талой водой, которую к нему несут многочисленные реки и ручьи.
И там, и там пострадали люди. Правда, при Фукусиме больше постаралось цунами.
При ликвидации обеих аварий были свои герои. Хотя самопожертвования и самурайского духа оказалось больше у наших. В хрониках ликвидации аварии на ФАЭС я не встретил упоминаний о ком-то вроде первых пожарных, «чернобыльских дайверов», «крышных котов», водрузивших знамя на трубе ЧАЭС. Но это не значит, что японские ликвидаторы – трусы. Уверен, среди них тоже немало самоотверженных людей.
А вот с эвакуацией населения японцам явно пришлось попотеть. В ФЗО народу жило больше.
К ликвидации обеих аварий стянули огромное количество людей и техники.
Ещё я встречал такое противопоставление: в ФЗО всё целёхонькое, а в ЧЗО всё растащили. Так-то оно так, да не совсем. В ФЗО осуществляется постоянный контроль. И мародёры всё равно расхищают имущество в домах. Тут, как ни лови, а лихой народ даже пулей от чужого добра не отпугнёшь.
В ЧЗО тоже охраняли. И мародёры не бесчинствовали до распада Союза. А потом всем стало не до Зоны. Так что вопрос сохранности объектов — лишь вопрос обстоятельств более сильных, чем сами аварии.
Между прочим, и через ЧЗО тянется транзитная дорога. Не такая оживлённая, как Шестёрка. Но трафик на ней не даст заскучать. Есть и самосёлы.
Любо-дорого смотреть, как японцы методично возвращают себе землю. Метр за метром. Рекультивируют грунт. Отмывают дома и дороги. Что-то меняют. Заражённое устраняют. Недалёк тот день, когда с этих мест снимут запрет на проживание. И даже очаги в лесах, оставленные на последнюю очередь, не замедлят убрать. Сколько им с таким темпом понадобится до полной ликвидации? Лет десять или пятнадцать. Не думаю, что больше.
И если хорошенько поразмыслить, то серьёзное различие в обеих Зона всего лишь одно. В ЧЗО ликвидацию не довели до конца. А в ФЗО, по всей видимости, это сделают.
— Так! Океан — это, конечно, хорошо, — сказал я, нарушая задумчивое молчание. — Но в нашем распоряжении ещё немало времени. Мы сделали полноценный выход. Осмотреть что-то в городе при свете нам вряд ли удастся. Разве что школу или больницу. Но мы их уже видели в Окуме. Дома тоже не интересны.
Товарищи уже догадались, к чему я клоню, и я не стал тянуть кота за хвост.
— Рискнём подобраться к ФАЭС? – предложил я.
Макс нахмурился и сказал:
— Я бы предпочёл дождаться темноты и вернуться. Наше появление не оставили без внимания. Всё-таки станция близко. Но взглянуть на неё поближе неплохо…
Фил протёр очки и произнёс:
— Можно сходить к ФАЭС, но чует моя пятая точка, что лимит нашей удачи вот-вот иссякнет.
Я был солидарен с Максом и Филом в их опасениях. Но желание приблизиться к ФАЭС было сильно. Пребывая в сомнениях, я рассудил, что есть время обмозговать всё за обедом.
— Ладно. Возвращаемся на набережную. Там пообедаем.
К набережной пробирались тем же путём. Двигались быстро. Я перелез с сомнительного валуна на более надёжный тетрапод. До выхода на набережную совсем чуть-чуть. Вот её передний край, а нам нужен противоположный. Тот, где можно подняться наверх.
Из-за бетонного парапета сначала показалась белая каска, а потом появился и весь человек, облачённый в респиратор и белый защитный костюм.
«Приехали. Теперь точно запал…» — промелькнуло в голове.
Человек приблизился, махнул мне рукой и что-то прокричал. Но за шумом прибоя ничего не было слышно. Так что я махнул ему в ответ, показал на уши и скрестил руки в отрицании. Он призывными жестами стал показывать, чтобы мы выбирались на набережную. Но подняться прямо здесь мы не могли. Слишком высоко. Поэтому я также жестами попытался объяснить, что нам придётся долезть до другого края. Человек показал на волны. Я отмахнулся и указал на сухую поверхность тетраподов. Казалось, он меня понял, и, покивав, объяснил жестами, что будет ждать нас в указанном месте.
Я обернулся к товарищам. Они уже миновали валуны и приблизились ко мне.
— Всё, мужики. Запал, — коротко сказал я.
Фил и Макс только понимающе покивали и уточнили:
— Полиция?
Я пожал плечами:
— Не знаю…
Откуда у нас взялось это дурное спокойствие?
Мы добрались нужного края набережной. Здесь наброска из тетраподов обвалилась, а по склону стекал ручеёк из верхового болота. Болото поросло невысоким камышом. Стоя на склоне, мы попытались разобраться в текущей обстановке. Человек в белом не один. Его напарник стоял у машины и говорил с кем-то по телефону. А сам мужчина выглядывал за парапет, проверяя, где мы. На двери авто красноречиво красовалась уже виденная ранее надпись «SECOM». То есть нас поймала не полиция, а местные ЧОПы. И смех, и грех.
Тут я сообразил, что ещё есть шанс избежать запала. Надо, пригнувшись, пройти по камышу и подняться в лес. Дождаться темноты, вернуться к рюкзакам и уходить к Намиэ. Очень заманчивая возможность. Однако теперь перед нами вырос целый ряд «но».
В отличие от первого дня имел место прямой контакт. Нам недвусмысленно дали понять, что хотят с нами поговорить. Не рабочие, не водители, а охранники. Следовательно, отказ от беседы был бы расценён, как попытка к бегству.
Час или два мы бы имели некоторое преимущество, передвигаясь по лесу. Но к Футабе выйти при свете дня всё равно не сумели бы. Пришлось бы залечь на участке леса, площадью не более гектара. В то же время организуют поиск. Подтянут вертолёт, который уже не даст нам высунуться на открытую местность даже на короткое время. Привлекут полицию и группы быстрого реагирования из охраны ФАЭС. Сформируют поисковые группы, которые за пару часиков найдут нас, как ни прячься.
Что потом? А потом всё будет плохо. С небольшими вариациями, зависящими от воспитанности, национальных особенностей и настроения полицейских. Как правило, подобные попытки поиграть в партизан приводят к печальным результатам.
В нашем случае ситуация осложнялась близостью атомной станции. То есть классифицировать нас, как террористов – плёвое дело. Со всеми вытекающими последствиями.
И ещё в те секунды мы думали не только о своих бесценных тушах. Допрос, пребывание в «обезьяннике», высылка с дальнейшим запретом на въезд и штраф, — не особенно-то и пугали. Как говорится: обидно, досадно, но ладно.
При попытке к бегству нас запросто могли записать на роль русских диверсантов. Как бы это отразилось на отношении японцев к русским? А на отношении России и Японии, как государств? Разумеется, я не имею наглости считать нас за тех, кто реально способен испортить международные отношения. Но чем чёрт не шутит?
А какой спрос с трёх дураков-туристов? В крайнем случае, вышлют домой досрочно. Не заставят же пять лет отрабатывать на рисовых полях.
Всё это мы успели обдумать и обговорить буквально за полминуты. Отряхнулись, поправили одежду и пошли сдаваться.
Мужчина в белом быстро подошёл к нам. Его лицо выдавало сильное волнение. Он заговорил на японском и стал что-то спрашивать. Мы ответили, что не разумеем по-японски. Тогда охранник на ломаном английском спросил: кто мы и что тут делаем. На чуть менее ломаном английском мы объяснили, что, мол, мы туристы и применили священную формулу: «мы здесь просто гуляем». На это последовало пояснение, что здесь нельзя находиться. Мы принялись косить под дураков на полную катушку и прикинулись, будто истолковали запрет только относительно побережья.
При разговоре охранник пару раз указал за наши спины, где находилась ФАЭС и что-то спросил. Мы же игнорировали это, показывали в противоположную сторону и поясняли, что пришли оттуда.
Охранник на смеси английского и японского повторил, что здесь нельзя находиться. Мы извинились, а затем Фил с невинным видом спросил, можем ли мы идти?
Прежде чем ответить, охранник обратился к напарнику, который уже закончил телефонный разговор. Они о чём-то коротко посовещались. Затем мужчина обратился к нам и сказал, что мы должны ждать здесь, так как они вызвали полицию.
— Не прокатило, — усмехнулся Фил.
— А вот и полиция. Оперативно… — протянул Макс.
По дороге трусцой бежал полицейский, а за ним катил автомобиль. Не успели они спуститься к набережной, как на дороге сверху показалась ещё одна машина, и последовала за первой.
Первый наряд подошёл к нам.
Мы поздоровались. Полицейские представились и прежде, чем начать диалог, окинули нас подозрительными и удивлёнными взглядами.
Чтобы внести ясность, я сообщил, что сами мы не местные и являемся туристами. А Фил добавил, что изъясняться умеем только по-английски.
Подоспел второй наряд. Старшим среди них был молодой высокий парень. Он спросил, из какой мы страны. Ответы «Раша» и «Рашен федерейшен» почему-то не внесли ясность. Но когда Фил, ни к кому не обращаясь, в расстройстве обронил: « Блин, да русские мы!», молодой полисмен оживился и спросил: «Россия?» с ударением на «о». Мы энергично закивали в подтверждение его догадки.
Полицейские переглянулись и улыбнулись, как будто теперь им что-то стало понятно. А ЧОПовец аж засмеялся, точно слово «Россия» сразу всё ему объяснило.
Напряжение полицейских и охранников спало. Молодой полисмен достал мобильный телефон, попросив жестом нас подождать. После некоторых манипуляций он поднёс телефон ко рту и что-то сказал, чётко проговаривая слова. Затем подошёл ко мне и показал экран телефона. На нём отображалась просьба на корявом русском языке представиться и объяснить, как мы здесь оказались.
Что ж, идея с переводчиком хороша. Используя короткие предложения, я объяснил, что мы туристы и пришли сюда, чтобы поглазеть на океан. И конечно, не знали, что сюда нельзя заходить. Пришли мы сюда со стороны Футабы.
Полицейские поразились, узнав, что мы топали от Футабы пешком.
Далее они попросили нас показать документы. Мы предъявили заграничные паспорта.
Тем временем подтянулись ещё два наряда. В работу включился начальственного вида полисмен среднего возраста. Он тоже был не в ладах с английским, но уже мог вести беседу. Он распорядился, чтобы с каждым из нас отдельно работали минимум двое. Однако нам не мешали общаться между собой и подходить друг к другу.
Последовала просьба показать, что у нас в подсумках и карманах. Разошлись к машинам и стали раскладывать свои пожитки на багажнике, попутно рассказывая, что и для чего.
Когда полицейский удостоверялся в безопасности той или иной вещи, он говорил «окей, окей» и ждал, пока будет извлечён следующий предмет. А когда он желал узнать, что в другом кармане или подсумке то указывал на него.
Мы послушно выворачивали карманы и тихо радовались, что начало, в общем-то, неплохое. Никто нас мордой в землю не укладывал, против воли не обыскивал. Ясно, что впереди ожидала долгая и обстоятельная беседа в участке. Но хотелось верить в лучшее.
Когда очередь дошла до фотоаппарата, я занервничал. Если станут просматривать и найдут фотки внутри домов… Но этого не произошло. Наверное, решили оставить до участка.
Пока шёл досмотр, добавилось ещё два наряда. Итого, за десять минут на нас собрали шесть нарядов полиции. Неплохо. Вот и подтверждение тому, что вертолёт и облаву в первый день организовали за нами. И, пожалуй, ориентировки разослали. Не думаю, что на случайных туристов вызвали бы сразу шесть нарядов. Максимум три. Ведь ЧОПы нас уже задержали. Мы никуда не дёргались. Или их только сегодня подняли, когда нас обнаружили в Футабе? Впрочем, неважно всё это…
Попутно я рассматривал полицейских. Одеты скромно. Поверх формы то ли разгрузки, то ли очень лёгкие бронежилеты. Из кобур торчат изогнутые рукояти револьверов. На рукаве у одного полицейского забавная повязка с мультяшными совами, а у половины его коллег картонные наплечники с надписью «super police». Не менее забавная эмблема красовалась на дверях автомобилей. На ней был изображён человек, смахивающий на инопланетянина.
Полисмены также с живым интересом оглядывали и обсуждали наше снаряжение. Особенно им понравилось облачение Макса.
Досмотр закончился. Наши паспорта сфотографировали и переписали данные в блокноты.
К работе подключили живого переводчика. Удалённо, через телефон. Мало того, что связь была плохая, и я почти ничего не слышал, так и переводчик, видимо, говорил со словарём. Но я не в претензии. Местные не каждый день ловят русских. Так что и учить русский язык им незачем. Его произношение и необходимость для меня строить максимально простые фразы очень осложняли взаимопонимание. Пока я мучился на пару с переводчиком, Филом и Максом занимались полисмены с переводчиками на мобильниках. И их продуктивность явно была выше. Всё-таки невербальная составляющая кое-что значит в разговоре.
Нас стали спрашивать: как сюда пришли? Зачем? Откуда? Где остальные вещи? Куда направлялись?
Ничего не утаивая, повторяя уже сказанное, пояснили, что пришли со стороны Футабы. От станции Томиока идём пешком. Направляемся в сторону Намиэ и далее в Сендай. Но раз тут нельзя находиться, то мы согласны убыть обратно в Томиоку. А рюкзаки наши остались в Футабе.
Был напрямую задан вопрос: «вы хотели осмотреть зону бедствия?», и мы, не отпираясь, ответили утвердительно.
Затем переводчик несколько раз спросил меня, могу ли я показать, где лежат наши рюкзаки. И ещё он поинтересовался, куда мы бы хотели отправиться дальше? Я ответил, что мы согласны на Томиоку. Участки-то, поди, у них везде одинаковые. Несколько раз звучал вопрос: «Где этот дом?», на который я настойчиво отвечал, что не понимаю, о каком доме идёт речь. Вдруг, спрашивали про то, заходили мы в дома или нет?
Затем я указал на карте место, где лежали рюкзаки. Нас рассадили по разным автомобилям, и мы направились к указанному месту. Когда приехали, и я повёл всех к сауне, то вспомнил утренние рассуждения. Нам и за сауну достанется. Частная собственность и все дела. Но это явно лучше, чем дом.
Полицейские всполошились, когда увидели, как я вытаскивал рюкзаки из сауны. Они попросили их вернуть туда. Засняли рюкзаки и нас на фоне сауны. Нам это очень не понравилось, но ничего не поделаешь.
Нами занимались только четверо, а остальные осматривали снаружи дом, в котором мы ночевали. Кто-то спросил, заходили ли мы внутрь. Я сказал, что нет.
Нас очень выручила палатка Фила. Она стала доказательством того, что мы якобы не ночевали в домах. После того, как полисмены увидели её, вопросы про «где этот дом?» прекратились.
Потом нас попросили показать, как дошли до океана. Мы проехали по некоторым улицам, и я показывал, где и как мы проходили. Я просто указывал улицы, не желая вдаваться в конкретику. Заодно спрашивал, указывая на рабочих, можно ли здесь находиться? Получая в ответ «нет», я изображал удивление и говорил, что ведь тут так много людей. На что мне отвечали, что это рабочие и служащие. И им можно. Также можно проезжать Зону транзитом, а пешком или на велосипеде нельзя.
Когда выехали на Шестёрку, старший попросил указать место, где перешли трассу. Он кивнул на перекрытый съезд, и спросил, там ли мы перешли? Он хитро улыбался. И я сообразил: он хочет получить подтверждение того, что мы намеренно пересекли заграждение. Тогда я привёл полицейских к «тайному» пути под трассой. И добавил, что мы не ходили, где были заграждения. Глаза-то у нас есть. Нельзя и нельзя.
Старший изумился и немного огорчился. Нас снова распределили по машинам, и поехали в сторону Томиоки. Для виду я спросил, успеем ли на поезд из Томиоки? На что начальник, взглянув на часы, кивнул. Лукавил, как пить дать. Везли нас не на поезд…
За окном сменяли друг друга пейзажи ранней весны и картины бурной хозяйственной деятельности. Вдоль Шестёрки кипела работа. Так и не поймёшь, что проезжаешь по Зоне.
Самое время обдумать, как вести себя дальше. Но в голову полезла лирика на тему: «Ах если б мы вернулись вечером в Футабу? Могли бы уберечься от запала?»
Ясное дело, что могли. Если б лежали весь день в схроне, как тюлени. Но какой смысл в таком рейде? Ещё в первый день мы всё высказали по этому поводу.
И пусть не попались бы до самого выхода из Зоны. Нас всё равно бы ждали в Намиэ. Или я надеялся, что это неправда? Держи карман шире! Они собрали шесть нарядов полиции за четверть часа! Плюс патруль ЧОПов. На станции, наверное, всё бы происходило более скромно и с меньшими силами. Вот и всё отличие.
Ещё одна идея, пришедшая на ум в третий день рейда: облачиться в белые защитные костюмы, раздобыть каски и попробовать притвориться ликвидаторами. Вроде классная мысль. Однако, в ней много изъянов. Не зная структуры и порядка работы здешних служб, мы запросто выдали бы себя ошибочными действиями. К тому же отсутствие автомобиля тоже быстро выделило нас из общей массы. Все бригады и специалисты обеспечены транспортом. И самый острый вопрос – каков исход в случае запала? Как отнесётся полиция к таким ряженым? Поэтому тем, кто вздумает поиграть в переодевание, стоит хорошенько просчитать возможные последствия. Так как сойти за наивных путешественников уже не получится…
Чего ж я недоволен?
Трудно было признаться себе, что просто обидно. Несмотря на отличный рейд. Несмотря на то, что пройден почти весь маршрут. А недобитые пять километров по сути не имеют значения. Там такая же полуживая территория, что и в Томиоке. И всё равно мой внутренний перфекционист негодовал. Уж вроде за десять лет должен был привыкнуть к запалам, но нет… Всё ему неймётся…
Путь, который мы прошагали за пять дней, проехали за сорок минут.
Томиока. Знакомый перекрёсток. А справа участок. Включился поворотник. Его мягкие щелчки отсчитывали секунды до нового эпизода сегодняшнего дня. Машина повернула налево, к станции…
Я недоумевал: «Как так? Что за прикол?! Нас отпустят?!»
Машина остановилась. Старший махнул рукой на здание вокзала и сказал «Томиока!».
Я только обалдело угукнул и вылез наружу.
Макс и Фил выгружались с не менее ошарашенным видом. Видя наше недоумение, старший пояснил, что все дела с нами окончены, и мы можем ехать. Придя в себя, мы горячо извинились за беспокойство, поблагодарили и, подхватив рюкзаки, заспешили на станцию. Полицейские не устраивали долгих и эмоциональных прощаний. Ещё до того, как мы вошли в павильон с кассами, они уехали.
У каждого из нас на лице читался вопрос: «Что это было?»
До поезда оставалось сорок минут. Мы купили билеты и вышли на платформу.
— Охренеть! — выразил общее настроение Фил.
— Да, это было неожиданно, — согласился Макс.
— Парни, давайте обсуждение оставим до поезда. Понимаю, что эмоции распирают. Вот сядем, и у нас будет целый час для обсуждения, — сказал я.
К платформе подошёл поезд. Из него вышла группа молодых людей, предводимая пожилым мужчиной, и съёмочная группа. И немало других пассажиров. Видимо, приехали к завтрашней годовщине аварии на ФАЭС.
А мы уже прощались с Зоной. До сегодняшнего дня нам везло. И только накануне годовщины пришлось закончить рейд. Похоже, завтра гости вроде нас будут здесь лишними…
