Эгез, Aigueze
Мой рейтинг — 8/10
Существует целая россыпь русских вариантов произношения этого города. Остановлюсь на том, что дает Google – Эгез (хотя мне этот перевод видится несколько фривольным). 44°18'9"4°33'25" — паркинг. Также как Балазюк входит в список самых красивых деревень Франции.
Деревня расположена на высоте 300-400м от уровня реки Ардеш и фактически нависает над ней. Сейчас здесь официально зарегистрировано 225 жителей.
Интересно, что большинство деревень региона относятся ко времени возвышения графа Тулузы. В Эгез он естественно также заглянул, но к своему удивлению обнаружил там не убогое крестьянское поселение, а вполне дееспособную крепость. Эгез — это тот редкий случай, когда графа опередил даже не Карл Великий, а один из его предшественников мажордом Карл Мартель (где-то середина VIII века). Завершив первое в истории Франции изгнание арабов, этот дальновидный человек предпринял все возможное для предотвращения их повторного появления на родной земле. Ему очень приглянулось местечко, с которого десятком хороших камней можно было в разы уменьшить поголовье узурпаторов, и он велел основать на краю обрыва крепость. Так появился Эгез.
С тулузских времен в городе осталась Башня Сарацин (XI века), пристроенная к ней в XIII веке Круглая башня, а также колодец, вырубленный в известняке на случай длительной осады.
Бурная история города очень схожа с историей Везон-ла-Ромен (см. главу Везон-ла-Ромен) и многих других городов и деревень этих мест (и было бы странно, будь оно иначе). Если коротко, то весь XII век церковь делила с графом Тулузы этот лакомый кусок Прованса.
Святые люди ежеконфликтно крепко получали по макушкам своих церквей от графа, однако с Божьей помощью к концу 1229 года, вырезав и поджарив на кострах около миллиона человек, доказали «чьи в лесу шишки». Сеньоры Эгеза были вассалами графа Тулузы и, как легко догадаться, простенькой епитимьей дело не обошлось.
Давеча на дворню барин гневались,
Лютовали так, что тучи строились.
Мужики-то поркою отделались,
А вот девки к худшему готовились!
Хлебнув лиха, городишко начал было приходить в себя, но в 1337 году подоспела Столетняя Война. По Эгезу, как по ковровой дорожке Каннского фестиваля, начали своё разнузданное дефиле солдаты, дезертиры, разношерстные бандиты и прочая нечисть. В довершении к войне во всем регионе разразился страшный голод , а за ним последовала эпидемия чумы.
Как бы странно это ни прозвучало, но у народа накопилось достаточно много вопросов к власти. Первые такие вопросы (отрубанием голов феодалов и сожжением их замков) были заданы в Нормандии в 1356 году. Затем любопытство перекинулось на юг и к 1382 году вылилось в крупное народное восстание. Его назвали восстанием тушенов (touchins – лесные люди). То, что началось как борьба против деспотизма, очень быстро вылилось в тривиальное мародерство. Толпы народа уходили в леса, объединялись в банды и жгли ни в чем не повинные города и деревни. Особенно изощренной местью господам считалось изнасиловать (а лучше ни единожды) их жен. Ну а как еще сообщить всем, что ты крайне негодуешь по поводу внешней и внутренней политики государства?! Не минула чаша сия и Эгез. 14 месяцев замок находился в руках тушенов, пока наконец не произошло объединение королевских войск, местных баронов и даже городского населения против заигравшихся головорезов. Замок был взят штурмом, и ответ со стороны власти на поставленные вопросы оказался предельно ясным и жестким. С особо интересующихся была живьем содрана кожа, активно вопрошающие были разорваны лошадьми, а праздно любопытствующие просто лишились конечностей. Эгез же сровняли с лицом земли, а замок сожгли в назидание потокам. Дошло до того, что к началу XV века из 500 семей, проживавших в Эгезе, в развалинах города осталось жить только 9.
Лишь к концу XV века Эгезу удалось хоть как-то восстановить поголовье жителей. И снова на восстановление городу было дано около века, чтобы зализать раны и привести хозяйство в порядок. В середине XVI века Бог снова вспомнил о своих на время забытых неразумных чадах. Сбрасыванием в колодец около 90 священников, началась вторая религиозная война, коих случится еще шесть. Около 30 лет католики резали протестантов, протестанты не оставались в долгу, а пассивные наблюдатели тщетно пытались выжить.
Пика своего развития Эгез достигает к середине XIX века, когда в деревне открывается шелкопрядильная фабрика, а количество жителей переваливает за 7 сотен. К настоящему времени благодаря помощи архиепископа Руана (1910-1915 годы), который родился в этих краях, Егез снова в строю и снова чертовски хорош.
В самом центре древни, в десятке шагов от перекрестка Rue du Moulin и La Grand Rue есть один весьма примечательный домик. Мало того, что само здание, выполненное в стиле ренессанс, выделяется на фоне прочих, так в нем еще и проживает весьма необычная личность. Скульптор Robert de Wittesbach de Traxel (я не решусь написать это по-русски) прожил на этом свете уже почти 100 лет и до сих пор является местной легендой. Я понимаю, это странное сочетание заковыристых букв вызовет трепет только у самых оголтелых любителей истории (мне лично оно ничего не сказало). А как насчет имени Людвиг Баварский – «Король-Лебедь», «Сказочный Король» или просто Людвиг II Отто Фридрих Вильгельм Баварский из династии Виттельсбахов? Знакомо?! Так вот, местный Роберт (да простит он меня за фамильярность) — потомок того самого первого и последнего короля — РОМАНТИКА в истории далеко не романтической земли Баварии. Кстати, фасад здания украшен его довольно своеобразными скульптурами.
Еще одной фишкой Эгеза является мемориальная доска в честь Оноре Агрефу – изобретателя пастиса. Висит она на здании одного из ресторанов Эгеза (я забыл название улицы, но внутри деревушки только одно кафе и два ресторана, которые находятся друг напротив друга).
В ней нет ничего необычного, за исключением того, что этот человек не имеет никакого отношения к столь любимому нацией напитку. Во французских сетях даже разгорелась нешуточная полемика по этому поводу с приведением жесткой доказательной базы и многостраничными возмущениями на тему некомпетентности. На критику в свой адрес мэр города официально сообщил, что ему прекрасно известен изобретатель пастиса, ему глубоко льстит осведомленность компатриотов, и он нисколько не сожалеет о случившимся. Табличку на стене он назвал местной шуткой и отказался снимать, поскольку судя по тональности спора, шутка удалась, а значит еще больше людей приедет взглянуть еще и на эту диковину.
Говорят, что осмотрев деревушку, нужно спуститься на речной пляж, откуда открывается прекрасный вид на деревню и на виноградники Кот-дю-Рон. Лень-мачеха не позволила нам сделать этого. Вместо «вниз-вниз» мы вышли из деревни и немного поднялись «вверх-вверх». Уж не знаю, какие виды открываются с реки, но на небольшом холмике захотелось остаться навсегда и посвятить свою никчёмную жизнь созерцанию и осознанию прекрасного.
Ну а еще лучше — поставить в том самом месте небольшую шатошку, завести с десяток работящих «пейзан», справить небольшую «эглизку» и пригреть пару-тройку сопливых, но неглупых «кузенок» (исключительно для услады взора!), чтобы та самая никчемная жизнь стала еще более никчемной от невозможности сдвинуться с комфортной террасы даже в случае начала новой Столетней Войны.
Вообще говоря, я поймал себя на мысли, что к середине путешествия у меня стали заканчиваться эпитеты, а глупая улыбка какого-то наивного, детского восторга, похоже обрела постоянную прописку на моей обычно чем-то недовольной физиономии. Эгез оказался не тем городишком, который собирался что-то изменить в общей картине путешествия.
Очаровательная декорация к фильму про хорошеньких мамзелек, их преданных рыцарей и горстку редкостных негодяев. Все под звон шпаг, чмоканье пухлых губок и воплей «Умри же, каналья!».
Кто-то решил придать выражению «каменные джунгли» негативный оттенок, хотя, скорее всего, не имел ничего против камня и джунглей в отдельности. Эгез — это сказочные каменные джунгли, состоящие из узких петляющих булыжных мостовых, кривеньких стен, увитых плющом, арок, переползающих через матюфастенькие улочки и побитых временем домов. Его воздух насквозь пропитан ароматом бесконечности, но в нем нет усталости от жизни, лишь гордость за прожитые столетия и собственную красоту.
