В музей истории Уралмашзавода, что находится на бульваре Культуры 3, в здание бывшего ДК «Уралмаш» , я попала случайно.

Посетив выставку первого индустриального биенналле современного искусства, под привлекательным названием «коммунальный авангард», что расположилась в правой части здания «ДК Уралмаш», ныне Центра культуры «Орджоникидзевский», мне захотелось заглянуть и в его левую часть – музей истории. Вот так и получилось, что на противоположных концах одного здания, вместе сошлись – история и современность. Прошлое и настоящее.
Оказалось, что музей истории Уралмашзавода уже более двух лет закрыт для посетителей. По причине не соответствия левой части здания (где расположен музей) пожарным, санитарным и иным техническим характеристикам. И вывеска у входа, указывающая время работы музея — всего лишь номинальный объект, уже сам ставший достоянием истории. Так уж суждено, но в России историю принято забывать. Это относится не только к большевикам, сбросившим историю «с парохода современности», но и к самой современности. «Исправьте общество – и болезней не будет» — звучит классическая формула, ради которой мы до сих пор готовы разрушать и забывать.
И стоят, будто немые, залы экспозиции, впиваясь своими прямоугольными очами в собственные отражения, читающие сами себя. Как призраки, ушедшего в небытие коммунизма, маячат портреты ударников Уралмашзавода, разместившись на полу. Словно невиданные растения тянутся навстречу свету — шеи станков и экскаваторов, подъемных кранов. Все они – уменьшенные братья заводских гигантов, еще не доросших, в связи со строжайшим дефицитом источника света, до своих заводских собратьев.
И красная табличка, прибитая к стене музейной экспозиции, будто немой укор или мольба к случайному посетителю музея: «Как бы мы не относились к прошлому, это наша история…»

Экспозиция музея все же посещается. Но кем? Специалистами, бывшими рабочими, навещающими «родной Уралмаш», и наконец, иностранными делегациями. Для последних – экстренно производится влажная уборка помещений (от пыли), убираются посуда и различные емкости, которые стоят прямо на экспозиционных столах для сбора вешних вод, ежедневно капающих с небес, сквозь прорехи потолочных сводов! Невольно приходишь к выводу, что экспозиция нужна не нам землякам, а интересующимся «заморской» историей иностранцам!
А ведь история Уралмашзавода — не только история техники, это, прежде всего, история судеб нескольких поколений людей, отдавших свою жизнь во имя славы Уралмашзавода. Это история наших родителей, бабушек и дедушек, и просто наших земляков – каждый из которых — «свидетельство и свидетели» величайшего трагизма человеческой истории.
Таким «живым свидетельством» является и экспозиция музея. За многочисленными приказами, постановлениями, телеграммами, фотографиями, предметами быта и орудий труда первостроителей завода, памятными подарками глав союзных государств, макетами, копиями станков и машин, портретами ударников и директоров завода, листками заводской газеты 30-х г.г. «За тяжелое машиностроение», сатирическими листами стенда «Под башмак экскаватора» — живые жизни, мысли и чувства наших сограждан. Здесь, — говоря словами авторов книги «Неизвестный уралмаш», — «само время говорит голосами очевидцев событий, тех, кто сам творил историю…» Когда перед вами открывается «многоголосное документально – очерковое повествование… вы сами имеете возможность услышать эти разные голоса, сопоставить документы, оценить, наконец, насколько прогрессивно меняется наше сознание в наш технократический век».
Но, мне могут возразить, что все вышеперечисленных «живых свидетельств» вполне хватает в любом другом музее. Поэтому, мне хочется задать вопрос и сразу же ответить на него: чем же так уникален Уралмаш, а вместе ним и музей Уралмашзавода? Прежде всего, тем, что фонды музея посвящены периоду городской советской истории второй половины 20-х 20 века, апогей которой приходится на 70-е годы.
Советское время — время противоречивое — тем и уникальное. А музей Уралмашзавода уникален в двойне, еще и потому, что в Екатеринбурге не существует в чистом виде музея, посвященного советскому периоду истории, изучение которого становится все более и более востребованным в силу его забывания, растворения в историческом прошлом нашего народа.
Сохранить эти застывшие в вечности крупицы советской истории – обязанность нас как потомков. Вот, что пишут об этом авторы книги «Неизвестный Уралмаш» С.Агеев и Ю.Бриль: «Уралмаш жил как жила страна, но в силу его масштабности все, что происходило в стране – здесь обретало крайнюю степень. Если ударный труд, то до грани безумия. Если репрессии — то до поголовного истребления руководящего состава. «Отец заводов и фабрик» — Уралмаш представлялся кремлевским лидерам просторным полигоном для испытания политических технологий. Здесь накапливался опыт борьбы с иностранными специалистами, выявления чуждых элементов, внедрения в умы социалистического сознания. И здесь же на Уралмаше, рождалась смелая техническая мысль, новые технологии. Здесь зародились многие инициативы, отрабатывались новые формы организации труда и затем тиражировались по стране, экспортировались в братские страны. Про Уралмаш часто говорили «впервые в стране», «впервые в мире». В сущности, история Уралмаша – это история страны…»

Даже пятнадцати — минутное пребывание в залах музея Уралмашзавода у любого посетителя, способно «вызвать слезу», заставить содрогнуться, или стихийно испытать гордость «за своих». Здесь может поразить общность судеб людей, запечатленных на этих стенах. И не важно, кто здесь представлен: безвестный строитель или гениальный инженер – всюду крайняя степень человеческого существования, доведенная до грани перенапряжения физических и душевных сил, всюду – «маска красной смерти», накрывшая «врага народа», а значит «читай» самых гениальных инженеров, талантливых рабочих. С одной стороны, громкие имена инженеров, конструкторов, рабочих, директоров, а с другой — безликая масса первостроителей уралмаша, но над всеми ими — трагическая смерть или забвение истории.
Обратимся к музейной экспозиции. Перед нами орудия труда первостроителей Уралмаша. Среди них топор, да пила «двуручка». С помощью этого нехитрого инструмента рабочие выкорчевывали пни, жгли сучья, очищали площадку под строительство завода.

Уралмаш строился на голом месте, т.е. в лесу, недалеко от озера Шувакиш, к северо-западу от Свердловска. На старых фотографиях запечатлены деревенские мужики, обутые в лапти, в посконных рубахах, с топорами, лопатами, грабарками. Именно благодаря их упорному труду всего за пять лет был построен один из крупнейших в мире заводов тяжелого машиностроения. Помимо населения уральской области, на стройке работали вербовщики из Центрального Черноземья, Поволжья. Люди различных национальностей: украинцы, татары, русские, немцы, зыряне, цыгане. Многие из них приезжали из разоренных голодом, войной и начавшейся коллективизацией деревень, чтобы жить и работать за скудный паек.
Для ускорения темпов строительства завода, была объявлена специальная акция, проходившая под лозунгом «На штурм!». Тогда рабочие работали по 12-14 часов, чтоб до наступления холодов закончить все необходимые земляные работы.
Строительство Уралмаша велось необычным дотоле способом: производственное оборудование монтировалось одновременно с возведением цеховых корпусов. Для монтажа оборудования, в виду отсутствия кранов, использовались традиционные катки и рычаги. Центральная печать взахлеб описывала новшества строителей Уралмаша, и рекомендовала внедрять их повсюду для ускорения пуска новых предприятий.
Это позволило вводить основное производство в эксплуатацию, в установленные правительством, фантастические сроки. 15 июля 1928 года – в 9-ую годовщину освобождения Урала от Колчака, уже состоялась закладка завода, притом, что строительство началось лишь во второй половине 1926 года. Во время демонстрации в 30-м году специально подожгли мусор в недостроенных мартеновских печах, чтобы сказать: «Уралмаш уже дымит!» Открытие завода состоялось спустя пять лет после закладки завода, 15 июля 1933 года, в 14-ю годовщину освобождения Урала от Колчака.
Кроме того, по мере возведения завода, самостоятельно решался огромный ряд проблем, связанный с нуждами строительства. Это называлось решать вопросы «хозяйственным методом», т.е. своими силами. Одновременно с Уралмашем, строится лесопильный, кирпичный завод, сооружаются каменоломни, осваивается добыча песка из песчаных карьеров, строятся питьевые и промышленные водопроводы, бурятся скважины, возводятся новые дома, магазины, столовые, создаются подсобные хозяйства. Таким образом, строился не завод, а целое государство в государстве.
Улицу Машиностроителей начали прокладывать сразу, после того, как была прорублена первая просека в лесу. Ее история берет начало с рабочего поселка, возникшего в 1927 году. Рабочий поселок представлял собой скопище наскоро сколоченных бараков вблизи стройплощадки завода.
Жилье в поселке распределялось по классовому принципу – чернорабочим – бараки. Инженерам и квалифицированным рабочим – комнаты и квартиры сначала в деревянных двухэтажных домах, затем кирпичных. Бараки представляли собой длинные деревянные сараи с окнами. Семьи отделялись друг от друга ситцевыми занавесками. Спали на деревянных нарах, 2-х и 3-х этажных. Мебели не было никакой. Вместо вешалок – вбитые гвозди. Отопление – печное. Удобства – в будках, во дворе. Рядом с землянкой ставили сарайчик для лошади-кормилицы и навес, под которым хранилась тележка. С помощью такой техники, во время строительства завода, переместили десятки тысяч кубометров грунта, вели строительство дороги, которая связывала Уралмашзавод с городом. Это дорогу, вырубленную просекой от нынешнего кольца на площади Первой пятилетки до проспекта Космонавтов, строили 11 месяцев вручную, из булыжников деревенские бабы –«камнебойки».
В экспозиции музея мы можем видеть фрагмент жилой комнаты начала 30-х гг, в которой мог жить простой рабочий.

Такие рабочие проживали в 30-х г.г. на улицах Индустрии и Стахановской, где появились первые каркасно-засыпные дома. Срок службы таких домов был рассчитан на 20-25 лет, а массовый их снос начался только в 70-е годы и не закончился поныне. Их каркас делался из толстого бруса, стены из двойных деревянных щитов, между которыми насыпался опил и известь. Собирались они с помощью ручного крана «журавля». Здесь была канализация и водопровод. Квартиры в этих домах были коммунальными. В 1931 году в 8ми таких домах по 12 квартир в каждом жило 400 семей.

Обстановка комнаты, как мы видим, самая бедная: железная кровать, тумбочка. На стене – афиша о предстоящем культурном событии в рабочем клубе им. Сталина: «Общество Друг детей в пользу школьной зимней оздоровительной кампании и силами лучших артистов оперного театра им. Луначарского …устраивает концерт… Верхнее платье и галоши снимать обязательно».

Рядом любовно вышитый крестиком портрет Ленина на стене.

Вот и все скудные свидетельства духовной жизни ее обитателей.
Такой была жизнь масс – первостроителей Уралмаша.
Но, если мы перейдем к планшетам, висящим на противоположной стене, посвященным жизни инженерного и руководящего состава завода, мы увидим, что за относительно налаженной бытовой жизнью, созидательным и цельным трудом, мощной реализацией творческого потенциала — разбитые судьбы и жизни: директоров Уралмашзавода – Банникова А.П., Беленького И.С., Владимирова Л.С; главного проектировщика и инженера завода Гассельблата В.А.; главного инженера уралмашзавода Фидлера В.Ф.; Патрушева Д.А. начальника проектно-монтажной группы, руководителя строительства кузнечно-прессового цеха; Генрих Затлера – иноспециалиста и старшего конструктора, ответственного технического руководителя группы по проектированию прокатных станов и многих других.
Каждый из них объявлен «врагом народа», многие были расстреляны или погибли в лагерях. Страх, который поселился на Уралмаше, начиная с ареста директора Уралмашзавода А. П. Банникова, в апреле 1932 года в Москве, не мог не влиять на качество работы.

Но, не смотря на это, многие проектанты, подобно романтику Гассельбанту, верили, что благодаря их труду: «развеются тучи над угрюмым Уралом, встрепенется он богатый и сильный, откроет свою мощную каменную грудь и, взмахнув своими железными крыльями, неудержимо полетит вперед».
Архитектор по промышленному строительству Рейшер М.В. в своих воспоминаниях рассказывает: «Это было трудное время, но вспоминаю о нем с радостью. Наверное, были молоды, а может быть, делали великое дело – строили завод, которому не было равных».
Несколько особняком стоят судьбы двух Николаев, двух героев, знаменитых уралмашевцев – Николая Елизарова (Цзянь Цзинго) и Николая Кузнецова.

Николай Елизаров — сын президента Китая Чан Кайши, ярый революционер, приехал в СССР, в 1923 году, в качестве официального представителя президента Китая Сунь Ятсена.
Здесь состоялось его знакомство с видными деятелями советской партии Лениным, Свердловым, Елизаровыми, Авербахом, Троцким и Бухариным. С 1925 года он поселяется в Москве, в семье сестры Ленина – Анны Ильиничны Елизаровой – Ульяновой.
Высокие связи Цзянь Цзинго с руководством Китая используются советским правительством во внешней политике: с 1927 года начинается подготовка вооруженного восстания в Шанхае с целью создания советского правительства и китайской Красной армии. Восстание были подавлено Чан Кайши. В результате Цзянь Цзинго оказывается перед выбором: остаться в Москве, быть обласканным советским правительством и работать на него, тем самым публично отказаться от отца и либо стать трусом, и предателем вернуться на Родину. Он выбирает первое, принимает фамилию Елизаровых. Имя Николай заимствует из псевдонима В.И. Ульянова – Николай Ленин. А отчество взял от настоящего имени В.И. Ленина. Он оканчивает университет трудящихся Востока, Военно-политическую академию, аспирантуру Ленинской школы.
В 1932 году был разжалован советской властью, понижен в должности и отправлен на Уралмаш, где работал в качестве помощника начальника механического цеха № 1. В этом цехе, он был организатором социалистического соревнования, за что был награжден именными часами. Затем, работал редактором газеты «За тяжелое машиностроение» бок о бок с Авербахом (бывшим генеральным секретарем РАПП) тоже разжалованным на Уралмаш. Только в декабре 1937 года Елизарову чудом удалось избежать репрессий и вернуться на родину, где он становится президентом республики Тайвань. Его жена – станочница Уралмаша — Фаина Ипатьевна Вохрева приняла новое имя Цзян Фанлян (фан – означает правильная, лян – добродетельная, цзян – родовой иероглиф), а Цзян Цзинго получил прозвище «Цзян голубое небо» за неподкупность, унаследованную от советского воспитания.


Война создала еще одну легенду Уралмашзавода – разведчика Николая Кузнецова. Этот человек явился прообразом советского Штирлица. Но, Николай превосходил всякие образцы, потому что был настоящим. Судьба его, как и судьба всех наших героев, трагична.
В 1935 году Кузнецов устроился работать на Уралмашзавод в конструкторский отдел УЗТМ. Одновременно Николай работал и переводчиком, а также доглядчиком за немецкими специалистами, так как незаурядные способности Кузнецова (он владел
5-6ю диалектами немецкого языка, изученными им самостоятельно, по-русски мог говорить с чистейшим немецким акцентом) были мгновенно оценены местным партийным руководством.
В экспозиции музея представлен фрагмент комнаты конструкторского отдела 30х гг, за которым мог сидеть Н.Кузнецов, личные вещи Н.Кузнецова: портфель и перчатки, подаренные ему иноспециалистом Бэром, в бытность его работы на УЗТМ.
Позже, Николай работал в Москве, в службе безопасности под секретной кличкой «колонист». Наряду с Рихардом Зорге, Кузнецов далеко не последнюю роль сыграл в получении информации о готовящемся нападении Германии на СССР. 25 августа
1942 года, с группой десантников, Николай высадился под Ровно. Воспоминания о первой, ставшей впоследствии роковой для Н. Кузнецова операции, запечатлены на фотографиях, где мы видим Н.Кузнецова, его боевую соратницу Валю Довгер, особняк в Ровно, где располагалась резиденция наместника Гитлера, гауляйтера Украины, Эриха Коха.

С 20 сентября 1943 по 10 февраля 1944 года Николай уничтожил особо важных немецких военных: руководителя главного отдела финансов рейсхкомиссариата Адольфа Винтера; командующего особыми войсками на Украине генерала фон Ильгена; рейсхкомиссара по судебным делам, сенатпрезидента Альфреда Функа; губернатора Талиции доктора Бауэра и его секретаря доктора Шнейдера; немецкого офицера Кантера; подполковника авиации Петерса. За это он был представлен к званию героя советского союза.
Николай погиб в 1944 году в схватке с националистами, подорвав себя ручной гранатой. Его подвиги остались бы неизвестными, если бы не деятельность двух боевых товарищей Николая, по крупицам восстановивших информацию, обеспечившую должную славу герою.

В годы войны Уралмаш прославил себя, выпуская следующие виды военной техники: литые самоходные гаубицы и установки СУ -122, СУ -85, СУ-100, Д-1, танки Т-34, КВ-1, бронекорпуса для танков, башен и самоходок. Военное оборудование проектировалось и выпускалось в кратчайшие сроки благодаря титаническим усилиям специалистов УЗТМ. Так например, уже в сентябре 1941 года были освоены новые технологии производства военного оборудования: литье башен для танков КВ (до этого изделия выпускались из катанного металла) , что явилось заслугой специалистов Ю.И. Шкабатура, К.М. Зверева, И.С. Кватера. А в апреле 1942 года, благодаря проекту Горлицкого Л.И., был освоен новый метод – штамповки. В 1943 году благодаря деятельности двух талантливых инженеров Василевского Павла Фадеевича и Шкабатуры Юрия Павловича были применены и внедрены в производство методы кокильного литья, которое не только увеличило объем производства танков, но и позволяло намного быстрее получить необходимые для производства детали, т. к. исключала их просушку.
К 1943 году Уралмашзавод обеспечивал броней все окружные заводы: Кировский завод (Челябинский), Уралвагонзавод, Красное Сормово.
В музее Уралмашзавода хранятся образцы брони, выпускавшейся на УЗТМ.

Уже в первые годы войны броню удалось делать настолько мощной, что танк КВ-1, производство которого было налажено в 1942 году, не всегда мог преодолевать крутые склоны из-за своей тяжести. Впоследствии, эта проблема была решена, когда появились более маневренные СУ-122, проявившие себя в легендарном сражении у деревни Прохоровки на Курской дуге.
Огромную известность в стране получили именные танки, которые граждане покупали на свои личные средства. Названия им давали те, кто их покупал. Первый танк купили артисты театра музыкальной комедии Маренич и Емельянова, он получил название «Артист музкомедии». Второй танк, под названием «подарок сыну» купила семья Черемискиных из Сысертского района, Свердловской области для своего сына, сражающегося на фронте. 32 машины (танковую колонну) купила артель золотоискателей – старообрядцев из Березовского. На башнях танков были начертаны кресты и написано: «С нами Бог!». Были и другие названия: «Боевая подруга», «Иван Сусанин», «Комсомолец Уралмаша». Всего было продано 55 таких машин.

Уже в 1941 году рабочий день на УЗТМ длился 12 часов, плюс обеденный перерыв, т.е. с 8 утра и до 9 вечера, после которых следовали два часа обязательных сверхурочных работ, затем два часа необязательных сверхурочных работ, «затем трудились столько, сколько нужно». В результате на сон оставалось по 3-4, а то и меньше часов. Поэтому, чтобы не терять времени и силы на хождения домой, спали тут же у станков». Рабочее время постоянно корректировалось телеграммами свыше, лично от Сталина. Вот текст одной из них от 17 сентября 1941 года, который хранится в музее Уралмашзавода: «Прошу вас честно и в срок выполнять заказы по поставке корпусов для танка по Челябинскому тракторному заводу тчк. Сейчас я прошу и надеюсь, что вы исполните долг перед родиной тчк. Если через несколько дней вы окажетесь нарушителями своего долга перед родиной, начну вас громить как преступников пренебрегающих честью и интересами своей родины тчк. Нельзя терпеть, чтобы наши войска страдали на фронте от недостатка танков, а вы в далеком тылу прохлаждались и бездельничали» Такие телеграммы приводили к постоянному увеличению продолжительности рабочего дня сначала на 16 официальных часов, затем на 18.
И с осени же 1941 года люди стали голодать. Нормы отпуска продуктов не покрывали затрат организма на тяжелую физическую работу. У многих началась дистрофия, отмечались случаи дистрофии 2 степени, цинги. С 1942 года по линии трудового комиссариата в трудармию были мобилизованы жители среднеазиатских республик. На завод их было отправлено около 15 тысяч человек. Смертность среди них была очень высокой. Люди умирали у станков, а на утро их трупы сжигали в мартеновских печах.
Для скрепления формовочных песков, применявшихся для изготовления военного оборудования, использовались пищевые продукты: картофельный крахмал, патока из свеклы, ржаная мука. Для смазывания алюминиевых лопастей самолетов использовалось растительное конопляное и хлопковое масло. Они содержались в специальных котлах огромного размера, но страдавшие от голода люди, стремились найти всевозможные лазейки, чтоб добыть эти продукты. В один из котлов со сладкой патокой, бросился и на смерть прилип один узбек, в масло постоянно подкидывали дохлых крыс, чтобы люди его не воровали.
В экспозиции музея имеется фотография, сделанная в день Победы, 9 мая 1945 года. На ней сфотографированы две рабочие смены, встреченные фотографом на проходной. Это люди, уже получили долгожданную весть о победе, но их лица безрадостны, ибо нет сил для радости. Уставшие от тяжелого физического труда, изнуренные, они застыли в черно-белой вечности в ожидании того, «что было и что будет»…
Это всего лишь несколько страниц из жизни завода, было много и других…светлых и радостных, грустных и печальных. Какой бы мрачной не казалась наша советская история — это история нашей семьи и нашего народа, поэтому мы не имеем права забывать и осуждать ее. «Как бы мы не относились к прошлому, это наша история…»

Фото: автора.
Предметы и фотографии из фондов музея Уралмашзавода.
Литература: книга «Неизвестный Уралмашзавод»